имелось вполне достаточно. Улюкен вынырнул, когда он как раз закончил.
– Всё в порядке, Конан-киммериец! Прокорма и мне, и даже, если честно, моим детям, появись они у меня, вполне достаточно! Так что – благодарю тебя ещё раз! За терпение, и сохранение моей жизни! Моя мать… наверное, радуется там, в пучинах Лирваны!
– Вот и хорошо. – Конан буквально ощутил, как с души свалился увесистый булыжник, – Я рад, что ты устроишься. Но… Как ты будешь зимой? Вода, наверное, будет холодной? А то и вовсе – замёрзнет?
– Нет-нет, не замёрзнет! Я нашёл ближе к центру водоёма бьющие со дна тёплые ключи! Похоже, здесь мне будет даже теплее, чем было бы в Баскунчуке!
– Ага. Понятно. Ну что ж. Рад за тебя. Теперь остаётся лишь уповать на милость Богов, и природную лень и реализм твоего деда.
– Да, остаётся только это. Да и никогда я не поверю, что хоть кто-то из его чёртовых крабов-стражей способен преодолеть те препятствия, что преодолел ты. Ну вот не ходят крабы по джунглям, тайге, и горам! Да ещё сутками напролёт!
– Пожалуй. Думаю, если б не Ворхул, они и в Баскунчуке тебя не достали бы.
– Точно. Ну, располагайся на ночлег, ужинай, а я пока… Поем и сам, да и осмотрюсь получше.
– К ночи-то – приплывёшь?
– Конечно! До неё примерно час. Думаю, управлюсь.
На этот раз они разговаривали несколько в необычных позициях. Конан, уже наевшийся шашлыка, привычно ковыряя щепочкой в зубах, лежал на расстеленном плаще у небольшого костерка, грея об него спину. Улюкен же полёживал в воде, так, что его панцирь почти полностью был погружён в воду, а наружу торчала только голова, опиравшаяся на покоящиеся на берегу передние ласты.
– …нет, Конан. Никого опасней щук и карасей тут нет. Да и те весьма небольшие. Похоже, я тут самый крупный хищный водоплавающий!
– Это хорошо. Значит, никто не помешает тебе дорасти до нормальных размеров. Ну а что с водорослями?
– Вот чего-чего, а их вполне хватает. Лет так на пятьсот, надеюсь, едой я обеспечен. Да и охотиться в местных реках никто мне не мешает. А тут есть и рыба, и раки.
– Ну что ж. Рад за тебя. Значит, ты тут благоустраивайся, а я двинусь потихоньку по своим делам.
– Да, конечно. – показалось ли киммерийцу, или в тоне малыша действительно послышались грустные нотки, – Извини, кстати, за то, что пришлось столько сил и времени потратить на меня!
– Э-э, Бэл его задери, о чём ты говоришь?! Никаких извинений не нужно! Я и сам хотел – и помочь тебе, и выполнить последнюю волю твоей Матери – да упокоит Митра Пресветлый её Душу! Но если честно, ещё больше я хотел бы и отомстить за её смерть.
Жаль, что я не умею жить под водой – а то твоему деду – ты уж извини! – не поздоровилось бы!
– Ну, это-то я понял… – Конана уже не удивляла здравость суждений и трезвый взгляд на жизнь у столь юного существа. За время путешествия он привык к этому, и сейчас свободно разговаривал с Улюкеном как с равным, – Но не думай, что я питаю к нему тёплые или родственные чувства. Всё-таки, это именно он сделал меня сиротой! Изгоем. Изгнанником. И я никогда не смогу ни вернуться в океан, ни оставить после себя потомство!
– Да, это, конечно, жаль… – Конан пошкрёб подбородок, – Но если на трон Наместника сядет кто-то другой – сможешь ли ты вернуться? Ведь тогда этот кто-то, севший туда, почти наверняка истребит под корень весь род предыдущего Правителя?
– Всё верно. Нет, Конан, вернуться не смогу. Ведь я, так или иначе, всё равно принадлежу к роду моего деда! Следовательно – тоже подлежу уничтожению! Как носитель крови нашего Рода, и, соответственно, как – вот именно! – возможный претендент!
– Кром! Верно. Значит – получается, никак ты не сможешь вернуться. Жаль.
– Не нужно жалеть, Конан-киммериец. Ведь именно здесь, вдали от этих интриг и дрязг – единственное место, где такой, как я, действительно может прожить полную, и спокойную, и не прерванную «внезапной» кончиной, или «трагической случайностью», жизнь.
– А вот, кстати. Всё хотел спросить – сколько же лет вы живёте?
– Минутку, Конан… – черепашонок задумался, – Дело в том, что нам непривычны ваши способы исчисления времени. Мы там, у себя, ведём счёт годам по фазам луны – один полный Цикл – один год. Но если принять, что в вашем годе примерно тринадцать наших Циклов… Мы можем прожить до трёхсот ваших лет. Или даже больше.
– Ого! – Конан, собственно, чего-то такого и ждал. Уж больно крупна ему показалась Нэйла. Вероятно, черепахи растут до самой смерти. Об этом он и спросил.
– Точно. – черепашонок кивнул, – И чем полноценней питание, и спокойней жизнь, тем крупнее становятся представители моего племени! Именно поэтому дед и еле помещается даже в той, гигантской, раковине! Он уже достаточно стар – ему не меньше двухсот тридцати ваших лет! То есть – две с половиной тысячи наших Циклов.
– Надо же… – протянул Конан, – Значит, к концу жизни ты будешь помещаться здесь… С трудом! Боюсь, как бы кто из моих братьев – Ну, людей! – не надумал поохотиться на тебя!
– Вот уж нет! Озеро и большое и глубокое. До дна – не меньше трёхсот футов. А если учесть, что мы можем всплывать для дыхания не чаще, чем пару раз за ночь, то я надеюсь, никто не то, что не увидит, а даже и не догадается, что здесь живу я. Ну, разве что только тот, кто сможет меня почуять. По запаху.
– Ну, настолько чувствительных носов у нас, людей, нет. Разве что только у собак.
– А ничего. Если кто-то придёт сюда поохотиться, и с ним будет собака, я просто не буду попадаться ни на глаза, ни на нюх.
– Вообще-то, я не думаю, что сюда действительно кто-нибудь придёт. По-крайней мере, в ближайшие годы. Ещё слишком свежа память о том, что здесь, на этих землях, случилось. И земли эти до сих пор считаются проклятыми. Гиблыми. Вот и боятся люди сюда соваться!
– А что здесь произошло, Конан?
Конан подумал, что и правда – откуда черепашонку, или его предкам, знать, что случилось на этих заброшенных землях, где сейчас не осталось даже следов от поселений, настолько хорошо время поработало над всеми этими посёлками и городками. И кто, а вернее – что! – мешает любопытствующим и желающим снова заселить их. Рассказать?
А почему бы и нет? Тем более, что людские проклятья, болезни, и даже легендарная гигантская Ехидна вряд ли угрожают жизни и здоровью черепахи.
– Хорошо. – он улёгся поудобней, заодно подкинув дров в костерок, – Слушай. Правда, не поручусь, что всё это – правда, и действительно случилось. Потому что прошло уже триста с чем-то-там лет. (Как раз, кстати, почти возраст твоего деда!) А людскому воображению, как известно, нет предела. Многое искажается, преувеличивается, приукрашивается при пересказах. Но легенды гласят следующее…
Когда луна ещё была замужем за светлооким Фэбом, а Солнце было супругом волоокой Пулибии, правил на этих землях старый мудрый король – Ортур, так и прозываемый: мудрым. Однако дети у него пошли явно не в отца. А в мать. Прекрасную, но уж очень порывистую и непосредственную Жерсинию.
Так что за судьбу королевства Ортур испытывал, и, как мы увидим в дальнейшем – весьма обосновано! – определённые опасения. Поэтому в своём завещании он назначил своим преемником не старшего сына Лома, а среднего – Володимира.
Об этом объявили всенародно, поскольку старший сын вроде, добровольно – не будем пытаться угадать, чего именно ему стоила эта «добровольность»! – отрёкся в пользу среднего. А в толках о праве престолонаследия о младшем, слывшим весьма взбалмошным и любвеобильным, речи вообще не шло. Не будет её и дальше. Поскольку когда началась война, этот самый младший сын не долго думая собрал вещички, и кое-какие ценности из казны, сделал ноги куда-то в неизвестном направлении. И дальнейшая его судьба покрыта мраком неизвестности…
Ну так вот, возвращаясь к королю Ортуру: не успело ещё остыть его тело на почётных погребальных носилках, как старший сын объявил себя законным наследником! Заявив, что подписать отречение его заставили силой. Но и средний сын не сидел сложа руки: к счастью, все войска подчинялись генералам, бывшим всецело на стороне утверждённого королём кандидата. Впрочем, старший сын тоже нашёл – и союзников, среди придворных, посулив тем земли да привилегии, и воинов: навербовал в Стигии и Шеме наёмников – чтоб, значит, уже силой прибрать к рукам ускользающий трон.
Ну, рассказывать о всех перипетиях многочисленных сражений и обманных манёвров я смысла не вижу. Тем более, что не прошло и месяца, как прекрасная Жерсиния, не спешившая, впрочем, высказать открыто, чьи притязания она поддерживает, умерла в страшных муках. Подозревали, и, надо признать, не без оснований, отравление. Тут же оба брата поспешили объявить, что это – дело рук соперника, и поклясться не успокаиваться, пока справедливая месть не свершится. Ну вот и стали. Воевать. Рассказы о военных действиях интересны только профессиональным военным: кто куда двинулся, да какой городишко захватил, да какой обходной манёвр совершил. Не буду тебя утомлять.
Скажу только, что к концу, лет этак через десять, в живых из мужского населения страны, простиравшейся как раз от побережья океана, где сейчас царствует твой дед, и до земель за озером Бирсакельмес, остался только каждый десятый. Да и тот – или старик, или юный отрок.
Женщины королевства, поняв, что добровольно царственные отпрыски не уймутся, призвали для разрешения конфликта сильнейшего мага Стигии – некоего Ксулитта.
Ну, он конфликт разрешил просто: сторговался со старшим братом, и наслал на войско Володимира страшную штуку – чёрное моровое облако! От этого облака, говорят, не было спасенья: оно словно само охотилось за людьми, и спускаясь в лощины, и поднимаясь на вершины гор и хребтов! И нигде не было от него спасенья, а убивало оно поистине чудовищно: все вдохнувшие смертельного тумана начинали кашлять, да так, что скоро их лёгкие буквально выворачивало наружу! А что самое страшное и странное – поражены оказались только те, кто был заодно с Володимиром…
Ну, после того, как последние соратники законного наследника, среднего сына, оказались уничтожены, он сам, в отчаянии, прибег тоже к помощи чёрной магии – сбежал в Кош, и там где-то откопал совсем уж древнего чёрного мага. Тоже, кстати, почитателя Сэта: некоего Нарбосса.
Тот даже не двигаясь с места смог наложить такие заклинания, и наслать такие беды и напасти на армию Лома, что полегли они все там же, где и расквартировались – в столице страны. Умерли, правда, без мучений – во сне! А, вернее, не смогли проснуться!
Но когда пришла пора расплачиваться, оказалось, что бриллианты, рубины, и изумруды у Володимира – фальшивые! Возможно, конечно, что он и сам об этом не знал, или (Что более вероятно!) их подменил ещё младший, бежавший, наследник, но маг был в страшном гневе! И проклял и нанимателя, и всю его родню, и всех, кто оставался ещё жить на тех несчастных землях! И умерли в страшных муках, проклиная своих правителей и свою несчастную долю, или бежали, кто успел, последние женщины, старики, и дети! А для тех, кто попытался бы всё-таки вернуться, сотворил маг страшного монстра-людоеда – Ехидину. Говорят, что людей она чует за пять миль. Поедает, даже кто закован в латы или кольчугу. И размером превосходит вендийского слона.
Так что никто не может не то что – поселиться, но и пройти по
