Доведя себя до состояния вареного рака в парилке, Антир рванул в бассейн со льдом. Досчитав до десяти, перешел в ванну с хорошо горячей водой. Здесь можно и понежиться, отдавшись крепким рукам банщика. Наблюдая, как тот тщательно пемзой работает с его ногтями и пятками, Антир восстанавливал по мелочам события в питейном заведении «Камбала» города Херсонеса Таврического.
По просьбе отца, Дия, кого знали в Херсонесе, как басилевса Агелу, главного жреца города, Антир собирал слухи о бывшем трибуне Марии Алкивиаде. Сам Антир скрывался под именем аристократа Юлиана Флавия, это имя было куплено отцом намеренно для подобных занятий, которые назывались обыденно – добывание нужных сведений.
Кто мог сказать стратегу Примиану, что Юлиан интересуется именно Марием Алкивиадом? Наемные убийцы выслеживали шпиона короля Антира, или самого короля, зная, что он в Херсонесе. Значит, наемники были кем-то осведомлены: под личиной Юлиана скрывался Антир-сай, божество Колаиса, один из божественных близнецов! Кто-то натравил наемных убийц, но кто? Окончательно запутавшись в догадках, Антир вспомнил о сутенере из «Камбалы», кого завербовали в школу алаунов. После обеда надо наведаться к этому «потомку» царя Атея.
На домашний обед Антир был приучен выходить в белом, шелковом стеганом, с серебряным шитьем, наряде, причем куртка всегда под горло. Его и брата с двух лет учили есть, одетыми в светлое. Чтобы они ели аккуратно, не страшась запачкаться. Как некрасиво было, когда малыши обливали курточки соусом, на белом хорошо видно. Их спрашивали, нравится им такой неряшливый вид? Им не нравилось. Им было стыдно. Так они учились этикету.
Направляясь с отцом ко столу, сервированному на десять персон, Антир первый заговорил:
- Ты полностью доверяешь жрице Марции, ме пати? Мне стало известно, она хотела узнать имя одного оппозиционера из Рима. А именно, Мария Алкивиада. Зачем?
Позволяя слуге обмыть ему руки в бронзовой чаше, Дий уклончиво ответил.
- Неужели ты думаешь, ме сунус, Марий Алкивиад не знает, что король герулов скрывается в городе под именем аристократа Юлиана?
Антир призадумался, осушая салфеткой вымытые руки. Совпадают ли его мысли с тем, что сказал отец? Наемные убийцы подделывались под сутенеров? Алкивиад Марий, бывший трибун, окопавшийся в Риме на высокой должности? За, что мстит? За то, что Юлиан узнал о его аферах с проституционной податью в Херсонесе? Поэтому нанял с помощью Примиана наемных убийц?
Они сели друг против друга за длинный стол кипарисового дерева, блестевший полировкой, что был выше обычных столиков античного мира.
На обед пригласили жреца бога Кама Мануила, его помощницу – жрицу Фемисту, и самых красивых жриц, кто мог претендовать в невесты божественных близнецов, на статус жрицы Высочайшей. Одной из них была чужестранка с огненными глазами – апсара Парвати, двадцати шести лет. Давно она жила в Караниу. Несостоявшаяся жрица Любви Антира.
Почему красавица индианка не состоялась в оной высокой должности, Антир вспоминать не любил. Она, видимо, тоже, гордая, вся в себе.
Места для приглашенных располагались по обеим сторонам стола и тоже друг против друга. Савлий обедал с алаунами, у кого трапезой была баранина. Антир, отсылая юного барона полакомиться грудинкой, - ее Савлий обожал, - просто приказал выбросить из головы дурь следовать привычке короля не есть мясное. Юноша радостно пообещал всё исполнить.
Вдоль мозаичных стен столовой расселись с лирами жрицы, играть, сладкозвучно петь. Нежно, высоко, протяжно. Всё то, что обожала слушать Левкиппа.
Этот обед и музыка были частью поминального обряда, поэтому, Дий велел подать вино, таврское розовое, полусладкое. Сам не отказался помянуть супругу. Дий никогда не проявлял излишней печали в день памяти Левкиппы. Напротив, приказывал больше предаваться тихой радости, слез не лить, лучше устраивать праздник Любви.
Отдавая дань памяти богине Высочайшей, все поднялись с кубками вина. Кубок у Дия небольшой, узкий, ведь он не баловал себя винами, им предпочитая квас и настоянные на меду напитки.
Антир, выпив свою порцию, горько усмехнулся. Как бы ему хотелось выпить в этот день с братом.
На обед первым блюдом был суп-пюре из раков.
Антир бросил взгляд, полный презрения, на Мануила. Считал его конченым развратником, а не жрецом. Но таков был непререкаемый закон культа богини Клейто. Кому-то надо же заниматься и таким «блудливым» делом, как превращать невинных дев в женщин.
Мануил сам себя для солидности называл «Очеловеченным в боге Кама жрецом Любви плотской». Жилистый, невысокого роста, красивый лысый мужчина лет за тридцать. Чего стоили его глаза, темные, с похотливым огоньком, и руки, с длинными гибкими пальцами, почти такие же, как у Антира, разве что ладони у жреца были шире. Рот обольстительно вызывающий, противно смотреть.
Антир заметил, - Фемиста искоса наблюдает за ним, его ответом был такой же взгляд, из-под ресниц.
Для своих тридцати лет Фемиста была обворожительно красива. Свежа, как юная дева. Ни единой морщинки на удлиненном лице. Голубоглазая блондинка с томной мимикой. Изящный стан, высокая грудь, благородной белизны руки, выдававшие в ней кровь урожденной аристократки.
Парвати вообще не обращала внимание на сына Дия, будто и не сидел он за столом. Зато ее молоденькие соседки, кого Антир видел впервые, поглощали его откровенно голодными глазами. Или они еще не прошли инициацию? Или божество Колаиса им кажется вкуснее супа?
Окуная позолоченную ложку в густой бульон, Антир вспомнил, как они с братом, чтобы не мучиться с ложками, однажды просто вылили в себя суп из тарелок и облизали их.
Прислуга глазом не успела моргнуть, а у детей уже чистые тарелки. Правда, такой подвиг оставил божественных близнецов без сладкого.
За столом разрешалось вести беседу, отвлеченную, незначащую, и вел разговор Дий. От его внимания ничего не ускользало, вот - сын почти не ест, болтает ложкой в супе, как маленький. Что-то не понравилась бледность лица, да, и похудел. Что он вообще ест в своих походах? К мясной пище близнецы не были приучены, больше – к пище саттвической: овощи, каши, молоко козье, фрукты.
Спросил сына, чем он питается, когда с алаунами находится в походе?
Сыну так захотелось ляпнуть, что питается кизяком и конскими орешками, но в столовой полно жриц. Итак, они смотрят на него, как на диво, свалившееся с облаков.
Заломив темную бровь, ответил: ест сыры, пьет кобылье молоко, как скифы, грызет копченные рулетики сома, заедает диким щавелем и поджаренными на углях трюфелями. Но больше всего любит питаться облаками. Ляжет навзничь в траву и языком пробует на вкус облака.
Дий улыбнулся.
Расцвели улыбками Фемиста и молоденькие жрицы.
Отец сказал, что обрадует сына. Вторым блюдом будет приготовленный по рецепту хиннов рис. Ко столу Дия из заморских стран всегда доставляли экзотические продукты. Бананы, ананасы, апельсины, лимоны были у них круглый год. А на десерт - любимая близнецами земляника в сметане.
Дий перехватил взгляд сына, упершийся в пустой бокал. Понял. Строго спросил:
- Часто, ме сунус, ты пил вино в Херсонесе? В Палакии? В Кинсане?
По спине Антира мурашки поползли: взгляд отца насквозь пронизывал, докапываясь до души.
- Када деха мате сприха, ме пати, - Антир сделал вид, что честно признался, но ответ его – понятие растяжимое: «когда тело имеет желание». Понимай, как хочешь.
Жрец Мануил кажется понял, улыбнулся плотоядно. Фемиста только ресницами взмахнула, расправляясь с рисом, как с гусем, - ножом и вилкой. Причем, яростно. Парвати опустила длинные черные ресницы. Жеманница и дура! – иного мнения о ней у Антира не было.
Дий напомнил еще раз, День памяти жрицы Левкиппы и День рождения Савлия отметят, как бы это был единый праздник Радости. Сразу после обеда все отправятся в храм богини Клейто, где торжественным обрядом почтят память жрицы Высочайшей. К вечеру отпразднуют появление на свет любимца короля Антира – Савлия. Излишнего веселия не будет. Будет маленький праздник Любви, который обожала Левкиппа.
Антир добавил, что алауны в честь памяти его матери устроят показательные бои, в них будет участвовать и он.
Дий, запечатав печаль в уголках рта, согласился. Вдруг спросил.
- Почему снимаешь крылья Колаиса?
Отец ел неторопливо, разговаривал с сыном, не поднимая глаз, никогда не торопился с едой, предоставляя возможность остальным едокам успевать доесть свои порции. Раньше него никто из-за стола не выходил.
Антир вскинул удивленный взгляд на отца.
Крылья Колаиса Антир снимал, когда был с Марцией, приставленной к нему жрицей Любви. Если он забывал снять гривну, она сама это делала, с неприязнью к его оберегу.
Но даже об этом узнал отец, ведь Марция такое сказать не могла, получила бы нагоняй. А совсем недавно у гривны сломался замочек, имевший такую конструкцию, которую заменить невозможно. Кое как замочек отремонтировали, однако пару раз застежка отходила от кольца гривны, приходилось ее снимать и вновь приводить в порядок. Алаун Торес был приставлен к крыльям Колаиса, посколько разбирался в секретах застежки.
- Не знаю, ме пати. Честно. Вдруг
