Она строго взглянула на сестру. Та покачала головой:
– Не знаю. Сон какой-то. умаялись мы.
Тяжелый сон был. И у Ганки тоже. липкое что-то снилось, серое. Но минуло, Бог отвел!
– Пойдем домой, – у Ганки отлегло, – пойдём, пока поспеваем.
Они заторопились к себе, недоумевающие, но счастливые от вернувшегося тепла, свободные от тяжелого серого сна, поторопились в привычную людскую жизнь, не зная, что сопровождает их взгляд Ворона.
Как-никак обещался он, что пока за пределы леса не выйдут девки, не спустит он с них глаза.
Но вышли, и ему пора. Он повернулся, приготовился взлететь и понял, что лес снова посерел, вымер, затих. Загляделся он на живых, да мертвых к себе подпустил. А те уже удлинялись вечными тенями в его сторону, к себе желали забрать.
Хотел взлететь – не смог, затяжелели крылья, потянуло его к мертвой земле, захотелось спать.
– Тьфу, окаянство какое! – каркнул Ворон и закрыл чёрные глаза, видевшие так много смен шума и сна, чтобы не видеть как удлиняются чёрные тени.
