Брови у неё красивые были. Живописные, что называется. Ничего она с ними не делала - не красила, не «пропалывала»: отец-покойник просто завещал, а Господь милостиво передать позволил. Вот она их и носила, брови эти самые, и жила с этой «соболиной красотой». Ровно так лежали они над глазами, а внешние кончики хорошо и правильно вниз спускались, где и оканчивались благородными стрелками, которые записные модницы стараются-рисуют, но всё не так, как у неё, получается.
И под бровями, значит, как положено, глаза были. Небольшие такие глаза. Нормальные, одним словом. Но вот… ж а р к и е какие-то.
Это те самые глаза, которыми, если из толпы глянут на тебя, то мужчина решит, что наконец нашёл ту единственную, ради которой!.. для которой!!. во имя которой!!!
А если на женщину взгляд этих глаз падёт, то закусит та ехидно-завистливо губу, пожмёт этак плечиком и скажет что-нибудь поганое в адрес той, которой глаза такие достались. А к ним, тем, у которых глаза, никакая грязь не пристаёт. И никогда – ни в молодости, ни в красивой зрелости, ни в ту пору, когда они в глубоком серебре уже.
Вот такая она у Лёшки была. Жена, стал быть. И звали её… О! Какое же красивое и, главное, редкое имя она носила: Галя!..
Если бы Лёшкина воля, то посадил бы он её в шкаф хрустальный и на ключ запер. А ключ тот носил бы в самом своём сердце, куда бы потаённую дверцу сделал, потому что был замечательным слесарем и работал на заводе. Слесарем и на заводе трудился, а не пил. Вот просто совсем, потому что некогда было. Ну, пить, то есть, некогда. После работы же домой быстрее надо, чтобы Галю увидеть и до ночи успеть насмотреться на неё, а не турусы на тему «ты меня уважаешь» с приятелями разводить.
И дома сидел весь вечер, и делал всё, что она говорила: бельё отжимал и вывешивал, картошку чистил и мусор выносил, пол на кухне подтирал, пока Галя ту картошку на ужин жарила.
Ну, а потом, сами знаете: всё как у людей. Ужин, телевизор и – спать. Вот этого момента Лёха весь день и ждал больше всего, потому что к королеве своей прильнуть мог весь, целиком, без остатка. И она любила его нежно и горячо. И было всё время Лёхе на сердце жарко, потому что она (уж он-то даже во тьме это чувствовал!) смотрела на него не отрываясь.
Когда Галя к матери в соседний город уехала (та приболела что-то), то Лёха два дня продержался, а потом взял на заводе отпуск без содержания и за нею укатил. А там, у матери, то есть, всё было как дома, только из-за отпуска Лёха возле Гали с самого утра до ночи был – вот как хорошо ему было!..
И домой когда через неделю вернулись, Лёха даже растерялся, потому что снова надо было на работу ходить, а он привык уже целый день жену рядом видеть. Даже думал в ЖЭК соседний устроиться, потому что там хоть и платят меньше, зато с домом рядом, можно несколько раз в день заскочить, проверить, как она там, не скучает ли, не нужно ли чего. А то он быстро сделает или сбегает!
Но Галя сказала, что делать этого совсем даже не нужно, потому что с домом она и одна нормально справляется, а в ЖЭКе не работа вовсе даже, а сшибание «сотняшек» да «пятихаток» у мирного населения на выпивку. Вон пусть на брата своего Лёха посмотрит. Тот раньше тоже слесарил на заводе, а потом ушёл «на вольные хлеба». И что? Всё время пахнет от него. Ну, спиртным, в смысле. И Томка, жена, жалуется, что совсем мужик развинтился: «ни в городе тебе Богдан, ни в селе Селифан».
Когда брат Лёху на рыбалку двухдневную позвал, то тот удивился даже: какая там рыбалка! А Галя как же? Два дня без него будет? Он, брат, то есть, сумасшедший, что ли?..
… И когда Лёха домой после работы пришёл, а в квартире тихо, он сразу понял: что-то случилось. Катастрофа какая-то. Сразу, не разуваясь прям, хоть раньше никогда так не делал (Галя очень за чистотой следила!) прошёл на кухню. А там записка на столе на большом куске бумаги крупно написанная. Рука – Галина, Лёха сразу это увидел. А написана ерунда всякая. Лёха несколько раз перечитал, но так и не смог понять, про что это всё: «Лёш! Я с Костиком уехала на рыбалку. Не жди. Вообще не жди меня никогда больше. Галя».
Лёха даже не сразу понял, что «Костик» - это же брат его старший, который недавно (от ведь дурак такой!) развёлся, а когда жил со своей Томкой, то гулял от неё напропалую…
|