постараюсь…
– Да. Если в Договоре не оговорено конкретно то, или иное, трудно ждать его пунктуального и точного выполнения.
– Вижу, профессиональный политик… Или правитель – из тебя выйдет отличный! И готов даже помочь тебе в этом. Если…
– Если я откажу в моей защите твоему внуку?
– Да.
– Нет, уважаемый Дорвонн. Я не откажу. Внук твой мне понравился. И с получением собственного престола я как-нибудь и сам справлюсь. Да и слово Конана – это слово Конана!
– Я должен в очередной раз высказать своё уважение тебе, Конан-киммериец. Собственно, это была лишь небольшая проверка. Поскольку я тоже никогда не отступаю от раз данного слова!
Так вот: подтверждаю, что ни я, ни кто-либо из моих слуг или приближённых никогда не будет пытаться нанести вред, или убить моего… незаконнорожденного внука Улюкена!
Показалось ли Конану, или при упоминании имени внука в голосе Наместника всё-таки прорезалась некая гордость и теплота?! Если так, то Улюкен – в полном порядке!
Расставались высокие договорившиеся стороны в полном взаимопонимании, и с уверениями в почтении и уважении. И с пожеланиями всяческих благ.
До озера Бирсакельмес Конан добрался за пять дней. Поскольку слово – словом, а и кое-какие меры предосторожности не помешают. Ему совсем не нужно было, чтоб его выследили по следам, или увидали сверху.
По поверхности воды, крошечными барашками набегавшей на пологий берег под ветвями могучей плакучей ивы Конан хлопал не без волнения.
Жив ли ещё его «питомец»? Помнит ли его?
Но Улюкен появился буквально через пять минут, подняв спиной здоровенный бурунище, и в том, что он киммерийца узнал, сомнения не было:
– Конан! Здравствуй! До чего же я рад тебя видеть!
– И я рад, Улюкен! Ну-ка, выберись на берег! Хочу посмотреть, как ты тут вырос.
И точно. Сын Нэйлы действительно и подрос – теперь в нём было не меньше трёх футов в длину! – и окреп: панцирь потемнел до густо-зелёного цвета, и вероятно отлично маскировал черепашонка в водах горного озера. Конан не удержался: погладил и похлопал по гладкой мокрой поверхности:
– Молодец! Отлично выглядишь!
– Спасибо! Ты тоже!
– Ещё бы! Хоть мне пришлось и солоно, фактически, как ни странно, за время всего этого приключения я не получил ни царапины!
– Какого такого приключения?! – по тону Конан догадался, что малыш уже про это самое приключение многое понял. Но разочаровывать не стал.
– Располагайся поудобней. Расскажу, конечно! Ну, о том, что я попытаюсь обезопасить твоё нахождение здесь, в отдалённом и уединённом месте, ты наверняка и сам догадался – умён же не по годам благодаря этой… Наследственной памяти!
– Ну… Была у меня такая мысль – что ты попытаешься с дедом… Договориться. И что он потребовал взамен?
– Хм-м… В-принципе, ничего такого, что сильно помешало бы моим планам…
Рассказ занял не меньше часа, поскольку Конан не видел смысла врать, или что-то скрывать, или пропускать – ведь от деталей что Договора, что самого процесса «добычи» древка зависела и жизнь, и Судьба малыша. Хотя, конечно, назвать почти стакилограммовое тело так уже и язык-то не поворачивался…
– Значит, дед подтвердил?
– Да.
– И все его носильщики, посыльные, Стражи и другие подчинённые, слышали?
– Да. Так что можешь быть спокоен – ты говорил, что дед слово обычно держит.
– Держит, всё верно. То есть – с этой стороны никаких проблем или неясностей нет. Но Конан… Скажи, что печалит тебя так сильно? Я же не слепой – вижу!
– Ну… – Конан замялся. Не думал он, что его подавленное состояние так легко сможет вычислить даже малец. Пусть и «подкованный» знаниями предков, – Жаль мне эту маленькую наивную дурочку. Лидию. Не должен я был позволять ей… Проявлять самостоятельность!
– Не кори себя. Твоей вины в её смерти нет. Да и она повела себя сама – вот именно, как дурочка. Да ещё и стреляла тебе в спину.
– Верно, стреляла. Но моей ответственности за её смерть это не снимает.
– Понятно. Скажи, Конан. Ты хотел бы, если б мог, вернуть её к жизни?
– Что за вопрос! Конечно хотел бы!
– Тогда я должен сказать тебе кое-что. – черепашонок вздохнул, и Конан понял, что неспроста он обо всём этом расспрашивал! – Я – отпрыск с королевской кровью. А предки мои ведут свой род от великого Пха! Это та самая черепаха, на которой изначально стояли три слона, когда ещё земля была молода, и имела форму не диска, а, скорее, блина. Пха и слоны и сейчас на месте, только скрыты от ваших глаз. И всё так же держат этот Мир.
Так что моя кровь, хочу я или нет – кровь Божества. Доставай-ка из сумы пузырёк с противоядием – я его там ощущал. Ехать на нём очень неудобно и жёстко.
– Хм. Извини. – Конан не подумал, что маленькая круглая стеклянная скляночка, которую он, действительно, внутри сумы оставил, логично рассудив, что её-то влажное одеяло и вода не испортят, может так сильно мешать черепашонку в суме. – Вот она. И что дальше?
– Дальше вылей это самое противоядие, и как следует прополощи посудинку. И крышку.
Конан, промолчав, однако поспешил так и сделать. Прополоскал от души и склянку, и пробку, вытряхнул все капельки до последней.
– А теперь дай мне один из твоих кинжалов. Тьфу ты – я хотел сказать – помоги мне. – черепашонок подставил передний ласт Конану, и ткнулся мордой в участок поближе к своему клюву, – Слегка надрежь мне кожу вот здесь.
Конан вздохнул. Он, кажется, понял, что хочет предложить ему малыш:
– Зачем, Улюкен?
– Не надо спрашивать об этом вслух, Конан. Ты и сам всё понял. Нужно сцедить мою кровь в твою бутылочку. Закрыть снова крышкой. Дойти. Откопать. И влить в рот этой твоей… Лидии.
– Понял. А почему разрезать – именно здесь?
– Чтоб я мог зализать. Моя слюна – тоже… Волшебная.
– Ну… Возражать не буду. Спасибо, Улюкен!
– Пожалуйста, Конан. По сравнению с тем, что ты сделал для меня – это самое малое, чем я могу тебя отблагодарить!
Конан не нашёлся, что ответить, но чувствовал, как горят уши. Поэтому чтоб порезать кожу на маленьком ласте собрал в кулак все свои душевные силы:
– Всё равно: прости, Улюкен, что будет больно.
– А ничего. Только режь сразу – как надо!
– Хорошо. – Конан волновался, но заставил руки сделать всё – именно как надо.
Когда в пузырьке набралось почти до горлышка, Улюкен, внимательно следивший за тем, как текла его алая кровь, кивнул:
– Этого должно хватить!
Конан поспешил склянку убрать, и закрыть пробочкой. Улюкен лизнул ранку.
Конан вытаращил глаза: не прошло и минуты, как не то, что ранка закрылась, но от неё на нежной коже не осталось и следа! Конан не смог удержаться:
– Но как же… твоя мать?!
– Она – не божественной крови, Конан. Поэтому не могла залечить свои… Или чьи-то раны. Так что это у меня – только от отца. Да и то, я думаю, что действие моей крови не будет столь же хорошим, как было бы, скажем, действие крови деда – разбавлена же напополам материнской! Так что поспеши: у тебя не больше недели, чтоб добраться до места упокоения твоей Лидии, и влить.
– Постараюсь, Улюкен! – Конан действительно, не мешкая, принялся снова собирать в суму то, что повынимал из неё, пока доставал склянку, – но я… Спасибо тебе!
– Пожалуйста, Конан! Я уверен, что могу на тебя положиться – ты не расскажешь никому о том, что я могу дать. И делать…
– Точно! Никогда! Ты… Умён не по годам – ну, это я уже говорил!
– А сейчас поспеши, время не ждёт!
– Ты прав. Даже мне, и даже без остановок на ночёвку, понадобится ещё дней пять, чтоб дойти. – Конан тряхнул головой, и прикусил губу. Но заставил голос не дрожать:
– Прощай, Улюкен! Будь счастлив!
– Прощай, Конан-киммериец! Береги себя!
– Ха-ха! Уж за это можешь быть спокоен! Собственная шкура – предмет моих первоочередных забот!
– Удачи тебе, северный воин!
– И тебе! Ну, прощай, малыш! И…
Спасибо ещё раз!
До места последнего упокоения малышки Лидии Конан добрался не за пять дней, а всё-таки за четыре. Глаза, красные от напряжения и бессонных ночей, слезились и чесались, тело молило об отдыхе, а в голове шумело, словно штормовое море. Но он заставлял себя двигаться со всей возможной скоростью, и если не бежал, то только чтоб не шуметь.
Однако никто и ничто не пытался остановить его. Так что вскоре он прибыл туда, где ещё не успела зарасти проплешина в лесной подстилке, и не слежалась свежая рыхлая земля. Не забыв оглядеться, и сбросив суму, Конан сразу принялся за раскопки.
Когда вырыл примерно метр, отбросил меч, чтоб случайно не повредить тело, и принялся рыхлую и отвратительно вонявшую сыростью, пропитанную торфом землю, рыть и выбрасывать наружу прямо руками. Ага, есть!
Тело он быстро вытащил из могилы, с удовлетворением отметив, что то ли сырость, то ли – отсутствие в почве тайги червей позволили этому телу сохраниться, в принципе, неплохо. Ну, за дело!
В первую очередь Конан отряхнул как следует всю миниатюрную фигурку от комочков земли и вытер своей многострадальной «перевязочной» тряпкой лицо Лидии. Теперь его черты не искажала гримаса дикой боли и отчаяния – скорее, было похоже, что девушка просто уснула…
Опустившись наземь, помолившись Крому, и пристроив тело на коленях, Конан аккуратно разжал сведённые челюсти, и осторожно влил столь же алую, как в самый первый день, кровь Улюкена в рот Лидии. После чего закрыл этот рот, и продолжал держать тело так же: на своих коленях, чуть приподнимая верхнюю его половину над землёй.
Некоторое время ничегошеньки не происходило… И он даже подумал, что всё равно опоздал! В сердцах он закинул опустевшую склянку в огромный куст папоротника. Варвар чуял, как свинцовый кулак отчаяния снова сжимает его сердце, как вдруг…
Тело на его коленях начало меняться!
Отверстия от штырей на груди, бёдрах и лбу – стали прямо на глазах затягиваться! И вот уже от них остались лишь крошечные шрамы! А затем и сама кожа стала менять цвет – из мертвенно-сизой, словно мороженной, дряблой, превратилась снова в белую, розовую, а затем – светло-коричневую, словно загоревшую, и упругую…
Но вот и торс малышки на его руках словно содрогнулся, по нему прошла дрожь – какая бывает у замёрзшего человека! Конан молчал, боясь поверить в чудо, и только продолжал молиться про себя: хоть бы Улюкен оказался прав! В который раз к нему в голову пришла жуткая мысль: не дай Митра, кто-нибудь случайно узнает, какими свойствами обладает кровь этого малыша – на него объявят охоту правители десятков стран! Чтоб заполучить вожделённое Бессмертие, неуязвимость, и вечную молодость!
Ну, нет – он никому и никогда, ни при каких обстоятельствах!..
Раньше он не думал над этим вопросом, боялся до конца поверить, хоть и надеялся всей душой! Но теперь, теперь…
Теперь в первую очередь нужно придумать что-то для возвращающейся к жизни молоденькой, и, следовательно, жутко любопытной девушки! Уж она-то не забудет спросить, как именно он умудрился её – !..
Тело на его коленях вдруг выгнулось дугой, с уст малышки слетел чуть слышный стон, перешедший затем в дикий крик и хрип! Но точно так же внезапно она и расслабилась, и откинулась снова на его руки и колени. Но теперь щёки порозовели, и грудь задышала: Конан видел частые и чуть судорожные подъёмы-спуски двух крохотных холмиков, над которыми он две недели назад так по-хамски подшутил, и теперь радовался, что они – такие маленькие, и не мешают этому самому
