В чём Конан сильно сомневался.
Ведь вид собранного и уложенного фургона и четырёх готовых лошадей указывал на то, что маг готов был ехать, невзирая на то, получит он согласие Конана, или нет.
Он наверняка собирался подыскать себе другого жадного идиота поздоровей, и без малейшего колебания пожертвовать им, если запахнет жаренным.
Конан не допускал мысли о том, что человек нужен Рэско лишь для жертвоприношения – бывало ведь и такое в его практике: хоть он и не девственница, которых, как известно, предпочитают маги, но на худой конец может и… Однако он вполне осознанно шёл на риск. С чародеями ему действительно приходилось сражаться, и кончались такие встречи отнюдь не победами последних! Добрая – он поправил меч – сталь выручала его не раз!
Впрочем, окончательно отказаться от мысли о жертвах его заставил вид лопат, ломов, кирок и молотов с клиньями отличной закалки – их груда казалась прямо-таки устрашающей.
На «невинный» вопрос варвара:
– Зачем это нам двоим столько лопат? – маг не менее «невинно» ответил:
– Да так, запас на всякий случай. Ты ведь мужик здоровый, да и грунт там твердоват! Каменистый суглинок. Вдруг что сломается – так не возвращаться же каждый раз за новыми! Кроме того, когда берёшь оптом – обходится дешевле. Да и часть оборудования я потом раздам – поселенцам…
После этого диалога опасения Конана, что его держат за полуидиота, только усугубились.
Но пока он был готов терпеть, продолжая придерживаться избранного имиджа туповатого и жадного громилы-варвара, чтобы заполучить остальные деньги, и посмотреть, чем закончится вся эта история по рекультивации* орошаемых земель пресловутой долины. Его тяга к приключениям, равно как и вера в свои силы, хитрость и удачу, явно были сильнее, чем у остального, «пресного» и «правильного» населения Ойкумены.
* Рекультивация – мелиоративный термин, означающий возрождение, улучшение.
При выезде из обшарпанных узких восточных ворот Саракандской крепостной стены, Конану запомнился взгляд, которым одарил их начальник трёх разморённых жарой и бездельем стражников: так смотрят только на законченных придурков. Видать, этими воротами, да в такую жару, мало кто начинал путешествие. Похоже, особо весело им в пути не будет… Да и ладно.
По дороге в этот день они и вправду, переговаривались мало, и всё больше по делу. Внимание мага поглощало управление лошадьми, всё норовившими сбиться с колеи, скорее напоминавшей не дорогу, а тропинку – тропинку, по которой очень редко ездят. Ну, или очень редко ездят телеги – действительно, с укатанной колеи они свернули буквально через несколько миль.
Конан внимательно осматривался, вглядываясь в горизонт и прощаясь, надеясь, что навсегда, с уменьшающимся городом. Округлые головки минаретов быстро пропадали в знойном пыльном мареве – да вот уже и жёлто-серых стен крепости не видать…
Окружающий пейзаж разнообразием не баловал: выгоревшая степь с чахлыми кустиками верблюжьей колючки, белёсого саксаула и ещё каких-то блёкло-зелёных трав, тянулась во все стороны, насколько хватало глаза, даже такого зоркого, как у варвара. Горизонт в десятке миль тоже скрывало знойно-пылевое марево. Да, этой дорогой, уходившей от Сараканды на северо-восток, явно пользовались не часто. И то сказать – насколько знал Конан, кроме гор и пустошей в этой стороне ничего не было, даже баранов здесь пасти не было смысла. Ни попутчиков, ни встречных путешественников им так и не попалось.
Еле заметно петлявшая колея явно вела в провинциальную дыру, или в высохший оазис, или ещё чего похуже – действительно в проклятое место.
Из живности им попалась одна ленивая пропылённая змея, равнодушная черепаха размером с добрый ляган – местное блюдо для плова – да две шустрых ящерицы, быстро убежавших на смешно изгибающихся лапах – чтобы не обжечь тонкую шкуру на животе о раскалённый песок.
Конан ехал на выбранной им самим выносливой, хоть и не блиставшей красотой, вороной кобыле. Двумя могучими сердитыми жеребцами, тащившими фургон, и одной запасной пожилой лошадью, тащившейся за фургоном на привязи, и ограничивалась их тягловая сила. Солома для них занимала не меньше трети фургона. Бурдюки с водой и кожаное ведро должны были помочь благополучно добраться до реки возле долины. Запас дров позволял рассчитывать на горячую еду почти на месяц. Хотя, конечно, киммериец рассчитывал не задерживаться в этих местах так долго.
Подступила душная и светлая восточная ночь.
Заночевали прямо посреди степи, немного не добравшись до предгорий.
Всё обустройство лагеря Рэско храбро свалил на Конана, сославшись на то, что ему нужно сотворить защитные заклинания. И действительно – он целый час по кругу обходил место их ночёвки, иногда падая лицом прямо в пыль, иногда опускаясь на колени, и что-то гнусаво распевая на всю степь, и потрясая бубенчиками и странными амулетами в руках.
Пел он даже ещё хуже, чем врал.
Поужинав, и приложившись к фляге с вином (основательно), Конан вполне миролюбиво глядел на упражнения мага, но вскоре это зрелище приелось ему. Тогда он пожелал чародею спокойной ночи, и через полчаса степь уже оглашалась богатырским храпом. Охрану лагеря варвар явно решил взвалить на магию.
Поужинав тем, что оставил ему киммериец, Рэско добросовестно бдел до полуночи. Затем, убедившись, что всё тихо, и никто не собирается пожаловать на огонёк, тоже прилёг, завернувшись в плащ, и подбросив в костерок корягу потолще. Сопел он, конечно, потише здоровяка-северянина. И храп напарника ему, похоже, нисколько не мешал.
Часа через два Конан решил, что всё в порядке, и невидимой бесшумной тенью пробрался к фургону. Навыки вора-профессионала позволили провести тщательный обыск тихо.
В мешках из плотной материи, неприметно скрытых на дне фургона, оказалась обычная соль. Варвар был разочарован: надо отдать магу должное – он не так глуп, чтобы почти в открытую возить столько золота. В том, что это магически замаскированное золото, Конан теперь тоже сильно сомневался.
Но, с другой стороны – кто же попрёт в безлюдные, проклятые места столько соли?! И для чего? Или всё же – для кого?..
Арбалет с большим запасом стрел Конан тоже в тайнике под днищем нашёл легко. Он был уверен, что это оружие маг припас против него, поэтому немного поработал над ним. Ведь в таком сложном устройстве так много хрупких (для могучих и умелых пальцев, разумеется!), важных деталей… А вот честный меч никогда не подведёт!
Из интересного киммериец нашёл ещё мешочек с какими-то, вроде, амулетами или талисманами. Но их он предпочёл не трогать – мало ли…
В общем, часа через полтора варвар закончил осмотр груза, но вопросов не уменьшилось, а, скорее, наоборот. Тем не менее оставшуюся до рассвета часть ночи он беззаботно проспал. Он был уверен, что пока нужен живым.
Утром, позавтракав, и убедившись, что никого в степи, кроме них, нет, Рэско повернул фургон на совсем уж неприметную тропу, уводившую от пути, которым они следовали до сих пор, почти под прямым углом.
Конану он это объяснил так:
– Я должен быть уверен, что никто не следует за нами. Во-первых, я всё ещё опасаюсь мести бритунийцев – маги, всё-таки, знаешь ли! А во-вторых, не хочу, чтобы люди раньше времени узнали, что проклятие с наших земель снято, и вода вернулась в старые каналы. Чужаки могут захотеть захватить нашу долину, а мне ещё предстоит собирать всех уцелевших наших! Хоть я и маг, на это уйдёт много времени, и в долине сидеть мне не придётся. Не хотелось бы, вернувшись, изгонять самозванцев!
Киммериец с важным видом покивал, про себя ухмыляясь.
Целый день они ехали в юго-восточном, а затем и в южном направлении.
Теперь волшебника словно прорвало: он всё время рассказывал Конану о своей замечательной долине, как здорово там всё было устроено и ухожено, о своих трудолюбивых соплеменниках, и о том, как он хочет, чтобы всё вновь стало как в дни его беспечно-радостного детства. Говорил он много, и с жаром, а варвар только поддакивал, изредка, словно из вежливого интереса, что-то переспрашивая. В результате к вечеру Конан окончательно убедился в том, что никакого «своего» народа у Рэско нет, и не было никогда.
Однако он всё так же продолжал глубокомысленно кивать головой на красноречивые пассажи, не забывая позёвывать, и посматривать по сторонам.
Глупый чародей! Слишком много в его рассказах было анахронизмов и противоречий, которые, будь варвар не так опытен, и не побывай он в свои двадцать четыре почти во всех странах Ойкумены – от Зингары до Турана, и от Гипербореи до Чёрных Королевств, может, и остались бы незамеченными.
Но наблюдательный и зоркий варвар до тонкостей понимал и помнил традиции, нравы и обычаи поселений в тех странах, где побывал хоть однажды – ещё бы, зачастую от этого зависела жизнь… А уж про съеденное из местных деликатесов, или – выпитое…
[left]Конечно, он не стал просвещать мага, что Файдарабад уже двадцать пять лет, как разрушен, а в гирканских степях уже не водятся антилопы, мясо которых столь нежно и вкусно – из-за мяса их всех и поистребляли в угоду местным гурманам-падишахам – тоже примерно с полвека назад. Да и пуантенцы больше не славятся выделкой кож и замши, потому что лет восемь назад истреблены зингарцами под корень, по религиозно-нравственным мотивам, о которых горе-чародей, похоже, вообще никогда не слышал, хотя, казалось бы, ему, как волшебнику,
