Произведение «   Возвращение или «На улице дождик…»» (страница 2 из 6)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Рассказ
Автор:
Оценка: 5
Баллы: 2
Читатели: 72 +7
Дата:

   Возвращение или «На улице дождик…»

раскаленных камней. В парилке тотчас стало темно, жарко и влажно. Через маленькое оконце, прорубленное под самой крышей, чуть живой сноп вечернего осеннего солнца, с трудом пробиваясь сквозь пропахший березовым поленцем пар, освещал потемневшие промокшие полки, на одном из которых исходила истерикой совсем еще молоденькая девушка. Худенькая, русоволосая девушка с хрупкими плечиками, чуть заметной беременностью и изуродованными ногами.
***
Чай пили долго и обстоятельно.
Мать расстаралась: достала оплывший, темно-влажный кусок халвы и кулек твердых как камень мятных пряников. Одним словом все сладкое, что смогла купить в небольшом магазинчике на колесах: фургоне с прорубленным с боку окном-витриной, приезжающем в их село два раза в неделю.
Любе казалось, что говорила она с мамой, неторопливо и по-доброму, словно хотела поведать, описать, рассказать матери про каждый свой день, каждую минутку, проведенные на чужбине, начиная с той осени 1941года, когда за ее спиной глухо захлопнулся задний, наращенный борт старенького ЗИС-5 и ее, вместе с еще десятью подростками, под материнский плачь и злобный мат украинских полицейских, служащих в шуцманшафте, увезли в неведомую, враждебную ночь.
Но ей это лишь казалось.
В действительности рассказ ее, путаный и часто истеричный, частенько прерывался коротким, глубоким словно обморок, сном.
В эти минуты лицо девушки, доселе неподвижное и как бы даже спокойное, странным образом вдруг оживало, искажалось болью, страхом и надо полагать не слишком приятными воспоминаниями, в которых она видела себя как бы со стороны, плохо натянутой простыни кинотеатра в заштатном городишке.
***
…В замке Карла Фон – Менделя, гуляли сквозняки.
Несмотря на то, что ноябрь в 1941 году в Германии был необычайно теплым, и то, что во всех четырех каминах замка, огонь горел практически круглосуточно, и от стен и от каменных полов, веяло холодом.
Люба в обязанности, которой входили и уборка дома и приготовление пищи и, кстати, поддерживание огня в этих самых четырех каминах, целый день, словно заведенная носилась она по замку в темно-синем платьице с коротким рукавом и белоснежном передничке и никак не могла согреться.
К вечеру, когда Карл Фон – Мендель, со своей супругой Гертрудой – Марией, уходили наверх в свои спальни, а белобрысый Адольф, слегка подвыпивший, возвращался со своих собраний в Гитлерю́генде, где он благодаря фамилии своего отца быстро получил звание берроттенфюрера, приползала в свою коморку под лестницей, чуть живая от усталости и Люба.
Пятнадцатилетний берроттенфюрер, в коричневой рубашке с галстуком и аксельбантами, в сапогах и черных галифе, любил повыпендриваться перед шестнадцатилетней русской девушкой.
Постукивая стеком по испачканному подсохшей рвотой сапогу, Адольф, вальяжно развалившись в глубоком кресле, пьяно облизывая губы с трудом подбирая русские слова, рассказывал Любе, стоявшей перед ним навытяжку, про занятия в группе Гитлерю́генда. Про бочонок темного пива, Dunkel который тайком привез на занятие Адалвалф из старшей группы, сын и наследник владельца пивного завода.
Про победы немецкого оружия на Восточном, русском фронте и про своего дружка, которому на днях
- Господин Адольф.
Девушка присела в глубоком книксене.
-Разрешите мне уйти к себе, под лестницу. Уже без четверти час ночи, я хочу спать, а ваш отец приказал мне разбудить его в половине седьмого утра, как только принесут свежие газеты. А я еще должна приготовить к этому времени кофе с молоком и гренки с мармеладом, а так же выгулять вашу со…
-Как же утомительно твое бесконечное нытье. Ты, просто несносна. Да ты должна гордиться, что тебя купила моя матушка, баронесса Гертруда-Мария Фон Мендель а не какой ни будь малоземельный и неотесанный bauer, каким к примеру явалячктся младший брат моего отца.
- Я горжусь этим, господин Адольф, но за те два месяца, что я служу у вашего отца, я еще ни разу не выспалась, а тут еще вы со своим Гитлерю́гендом. Разрешите мне пойти поспать, господин Адольф. Я еле стою, вы разве этого не видите?
- Все рабы очень хитрые…- Проговорил молодой барон, развалившись в кресле.
- А русские рабы хитрые в двойне. Ладно. В честь скорого взятия Москвы доблестными войсками Вермахта, я разрешаю тебе идти и отдохнуть…Но только сначала доведешь до блеска мои сапоги.
Да кстати, через неделю, у Адалвалфа, наследника пивоварни Альдерсбах, день рожденья. Ему исполняется семьнадцать.
Я ему про тебя рассказывал, он захотел с тобой познакомиться поближе.
Адольф глуповато рассмеялся, подождал, когда девушка стащила с его ног сапоги и широко зевнув, шатаясь пошел в свою комнату.
- Так что готовься, поедем вместе в его именье…Ты будешь прислуживать нам за столом, в костюме вакханалки.
Папа не против.
Адольф постоял в дверях, прыснул пошловатым смешком и, ввалившись в комнату, повторил из темноты, голосом почти протрезвевшим.
- Готовься девочка. Готовься.
На следующую ночь, девушка бежала из замка.
***
- А может быть, ты доченька, водки хочешь? После баньки иной раз и не плохо.
Мать затронула дочку за худенькое плечико, прикрытое влажной после бани простынкой.
- У меня есть на смородине и на малине. Ты какую хочешь, Любушка?
- Ты мне мама малиновой налей. Я мама отогреться хочу.
После водки, девушка слегка ожила, щеки ее порозовели, а уши стали пунцово красными.
- Уже двадцать, а водку пью впервые. Странные ощущения…
Она допила остатки розовой настойки и выбрав из бумажного кулька первый попавший пряник бездумно начала ломать его на мелкие кусочки, словно пытаясь в черством, светло-сером тесте, отыскать что-то сокровенное, или же напротив, злобу свою и усталость, сбросить на ни в чем неповинный сладковатый этот сухарь.
-…Поймали меня в окрестностях Радебойля, есть такой город возле Дрездена.
Представь себе мама, игрушечный городок на берегу Эльбы. Замки, ратуша, особняки, католические соборы с крестами и вся эта красота в реке как в зеркале отражается. Желтые листья и отражение.
Красота, одним словом. И вот как раз на этой самой красоте, я мама и попалась.
На берегу Эльбы, в то утро Художников привезли…Много, человек десять, похоже студенты, молодые уж очень. Мольберты на ножках установили, рядом стулья, рисуют себе и между собой о чем-то

Реклама
Обсуждение
     20:48 30.09.2024 (1)
Владимир Александрович, этот рассказ просто потряс меня. Невозможно оставаться равнодушной, читая! Не выдержала, слёзы лились рекой.
Это фашизм. И это страшно.
     21:18 30.09.2024 (1)
Однажды одна из моих читательниц, написала мне про свою бабку, которую немец спас таким образом в туалете. Она каялась, что ничего кроме этого туалета не запомнила, по молодости лет ей это было неинтересно. Мне стало жаль эту в настоящее время тоже уже бабушку и я написал этот рассказ. Конечно, процентов 95 в нем мой домысел, но я просто не имел права  не написать этот рассказ...Спасибо Вам большое, Елена.
     21:39 30.09.2024
Очень правильно, что Вы решили написать этот рассказ, а Ваш домысел настолько гармонично сочетается с имевшем место фактом, что воспринимается абсолютно естественно, хотя и тяжело такие вещи читать. Я думаю, что и Вам психологически нелегко было писать обо всём этом.

Я еще хочу сказать, что в рассказе мы видим в маленьком эпизоде соседку Верку. Она же появляется в финале и с тоской смотрит на уходящую в даль дорогу. Эта мать с надеждой ждёт своего единственного сына. Она будет ждать его всю жизнь и ждала его даже сидя за столом у Лизы, прислушиваясь к звукам с улицы. И хорошо, что Любушка не лишила материнское сердце надежды. Это удачное вкрапление в рассказ. Да и вообще, как мне кажется, здесь продумано всё.
Реклама