разгребать правым передним копытцем плотный слежавшийся снег.
- Для того чтобы съесть вас обоих, мне не нужно знать ваши имена. Хо-хо-хо! – пророкотал Хийси, победоносно посмотрев на советников, которые не преминули подобострастно хихикнуть:
- Хи-хи-хи!
Король протянул свою длинную каменную руку к саням, но к этому времени Лайне уже вытащил из мешочка, висевшего на торке, свистульку дочери Меца. Страшно волнуясь, он в отчаянии что есть силы дунул в нее один раз.
В тот же миг волшебная музыка колыбельной песни упала на вершину Растекайса. Обложенные мхом веки Короля Хийси сомкнулись, он почмокал каменными губами, высеченными из розового гранита, откинулся на спинку своего громадного трона и громко захрапел. Тут же, словно сговорившись, попадали на каменное ложе стола многочисленные горные советники, что, впрочем, вполне соответствовало их статусу*. Их тяжелые головы погрузились в горы ягодного салата, из недр которого послышались тонкие свистящие звуки. Казалось, всё на вершине горы погрузилось в мертвый сон.
- Вот это да! – в восторге закричал Лайне. – А свистулька-то действительно волшебная! Что ж, теперь бежим, Золотые Рожки!
Мальчик повернулся к оленю, но тот, неуклюже лежа в сугробе и подрагивая всеми четырьмя ногами, тоже спал сном праведника. Больше того, заснули даже оленьи блохи, ворохом выпавшие на снег из меховой шубки Золотых Рожек!
- Рожки, дорогой, милый, - в отчаянии затормошил приятеля лопаренок, - просыпайся, вставай, иначе мы погибли!
Но всё напрасно – друг мальчика спал, как убитый! Тогда Лайне, со слезами на глазах, во всё горло закричал в округлое оленье ухо:
- Золотые Рожки! Сейчас Горный король съест тебя! Бежим!
Удивительно, но олень подскочил точно его ужалили, а Лайне еле успел запрыгнуть в кережки, которые Золотые Рожки тотчас помчал к подножью горы Растекайс.
Обратный путь пролетел незаметно. Не успели друзья подъехать к родительскому дому лопаренка, не успел лопаренок выпрячь Рожки, как тот молниеносно скрылся в лесных зарослях.
С тех пор Лайне, к своему огромному огорчению, несколько
лет не видел дорогого друга – видно, олененок натерпелся такого страха, что убежал в самое дальнее стадо и долго избегал человеческого общества.
Ну, а родители, не на шутку обеспокоенные исчезновением сына, несказанно обрадовались, увидев его на дворе целым и невредимым, да еще с коробом, полным изысканных яств! Правда, рассказ Лайне о том, откуда он привез эти кушанья и деликатесы, поверг их в недоумение. Тем не менее, так и не найдя объяснения проделке сына, отец мальчика с гордостью заявил жене:
- Я же говорил, верно старуха-шаманка напророчила: наш молодчик Лайне принесет в семью много радости и добра. А то, что случилось, это только начало!
III.
На исходе короткой поры весны-лета Лайне, несмотря на просьбы матери остаться дома, вооружился лукошком и пошел за морошкой на дальнее мшистое болото. Путь предстоял не короткий, через леса и перелески на юг, в горную долину. Примерно на полпути мальчик заметил, как кто-то или что-то копошится в зарослях карликовой березы. Приглядевшись, он увидел маленького бородатого человечка в узком коричневом кафтанчике с капюшоном. На поясе у карлика висел крохотный топорик и целых три миниатюрных ножа. Лицо у человечка было недоброе, смотрел он хмуро, исподлобья. Глаза этого странного существа походили на буравчики, а нос с бородавкой величиной в лесной орешек – на печеное яблоко, что показалось лопаренку и страшным и смешным.
«Неужели это чакли*?» - вздрогнув, подумал Лайне. Он сделал вид, что ничего такого не видит, собираясь побыстрее прошмыгнуть мимо. Ведь всем известно, что северные чакли – злые и противные колдуны: встреча с ними может очень плохо кончиться для людей. Однако гнома просто так не проведешь.
- Эй, хитрый мальчишка! – услышал Лайне на редкость мерзкий и скрипучий голос. – А ну-ка остановись!
- Вообще-то я спешу! – глухо отозвался лопаренок, изо всех сил делая вид, будто совершенно не боится чакли.
- «Спешу я-то вообще*», - передразнил лопаренка гном, - стой, говорю тебе!
Лайне пришлось остановиться. Указав на густые кусты карликовой березы, чакли поведал, что там лежит тяжелая сумка, которую ему не под силу отнести в пещеру.
- Ты, я вижу, крепкий малый, - ехидно заметил гном, - вот и понесешь сумку в мое подземное жилище.
- Еще чего, - замирая от страха, выпалил Лайне, нащупывая за поясом мешочек со свистулькой, - знаю я вас: в подземелье вы закуете меня в цепи и заставите работать на вас до самой смерти.
Чакли сначала позеленел от злости, а потом заверещал, приставив ладони ко рту:
- В цепи тебя мы закуем в подземелье - нас ты знаешь!.. Эй, ребята, выходите скорее – надо поймать наглого мальчишку!
Только он это сказал, как из-под неприметного валуна, стоявшего в кустарнике, выскочила целая свора (числом с дюжину) сородичей чакли – все бородатые, в одинаковых коричневых кафтанах в обтяжку, длиннорукие, тонконогие, с горящими гневом маленькими глазами, отвратительными носами и морщинами на злобных серых мордочках. Они живо окружили испуганного мальчика, угрожая ему топориками и кирками. «Плохо дело», - подумал он, пятясь к валуну.
- Бери сумку и иди с ней в пещеру – иначе прощайся с жизнью, глупец! – грозно заорал кто-то из чакли, размахивая топором.
Лайне перестал пятиться, выдавил из себя приветливую улыбку, промычав «сейчас-сейчас», и в следующее мгновение вытащил из-за пояса деревянного соловья. Он собирался свистнуть только раз, но в страхе и смятении дунул дважды.
Тотчас в воздухе разлилось такое жалостливое собрание трелей, что даже вившаяся поблизости мошкара запищала как-то по-особому жалостно, перестав нападать на всех встречных и поперечных. Что уж тут говорить про гномов. Все как один, они побросали свои острые инструменты, залились слезами, заголосили. Лайне быстро пришел в себя, рассмеялся и запричитал, подражая плачу чакли:
- Ах, мы бедные, горемычные создания! И все-то нас гонят, все-то нас обижают. А мы же добрые-предобрые, милые-премилые, пожалейте нас…
Гномы заплакали еще громче, причитая:
- Нас пожалейте: премилые-милые, предобрые-добрые же мы… А-а… Обижают, гонят нас-то все… Создания горемычные, бедные мы… Ах!
Посмеявшись вдоволь, Лайне ради любопытства зашел в густой березовый кустарник, нашел в нем черный кожаный мешочек, довольно увесистый, и развязал его. В мешке тускло блестели золотые монеты!
«Что-то мне расхотелось идти на дальнее болото за морошкой, отнесу-ка я лучше эту сумочку домой», - подумал не по годам сметливый лопаренок.
- А вы поплачьте, поплачьте, - обратился он к ватаге маленьких человечков, - авось полегчает. Прощайте!
- Прощайте… Полегчает авось, - эхом отозвались рыдающие гномы, - поплачьте, поплачьте вы… А-а-а!..
… Когда Лайне вернулся домой, матушка сильно удивилась:
- Так быстро сходил на дальнее болото? А где же морошка, где корзинка? И что это за сумка у тебя за плечами?
- Гномы подарили, - важно ответил сын и устало повалился на землю. Мать удивилась еще больше, раскрыв кожаный мешок. Она ахнула и повалилась на траву рядом с Лайне:
- Не знаю, принесешь ли ты всем нам счастье, но денег ты принес столько, что достанет каждому из нас на всю жизнь, да еще останется…
IV.
Через год, в конце быстротечного времени, именуемого в народе лопарей «весной-летом», Лайне вновь отправился в горную долину – на этот раз за земляникой. Несколько лет тому назад отец показал ему неприметные поляны, полные такой крошечной, но такой вкусной ягодой. На этот раз, не пройдя и трети пути в долину, он забрел в место, показавшееся ему незнакомым.
Перед ним раскинулась чудесная зеленая полянка! Нет, не зеленая, а белая, розовая, красная – словно вся трава была усеяна цветочками и головками зреющих ягод. Мальчик остановился в раздумье: продолжать ли свой поход в долину, или начать сбор здесь, в этом прекрасном месте? Он наклонился, чтобы сорвать пару ягод и попробовать их на вкус, как ягодки и цветочки вдруг весело закричали и стали разбегаться в разные стороны.
«Ну и ну! - подумал пораженный Лайне, - Уж не заколдовано ли это место?» Он внимательно посмотрел на то, что показалось ему земляникой и только тогда разглядел в траве крошечных лесных человечков – эльфов. Ростом они были не выше ягодных кустиков и все - в белых, розовых, алых, темно-красных чулочках, штанишках, юбочках, курточках и шапочках.
На зеленой кочке, посреди поляны, сидела крошечная, стройная девица с ярко-голубыми глазами. На голове девицы из-под черных как смоль волос, увенчанных сияющей короной, торчали небольшие оленьи рога ("Совсем как у Золотых Рожек!" - подумал Лайне), а из-за спины - светло-коричневые перепончатые крылья, слегка дрожавшие и переливавшиеся желтым, лиловым, розовым цветом. Одета красотка была довольно легко, свои обнаженные плечи и грудь она непринужденно прикрывала темно-бордовой мантией, ниспадавшей на траву красивыми складками. В руках фея держала малюсенькую палочку, на конце которой мерцала звездочка.
- Здравствуй, мальчик, - царственно изрекла красавица, - я - Мэб*, королева здешних эльфов.
У Лайне перехватило дыхание. Ему захотелось бросить всё и бежать, бежать, бежать - ведь он знал от матери, что эльфы умеют исполнять на волшебных флейтах и арфах такие прекрасные мелодии, напевать такие чудные песни, что люди невольно пускаются в пляс или принимаются петь, пока не умирают от изнеможения. Человека, случайно оказавшегося в их зачарованном царстве, эльфы ни за что, ни про что превращают в раба. Если же несчастному всё же удастся бежать и добраться до дома, он навсегда теряет разум. Иногда, рассказывала матушка, бежавшие от эльфов люди приобретали способность провидеть будущее или исцелять безнадежно больных. Те мужчины, кто встречался с королевой Мэб, сразу же влюблялись в нее и умирали от любовной тоски.
«Только тоски мне и не хватало, - раздраженно подумал Лайне. - С какой стати я должен влюбляться в эту кривляку-задаваку и погибать от неразделенной любви к ней?!» Мальчик попытался изобразить на лице приветливую улыбку, хотя на сердце у него скребли то ли белки, то ли совы.
- Здравствуй, королева, - смущенно пролепетал лопаренок. – Меня зовут Лайне.
- Так, так, дорогой Лайне! – насмешливо откликнулась повелительница эльфов. – Почему ты пугаешь моих подданных?
- Прости, дорогая Мэб, - пытаясь отвечать в тон, напряженно выговорил Лайне, - я обознался и принял их за землянику.
- Ах, бедняжка, - манерно воскликнула королева, - ты, наверно, голоден. Хочешь, я угощу тебя крылышком комара? Или ты предпочитаешь полакомиться его лапкой?
Красавица Мэб обернулась к своим придворным дамам и властным голосом приказала:
- Дайте ему комариную лапку и маковую росинку. Пусть бедняжка утолит свой голод.
- Что ты, что ты, дорогая Мэб, - поморщившись, прохрипел Лайне, - мне хватит одной горсти земляники.
- Как ты смеешь грубить мне, глупый мальчишка! – неожиданно разозлилась королева, затрепетав крыльями. – Какая черная неблагодарность! Какая неслыханная дерзость! Какая вопиющая бестактность, в конце концов!.. Эй, позвать сюда моих верных пауков! – гневно потребовала царица эльфов. – Пусть опутают этого невежду своими веревками, да покрепче!
Откуда
