землям этой страны – даже название её запрещено теперь упоминать! – чтоб не подхватить какую-нибудь жуткую, неизлечимую и непонятную, болезнь, от которой не помогают ни лекарства, ни наговоры, ни магия. И не умереть в диких мучениях через каких-нибудь пару недель!.. Ну, или не быть сожранным Ехидиной.
Ну вот так и повелось с той поры: земли эти считаются испорченными. Чёрным колдовством. И проклятыми. Навсегда.
Некоторое время после того, как киммериец замолчал, Улюкен хранил молчание. Потом тяжко вздохнул. Покачал светло-зелёной головой:
– Страшно! Подумать только – сколько людей погибло только из-за одного мерзавца! Подло отказавшегося исполнить волю отца. Вернее – из-за одного мерзавца и двух магов. Но… Почему никто не остановил его? В-смысле, почему никто не отговорил Володимира обратиться к магу? И никто не убил этого самого, Кошского, мага? До того, как он наложил проклятье?
– Понимаешь, Улюкен, не так-то легко остановить, или убить служителя чёрного Сэта! Против злобного чёрного колдовства мы, простые смертные, мало что можем сделать! Разве что, вот именно, убить негодяя-человека, который продал подлую душу гнусному и злобному божеству. Но и это – очень сложно, поскольку Хозяин такого адепта видит всё, что делают против его раба, и предупреждает! Да и защищает!
– И для вас, наземных, этот самый Сет – вполне реален?
– Конечно! – Конан невольно дёрнул плечом, недоумевая, как умный, вроде, малец, не может понять такую простую вещь, – Он – более чем реален! Я сам сколько раз сталкивался с его слугами-магами, да и с их злодейским колдовством, вызванным к жизни обращением к его имени, или его тайным чёрным знаниям! И многие мои друзья… Да и просто – хорошие и мирные люди, из-за этого колдовства умерли! Или пострадали.
– Надо же… Не знал. Не слышал. Да и из моих предков – похоже, никто не слышал, и не встречался. Правда, мы не часто, вот именно, пересекаемся с людьми. Только непосредственно с теми, кто связан с работой в море. Рыбаками, купцами… Поэтому и языки знаем. Но чтобы вот так – сразу всю страну… И – до сих пор…
Сильное, похоже, проклятие!
– Да уж. – Конан криво усмехнулся. – Настолько сильное, что никто и не пробует снова. Научены, как говорится, горьким опытом!
– Но почему же тогда ты – ты сам! – идёшь туда, прямо в сердце проклятых территорий, и, вроде… не боишься? Ни Ехидины, ни болезней?
– Очень просто. Потому что я – Конан-киммериец. А мы поклоняемся только своему суровому Божеству – Крому! И надеемся на его покровительство в битвах с адептами других, недобрых, божеств! И я сам сколько раз убеждался – наш Кром защищает своих верных почитателей! Вот же, видишь – я сижу перед тобой, хотя и сталкивался, говорю же, с почитателями и Сэта, и Бэла, и Мардука – десятки раз! Ну а кроме того… – Конан ехидно усмехнулся, – Сам я не слишком-то верю в древние легенды. Поскольку нет такого проклятия, которое не исчезло бы с течением времени… Ну, и, разумеется, со смертью колдуна, наложившего его! Что же до Ехидины… – он похлопал по широкой рукояти, – У меня есть мой верный меч!
Впрочем, вряд ли какое наземное страшилище, да ещё размером со слона, сможет прожить больше полувека! Раз все люди разбежались, ему просто есть станет нечего!
– Хм-м… Возможно, конечно, ты прав. И что проклятье и исчезает со временим… Так же как возможно, что то, что ты жив – результат помощи со стороны Крома… Но лично мне кажется куда более вероятной версия, что это – ты сам. Наплевав на проклятья и чары, с помощью своей силы и опыта, всегда выходишь победителем!
– Спасибо, конечно, на добром слове, Улюкен… Однако в том, что Кром существует, я, повторяю, тоже убеждался! Правда, как гласит наша старая пословица, он любит только тех, кто помогает себе сам!
– Ну, видишь?! – малыш рассмеялся, – Главное – позитивный настрой! И вера в свои силы!
– Уж не без этого. – киммериец тоже усмехнулся, – Но довольно праздных разговоров. Ты должен отдохнуть. Да и я – выспаться на дорожку. Поэтому давай-ка, ложись!
– Нет, Конан. Лучше ты ложись. А я как обычно посторожу. Я же выспался.
– Ну… Возражать не буду. – Конан и правда откинулся на спину, устремив взгляд в глубокое летнее небо, – А красивые они.
– Кто, Конан?
– Да звёзды. Только когда вот так, никуда не торопясь, и ни за что особенно не беспокоясь, смотришь на них, осознаёшь. Что нечасто удаётся – вот именно, спокойно взглянуть на них. Всё-то мне некогда… То то надо сделать, то это. А они – красивые. И каждая, наверняка, хранит какие-то свои секреты. И истории.
– О, да. Некоторые звёзды – действительно связаны… С историями.
– Расскажешь?
– Возможно, когда-нибудь. Если и правда – доведётся снова свидеться. И ты не будешь так занят. Ну а сейчас и правда – давай, спи, а я покараулю…
– Ну спасибо, Улюкен. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Конан-киммериец.
Утром, ещё до рассвета, Конан проснулся. Улюкен, судя по-всему так и не сомкнувший глаз, и даже не изменивший положения тела, приветствовал его:
– Доброе утро, Конан!
– Доброе утро, Улюкен! Ну что, поможешь мне прикончить последние сухари?
– С удовольствием!
Завтрак прошёл в молчании. Конан, если честно, не знал даже, о чём ещё говорить, и испытывал определённую неловкость – вот сейчас он уйдёт, предоставив фактически малыша его Судьбе. А та может оказаться очень даже короткой! И немилостивой.
Нет, так дело не пойдёт. Он для себя решил.
Пока варвар собирал и перекладывал вещи из плаща обратно в суму, малыш молчал. Однако когда дело дошло до одеяла, сказал:
– Думаю, оно ещё не высохло. Нужно было развесить его возле костра, а не на кусте шиповника.
– Вот уж нет. – Конан покачал головой, – Одно одеяло я так уже спалил. Никаких искр и открытого огня возле шерсти!
– А-а, понятно. Но всё равно – чтоб не испортить всё остальное, придётся нести отдельно, в руке.
– Да ничего страшного. Думаю, к вечеру так и так высохнет. – Конан осознавал, что они с малышом говорят о незначительной и неважной ерунде. Похоже, черепашонок тоже испытывает неловкость и неудобство от предстоящего расставания, и не хочет этого проявлять. Поэтому Конан сам подошёл к воде.
Встал на колени, взялся за передние ласты. Глянул в глаза. Сказал:
– Ты уж прости, что не могу предоставить тебе более надёжного укрытия. Сам понимаешь: даже если бы я тебя отнёс к какому-нибудь местному эмиру или падишаху, это не гарантирует того, что когда ему надоест говорящая игрушка в его садовом бассейне, или фонтане, он тебя просто не выгонит, или не выпустит в какую-нибудь реку.
– Ну что ты, Конан! Ты и так сделал больше, чем когда-нибудь делал любой другой человек для представителя нашего племени! Так что не печалься, и не волнуйся: я здесь прекрасно обоснуюсь. Лет этак на пятьсот!
– Ну, храни тебя Митра Пресветлый!
– Спасибо, Конан! И тебя пусть он хранит! – черепашонок кивнул. Добавил, – Хотя я больше надеюсь на твои могучие мускулы и трезвую голову!
– Спасибо! – Конан покачал этой самой лохматой головой, – Я буду держать глаза открытыми, а мускулы – наготове. Для себя же, любимого, буду стараться! Ну, прощай!
– Прощай, Конан-киммериец! Удачи тебе в том, что задумал!
– Спасибо и за это пожелание. И тебе – долгих и спокойных лет!
К берегу океана Конан выбрался к исходу третьего дня.
Мясо газели к этому времени закончилось, и он на ходу умудрялся дополнять оставшиеся ломтики вяленного мяса свежими ягодами, которые рвал прямо с кустов на ходу. Хоть не слишком питательно, зато – какая-никакая, а свежая пища!
Недолго думая, он бросил в прибрежные волны одеяло, которое как раз подсохло к этому дню, да и сам с удовольствием там вымылся.
Мысль оказалась правильной: не прошло и часа, как на поверхности забурлили струи воды, и пятнадцать отвратительно выглядевших крабов-стражей выплыло к тому месту, где киммериец стоял. Конан громко и разборчиво сказал:
– Кто у вас главный? Кто может вести переговоры?
Как ни странно, вперёд действительно выдвинулся явно старый и матёрый крабище – его панцирь в диаметре чуть не на фут превосходил размером панцири остальных воинов. Голос членистоногого мало чем отличался от голоса его предыдущих собратьев:
– Какие переговоры, человек? Где сын отступницы? Зачем ты пришёл?
– Пришёл я потому, что хочу выторговать жизнь этого самого сына у вашего Наместника. Правителя Ксулибии. Но для этого он нужен мне сам. Лично.
– А если б мы, скажем, отказались позвать его?
– Тем хуже для вас. И для него. Потому что тогда он не получит того, что я мог бы ему дать. Ну, и ещё на пятнадцать слуг-Стражей у него станет меньше! – Конан для придания солидности своим словам погладил рукоять меча.
Краб некоторое время молчал, словно обдумывая посул. И угрозу. Или он её действительно обдумывал – потому что сказал:
– Я оценил твоё предложение, и твою угрозу, человек. Я… Пошлю воинов, передать твою просьбу Наместнику.
– Хорошо. Я подожду. – Конан, показывая, что его не пугает всё выстроившееся перед ним в десятке шагов воинство, спокойно сел на песок пляжа, даже скрестив ноги. Краб, очевидно, дал приказ своим подчинённым, поскольку пятеро самых небольших, очевидно, молодых, и поэтому шустрых, крабов резво исчезли в пучинах.
Главарь, впрочем, ни о чём Конана расспрашивать не стал, вместо этого тоже плюхнувшись на брюхо возле того места, откуда вылез, и явно приказал сделать то же самое оставшимся подчинённым – они все, как один, опустились вниз, так, чтоб набегающие волны омывали панцири и опущенные клешни. Конан, впрочем, не обольщался, и внимательно слушал, и смотрел по сторонам. Но никто его коварно обойти с тыла не пробовал – возможно, приказ и об этом краб отдать не забыл!
Ещё через час, когда уже заходящее солнце снова било почти Конану в глаза, вода забурлила снова – совсем как в прошлый раз. Торжественная церемония «выноса» повторилась. Раковина Наместника вблизи производила куда более солидное впечатление: прямо – настоящая королевская карета!
Наместник выглядел, впрочем, ничуть не лучше, чем показалось Конану в прошлый раз: ну ни дать – ни взять, мешок со слизью! Правда, глаза, устремлённые на варвара, буквально лучились умом и неподдельным интересом. Варвар поднялся на ноги. Учтиво поклонился:
– Приветствую тебя, уважаемый Наместник!
– Привет и тебе, Конан из Киммерии.
– Ты знаешь меня? – Конан и правда удивился.
– Нет, лично мы не встречались. Но мне не нужно видеть человека, чтоб просто по его делам догадаться, кто он. Не говоря уж о том, что мои нюхачи тебя легко опознали!
– Понятно. – Конан кивнул, – Я очень этому рад. Тому, что мне не нужно представляться. И рассказывать, что я своё слово обычно держу. Так вот. Дело у меня к тебе такое. Скажи, на каких условиях ты согласился бы навсегда оставить в покое твоего незаконнорожденного внука?
– Надо же. Слухи не лгут. Ты и правда – очень храбрый… И… э-э… – Конан понял, что профессиональный интриган и политик удержал на языке слово «наглый», – прямой человек. Воин, боец. Сразу ставишь вопрос ребром. В таком случае и я не вижу причин ходить вокруг да около. Мы и правда – можем совершить сделку. Я дам слово, что ни я, ни мои слуги-телохранители, ни прочие мои подданные больше не будут делать попыток найти и расправиться с черепашонком – сыном отступницы Нэйлы… А
