окончанию, после которого образуется пауза перед новым движением.[/b]
Все повторяется, имеющее в своей основе, в своей структуре не изменяющийся состав. Все движется одним и тем же путем через определенные (но не определяемые) интервалы событий или полного покоя, ожидающего, как и все прочее, момента своего прекращения. И это главный секрет Бытия спирали, чьи воспоминания гаснут по в конце ее, чтобы однажды вновь возникнуть в чьем-то сознании. Пусть это будет иное сознание, с иными воспоминаниями, с иным восприятием окружающей действительности. Бытие спирали будет оставаться все так же между двумя сторонами Небытия, ожидающее своего начала, этакой негромкой вспышкой (кажущейся звоном колокольчика) обозначившее момент своего существования.
И не спешит Творец со своими планами, не спешит сознание с четкими образами, оставляя Бытие спирали в неведении, не спешит творец с мыслями. Нельзя спешить с Бытием спирали, чтобы не разрушить его с самой начальной точки. И будто на ладони творца оно, и видно все насквозь, несмотря на отсутствие четких своих форм, границ, времени. Будто видит сознание весь смысл ожидания, застывшего в предвкушении неизбежного начала, будто слышит его негромкий голос, будто находится с ним на одной частоте.
И голос этот слышен лишь сознанию. Подобен он полной тишине, в которой пребывает Бытие спирали, погруженное туда, где занимает свое место, будучи должным занимать свое место. Такой же гладкий и ровный, такой же чистый и открытый, ни на миг не нарушаемый ничем посторонним. Желает голос оставаться именно таким – гладким и ровным, практически идеальным, заключенным между непрерывным буйством, которое буквально выворачивает сознание наизнанку одним лишь своим существованием. Кажется вполне осознанным и рассудительным этот голос.
Слышна в нем целая история, целая летопись с самого начала, с точки, откуда спираль берет свой старт. Плавно и уверенно чертит ее Творец, в каждом слове которого слышен подробный анализ, осмысление, холодная отстраненность, логичное построение суждений, так необходимые для удачного, абсолютного вписания образов в общую тихую атмосферу ожидания, покоящегося на ладонях вне пределов Небытия. Ни грамма тела не должно быть в этом голосе, лишь сознание должно наполнять его всецело. Все равно что наркотик роз Гранди, дурманящий мозги и плоть, отдаляющий сознание от реального мира, и оставляющий тело один на один с причудливой, но пагубной психоделией цветов и запахов, даже вкусов. В Бытие же спирали другой наркотик.
И невозможно оторваться и пропустить хоть одно слово, служащее все новой частью строящегося Творцом единого целого в застывшем ожидании начала Бытия. Каждое новое слово в голосе Творца закручивает спираль все сильнее, задавая ей необходимую скорость и направление, прописывая нерушимые для нее правила. Каждое новое слово Творца повествует ей о прошлом, настоящем, и будущем, от которых нельзя будет отступить, через которые Бытию придеться пройти, которые Бытию предстоит запомнить.
Это настолько личное, что лишь Бытие спирали способно услышать наставления своего создателя, впитать их от самого первого до самого последнего слова, чтобы где-то на ином Уровне восприятия воспроизвести все услышанное в четкой физической форме, будто про себя визуализировать полученную информацию, на самом деле все еще оставаясь перед собственным плотским возникновением.
8. Астроида: x²/3 + y²/3 = R²/3. (10мин. 00сек.)
Ее владения – небо, существующее ради одной единственной формы, ради одной единственной точки во всей его бесконечности. Ее можно увидеть невооруженным глазом даже среди мириад сияющих звезд, среди стен галактик, сквозь космическую пыль. Ее свет не мчится навстречу, и даже не отличается от всеобщей космической иллюминации. Будто в каком-то месте целой Вселенной есть прилипшая к пространству болячка, содрав которую можно просто обнаружить нечто, что по ту сторону существующего Бытия. Будто Вселенная не более чем плоскость, подобная бумажному листу, который легко прорвать в уязвимом для него месте, и сквозь прореху открыть для себя что-то новое и неизведанное.
Бытие астроиды – пространство со множеством прочих мирозданий, смысл которых намного тусклее ее собственного значения. И кажется, что нет ничего важнее ее блеклого сияния на фоне прочих звезд и целых галактик, пытающихся прятать астроиду от пристального внимания. Но отчетливо выделяется она сквозь остальные, доступные сознанию мироздания, разбросанные по всему видимому глазам небосводу. Будто так и притягивает к себе взгляд, будто чувствует некую связь с сознанием, всецело посвященным лишь ей одной, не обращающим внимания на завораживающие миры, сияющие в ночи над неподвижным морем и хребтами гор.
Свет астроиды не раздражает глаз, даже наоборот, будто прячет неприятную резкость, которая могла бы быть, стоило лишь отвести свое внимание от астроиды хоть на миг. Сама собой овладевает сознанием мысль о том, что именно свет астроиды придумал все вокруг, что свет астроиды и есть и звездное небо в ночи, и море, и горы, и уютное гнездышко с креслами для двоих за спиной. И это лишь часть его приятной и невраждебной, но тянущейся к сознанию силы. О, да, способна астроида на большее.
Неимоверная для осознания мощь хранится в ней, о которой можно лишь догадываться. Хотя нет, которую трудно стереть из воспоминаний как бы не хотелось обратного, прежде восхищаясь и преклоняясь перед ней. А еще не желая быть от нее на расстоянии, и неважно насколько расстояние окажется значительным. Невероятно массивна астроида, и кажется, будто все окружающее сознание, видимое глазу в небе и на земле мироздание в разы легче, услужливо передавшее ей свой физический вес. Все держится за счет астроиды; погибнет она – погибнет Бытие.
Недосягаема она для тела, слишком далека от него, невероятно далека, но оттого кажется она просто огромной, если отчетливо видна такой, какой есть в своей подлинной форме невооруженным глазом. И да, она действительно огромных размеров, чтобы можно было любому увидеть ее без помощи оптического оборудования. Видна сознанию Вселенная целиком, и размеры астроиды в ночном небе подобны очень жирной точке, оставленной сразу несколькими маркерами на бумаге. Самые большие объекты кажутся в сравнении с астроидой карликами, мелочевками, которых не останется в воспоминании с первой же секундой их исчезновения.
Все – мелочь, и именно это впечатление несет в себе она, слишком важная во Вселенной, чтобы было иначе. Требует астроида к себе внимания, затмевает любые мысли, любые образы, любые воспоминания, казавшиеся прежде едва ли не смыслом всей жизни. Открывает астроида подлинную цель бытия неважно, в каком мироздании – ее собственный свет, ее собственное существование, ее притягательная форма, лишь дополненная в трехмерном пространстве.
Еще бы, ведь по ту сторону ее Нечто. Что-то необыкновенное, в чем сознание никогда не сомневалось, и не может усомниться в принципе. Нечто, что тотчас проявит себя с исчезновением астроиды со своего места через отверстие, оставленное после нее. Нечто, что астроида сдерживает за пределами обозреваемой взглядом и сознанием Вселенной, оставаясь неподвижным объектом. Насколько значимо это Нечто? Так же ли массивно, так же ли наполнено смыслом, что и видимое и осязаемое сознанием Бытие, так же ли доступно для восприятия всем своим естеством? Да, так же массивно, так же наполнено смыслом, так же доступно. И пусть все сомнения и опасения остаются ничтожными, практически незаметными, по природе своей основанные лишь на страхе всего-то ошибиться в выводах.
Но для того и есть эта связь сознания и астроиды, чтобы не возникало никаких ошибок. И это для глаза глупого неразумного тела кажется астроида невероятным гигантом, перед которым вся Вселенная должна трепетать в благоговейном страхе. Как говорится, у страха глаза велики, ведь размеры астроиды действительно впечатляют и наверняка напугают неподготовленного наблюдателя. Однако чем ближе к ней хладнокровное стабильное сознание, тем меньше становится астроида в своем величии, сжимается она с фантастической скоростью до крошечной точки, которую можно сжать всего двумя пальцами.
Совсем крошечная норка скрывается под ней, откуда и льется этот мягкий приятный свет, наполняющий астроиду будто специально для того, чтобы увидело его сознание, прошедшее через стены звезд и галактик откуда-то из умопомрачительного далеко.
И в то время как оставлено тело с ровным безмятежным Бытием где-то в темной глубине бесконечности мирозданий, откуда просто физически невозможно выбраться (да и нет никакого желания этого делать), стремится сознание, со всем его величием против ничтожности астроиды в пальцах одной руки, проникнуть внутрь нее. Проникнуть в ее свет, заполняющий астроиду целиком. Ускользнуть через этот фигурный двухмерный портал. Или же отцепить объемное тело ее от тела Вселенной, чтобы осталось на его месте совсем незаметная дырочка, подобная ранке от укуса комара, откуда неизбежно будет сочиться все тот же свет Нечто, что находится за пределами физической Вселенной, физического Бытия астроиды. Попытаться расковырять, расширить это крошечное отверстие пальцами будто в попытках прорыва кажущимся привычным сознанию физическим Бытием, которое во все времена представлялось нерушимым и незыблемым. Даже несмотря на наличие астроиды, обращенной к сознанию с самого начала ее существования.
Чем ближе к ней сознание, чем меньше становится она, тем больше понимания, что ради этого момента Бытие ее было образовано когда-то и кем-то, разрешившем однажды сознанию встретиться с астроидой лицом к лицу, что ведет ее собственный свет.
Вот-вот откроется Истина, гораздо более важная в сравнении с безмятежностью моря и величием солнца, и любящим сердцем, что бьется сильно в жажде всегда быть рядом; гораздо более важная, чем неизбежность смерти и Небытия. Вот-вот, откроются все самые-самые тайны, в ответах к которым никогда ни разу не возникало сомнений, действительность, которая прежде со скоростью света мелькала в воспоминаниях, из-за своей молниеносности казавшаяся чем-то чужеродным, самой настоящей болезнью, терзающей рассудок, требующей самого глубокого лечения. Вот-вот все будет понятно.
9. Циссоида: y² = x³ / (2a – x) (10мин. 00сек.)
[b]Играет веселая живая музыка, торжество в самом разгаре. В свете разноцветных гирлянд развеваются флаги с ее эмблемой – листом плюща. Венки из плюща на головах множества участников праздничных гуляний. И можно с легкостью увидеть в безоблачном вечернем небе целую сияющую паутину циссоид, накрывших место проведения торжества и веселья подобно какому-то куполу с множеством образованных на нем астроид, что скрываются
