колпак!
Но вот я разделся до гола, (А прикольно наблюдать, как мои охранники «воротят нос» – не по нраву им, видать, что тело у меня вовсе не столь дряблое и безмышцевое, как они наверняка про человека моего возраста и статуса думали!) залез внутрь, лёг в углубление в упругом и мягком материале, (называется, кажется – пластик) и скомандовал:
– Закрывайте!
О том, что если в течении пяти минут ничего не произойдёт, можно смело открывать колпак обратно, и на машину больше не рассчитывать, тоже сказал. Заранее.
Сержант поморгал на меня сосредоточенно-прищуренными глазами, но ничего не сказал. Сделал жест двум рядовым, и колпак очень нежно и осторожно, словно он жёг им пальцы, закрыли. Я услышал, как щёлкнули его замки-защёлки.
Ну всё. Можно расслабиться и получать удовольствие. Или…
Кому я голову морочу?
Так страшно мне ещё никогда не было. И только осознание того, что за моими действиями наблюдает десять сопящих бугаёв не позволяло мне вскинуться, и заколотить в стеклянную крышку с истошными криками: «Выпустите!!!»
Внутри моей капсулы что-то загудело. Затем откуда-то сверху, со стороны ног, вылезло что-то вроде штанги. Включилась полоса света: точь в точь такого, как был на ловушке с кубиками! Вау!!! Но бежать оказалось поздно: световая дорожка уже неторопливо пошла по телу, начав с пальцев ног и поднявшись и выше, а я так ничего и не почувствовал. Нет, вру: почувствовал я дикое облегчение, что тело осталось цело, а не оказалось нарубленным на кубики-полоски! А кроме облегчения больше ничего я не почувствовал. То есть – прохладно было в этой чёртовой капсуле, вот и все ощущения.
Но вот световая полоса проехала по телу снова – теперь от головы к ногам.
И тут началось!
Загудело, забурлило, зашипело. Из крохотных дырочек подо мной начала пробиваться какая-то тёплая (Должен признать, после ледяного ощущения от ложа и воздуха это было приятно!) жидкость, а сознание стало почему-то мутиться… Последнее, что увидел, так это – как какая-то странная железная лапа подносит к моему лицу что-то вроде забрала. А из него кверху уходят прозрачные гибкие шланги.
И эту штуковину прижали к моему лицу, нос и рот оказались в чём-то вроде соответствующего им углубления, и я вдохнул чего-то… Приятно пахнущего. Вокруг меня завертелось, понеслось нечто искромётное и полыхающее огнями, всё ускоряя и ускоряя своё вращение, в ушах засвистело… И – всё. Больше ничего не помню.
Отключился.
Заночевали в небольшом трактире, уже ближе, как прикидывала леди Маргарет, к одиннадцати часам ночи. Сир Айвен за время пути слегка подзадолбал своей наивной простотой и волнением: всё время оглядывался, явно опасаясь погони.
Она не стала говорить ему, что погони скорее всего и не будет, что королева организовала всю эту комедию лишь для того, чтоб избавиться от серьёзной конкурентки, но не столь летальными способами, какие предпочитала королева-мать. Разумеется, давая понять этой самой конкурентке, что её жизнь, конечно, важна. Но не настолько, чтоб позволить ей остаться при короле, или вернуться в Тарсию спустя какое-то время…
В этих случаях нет никакого сомнения, что её Величество исполнит данное ещё летом обещание. Не пощадить.
С одной стороны леди Маргарет было приятно, конечно, что леди Наина, похоже, по-своему привязалась к ней, и не хочет просто убивать. Но с другой стороны было немного обидно: а ну как и правда – ей удалось бы вернуть, а, вернее – предоставить своему телу этот драгоценный Дар – детородную функцию?!
Но сейчас думать и уж тем более говорить об этом с милордом своим «спасителем» вовсе не хотелось. Поэтому она плотней натянула на голову и лицо капюшон тёплого чёрного плаща, думая, что никого эта идиотская мера предосторожности, случись и правда, погоня – не обманет: «Проезжали тут у вас по дороге мужчина с женщиной?» «Так точно, милорд капитан – проезжали!». Трактирщики – они же болтуны и предатели уже по должности! Потому что соври ты, и если это выяснится, (А выяснится это практически неизбежно!) и твой горячо любимый трактир просто… Сожгут!
В назидание несговорчивым и ненаблюдательным коллегам.
А он, трактир, – единственный источник твоего существования, и прокорма, и лечения, к примеру, больной анемично-ревматичной жены, и гарантия обеспечения «лучшим будущим» трёх сопливых и затурканных детишек. Которых они увидали в нижнем, общем, зале, когда ужинали. Кроме них в зале находились ещё двое пожилых, тихо переговаривающихся, и хитро переглядывающихся между собой путешественников – судя по одежде, купцов из Карпадоса, а ещё весьма угрюмого вида угольщик: телегу с углём они видели во дворе трактира, а лошади явно находились там же, где сейчас стояли и их лошади – в тёплом сарае. Освещалось мрачное и прокопчённое насквозь помещение огнём из очага и тремя свечками, традиционно мигавшими на сквозняках у потолка, расположившись на чёрном же от времени и той же копоти тележном колесе на цепях. Мрачной атмосферы и глубоких теней в углах, впрочем, это освещение почти не рассеивало.
На ужин имелась только отварная баранина, да точно такая же картошка. И поскольку привередничать и воротить нос им было не с руки, приходилось сейчас уплетать за обе щёки и эту немудрёную трапезу. Собственно, Маргарет и не протестовала: после целого дня бешеной скачки впроголодь отварная картошка очень даже… Хороша.
Она не видела смысла сидеть в насквозь провонявшем прогорклым маслом и луком унылом помещении, поэтому покончив с едой, они поднялись в свои комнаты. Вернее, это хозяин трактира так их обозначил – две крохотные клетушки, только-только стоять, не нагибаясь, и вмещавших лишь постель и лавку-скамью. Одежду полагалось развешивать на стене, на вбитых в даже не ошкуренные и некрашеные доски, гвоздях и крючьях.
– Вы, миледи, наверное, сердитесь на меня. Что не могу обеспечить достойное вашей милости убежище, или хотя бы приличный ночлег…
– Лорд Айвен. Прошу вас: не говорите ерунды. Я ведь жила в королевских покоях не всегда. И отлично помню свои детство и юность. Да, приходилось мне ночевать и в простых крестьянских избах. Так что бытовые удобства сейчас – последнее, что меня беспокоит. – он чуть дёрнула плечом, закутанном в тёплую шаль.
– А что же тогда беспокоит вашу милость, миледи?
– Беспокоят меня две вещи. А именно то, что во-первых, дорог из Тарсии всего три. И мы сейчас следуем по самой… Скажем так – неоживлённой. Особенно зимой. Здесь нас, разумеется, тоже будут искать. Вероятней всего – как раз в первую очередь. А трактирщик несомненно запомнит нас. Такую, – она покрутила головой на лебяжьей шее, – даму как я, без ложной скромности скажу, не заметить невозможно! Ну а во-вторых…
Во-вторых, два торговца внизу – никакие не торговцы. Потому что у одного из них тату на кисти руки, с гербом гильдии наёмных убийц Сапатии. А у второго под плащом топорщились ножны как минимум трёх кинжалов. Стало быть – метать умеет отлично.
Ну а больше всего меня насторожило то, что на нас они старались вообще не смотреть. Это говорит как раз о том, что они нас узнали, и изо всех сил старались не привлекать нашего внимания. Что, должна признаться, отнюдь не свидетельствует об их уме. К счастью для нас.
– Но миледи!.. Вы так спокойно об этом говорите! Значит, вы предполагаете, что эти двое…
– Нет. Не думаю, что убить нас должны именно они. Скорее, они выжидают здесь, чтоб подтвердить отряду, который прибыл бы сюда позже, ближе к рассвету: да, птички здесь! И вот этот-то прибывший отряд нас – и!.. А мы бы как раз видели десятый сон.
– Когда вы так говорите, миледи, мне хочется спуститься вниз, и немедленно разделаться с негодяями!
– Не нужно спешить, мой милый спаситель, – она послала ему грустную улыбку, после чего подошла к узкому, даже кошке не пролезть, окошку, и выглянула наружу, – Я ведь могу и ошибаться. Как, скажем, и бывший убийца может посчитать, что ремесло платного осведомителя куда прибыльней и безопасней, чем его основная работа. Не будем мы никого трогать до тех пор, пока на нас не нападут.
– То есть, мы…
– Да. Я предлагаю засесть прямо в вашей комнате – она побольше, следовательно, позволит получше развернуться, когда начнётся. А ждать будем, лёжа на кровати. Не раздеваясь, разумеется. – она не без интереса проследила, как хитро-вожделённое выражение на лице офицера сменилось разочарованием. Поэтому добавила, больше для себя, чем для него, – Потому что если вы и правда хотите спасти меня от смертельной опасности, лорд Айвен, то сделаете всё, чтоб сохранить тишину и… бдительность!
Лежать на жёстком и продавленном матрасе-тюфяке из прелой соломы было неудобно. Стоило попытаться чуть повернуться, чтоб лечь поудобней, как он начинал предательски потрескивать и колоться даже через одежду. Юбку она, разумеется, сняла, одев вместо неё вторые штаны лорда Айвена, которые он очень кстати захватил, со смущением заявив, что мёрзнет, когда приходится стоять на часах в зимние холода где-то снаружи, на стенах Клауда, и которые и были надеты на нём. Разумеется, до того момента, как она спросила, нет ли у него запасных, и не потребовала снять, резонно указав, что в комнатках всё-таки не столь холодно, как на улице: тепло от двух стоящих внизу, в двух углах огромного общего зала, печей, на одной из которых и готовилась вся еда, весьма ощутимо нагревало полы и шло и от внутренней стены трактира. Так что вода, имевшаяся в большой кадке-бадье у входной двери, даже не замёрзла.
Лорд Айвен, конечно, тоже не спал, но переговариваться, даже шёпотом, она запретила, прекрасно понимая, что огромные щели в дощатых стенах сразу выдадут их тому, кто захотел бы проникнуть в соседние, сейчас пустые и не запертые, комнаты из общего
