Моя пятая казанская осень пришла мягко, со своими осыпающимися багряными и жёлтыми листьями, красивой шелестящей походкой, и без дождей. Небо было голубым и ясным, лишённым изнуряющей силы солнца. Словно и воздуха, напоённого дымным ароматом, стало больше. Дни наполнились каким-то томительным ожиданием самого главного в жизни, как будто к этому, самому важному и желанному, расчистилась дорога.
- Пойдём в Дом Последних Надежд? – вертясь перед зеркалом, вдруг приглашает меня Ниночка в выходной. Даже её этой осенью стало не узнать. Нина стала женственной и грациозной, преобразившись из «синего чулка» в прехорошенькую девицу.
- Каких таких последних надежд, матушка?! Помнишь, как в песне поётся:
И до Луны недалеко,
Когда вам - двадцать лет.
Только, только - двадцать лет!
Пока пела, вдруг вспомнила. Как-то, два года назад, в этот Дом офицеров, нас, нескольких девочек из группы, уговорила пойти наша староста. Очень уж она хотела познакомиться с курсантом.
А меня там пригласил на танец высокий парень, одетый в «гражданское», с которым мы танцевали до конца вечера.
Потом проводил до общежития, и больше не появлялся.
Особого сожаления по этому поводу не было, хотя юноша поразил меня блестящей эрудицией и хорошими манерами.
Но тогда я находилась под чарами обольстителя Казимира.
- Ты не знала? - Нина широко улыбнулась, - это же Дом офицеров. Туда ходят девушки, желающие выйти замуж и уехать с лейтенантом по месту службы. Шутя ему дали это название – Дом Последних Надежд.
У меня глаза полезли на лоб:
- Ты за военного собралась?!
- Пока нет таких планов, - засмеялась Нина, - интересно же посмотреть! Мы с тобой не были на городских танцах ни разу.
Влекомая подругой, так и не признавшись Ниночке, что была там два года назад, я, нехотя, пошла на танцы в Дом офицеров во второй раз в жизни.
Зал Дворца культуры со слегка приглушённым светом и приятной, не очень громкой музыкой показался мне больше, чем в первый раз. Танцующие были самых разных возрастов, и девушки, действительно, выделялись вечерними нарядами и шикарными причёсками.
Мы с Ниночкой оказались самыми молодыми и самыми невзрачными на этом конкурсе невест. Наши скромные трикотажные платьица резко контрастировали с вечерними туалетами претенденток.
Пристроившись в уголочке у стены, исключив себя сразу, как «профнепригодных», весело приготовились созерцать. Неожиданно, тут же, к нам подошли двое. Меня пригласил на танец высокий блондин, одетый «с иголочки», а Ниночку - среднего роста коренастый брюнет с мужественным профилем. Военная выправка у него была видна за километр, несмотря на «гражданский прикид».
Подняла глаза на блондина и изумлённо ахнула.
Мой кавалер смутился.
Я заговорила первой.
- Вы тоже меня вспомнили?!
Он смутился ещё больше, и на щеках его проступил румянец:
- А напомните, пожалуйста, у меня тоже такое чувство, что мы встречались.
Я ему рассказала о первой нашей встрече в этом зале два года назад, о том, что он проводил меня и исчез.
Он вспомнил. Радостно улыбаясь, вдруг сказал:
- Думаю, наша встреча не случайна. Какая-то неведомая сила повлекла меня сюда во второй раз в жизни. И сейчас вас ждёт у крыльца карета, и лошади, серые в яблоках, нетерпеливо бьют копытом в ожидании. Меня не проведёшь: из тысячи девушек в этом зале вы, прекрасная Золушка, для меня единственная, коли мой выбор пал на вас дважды.
Он продолжал в таком же романтическом духе и далее, а я, как заворожённая, слушала.
Скромная и, в то же время, утончённо-изысканная речь моего нового, а скорее, старого знакомого, изобиловала такими красивыми оборотами, что слушать его было так же приятно, как читать книгу хорошего автора.
Ниночка вскоре пошла гулять с «военным», так назвала я её кавалера.
А меня снова провожал по известному маршруту обладатель кареты, которая превратилась то ли в тыкву, то ли в трамвай.
С ним было уютно и тепло. Я чувствовала искренность, которая лучилась из нежно-голубых глаз, украшающих лицо с немного неправильными чертами. Его улыбка, подкупающе детская и добрая, могла растопить любое сердце. Мы попрощались, договорившись о встрече в воскресенье. Георгий, так звали моего провожатого, так и не признался, где он учится, отшучивался просто виртуозно.
Сентябрьское воскресное утро. Семь часов. В дверь нашей комнаты постучали. Сонная Таня, единственная, кто способен был подняться, набросив халатик, открыла дверь.
Огромный букет осенних цветов перекочевал в её руки. Перед ней стоял коротко остриженный парень в спортивной форме.
- Это вам, - улыбаясь, объявил он, - мне сказали, что всем девочкам этой комнаты, - и, резво развернувшись, побежал на выход.
Все проснулись от радостного возгласа Танюшки, благоухания хризантем, и мои девчонки принялись гадать, кто это мог быть.
Я, молча, лежала с закрытыми глазами, уже поняв, кто мог так оригинально выразить свою симпатию. Сердце колотилось.
Вечером мы с Георгием встретились. Буквально с первой минуты он завладел моим разумом. И не только моим. Восхищённые подружки по комнате, уже влюблённая по уши в своего военного Ниночка, наперебой говорили, как же им нравится Гера. Так я назвала Георгия сразу, а он признался, что дома его так зовёт младшая сестра.
Меня же только он, единственный из знакомых, называл Лика, а так в детстве звал меня только папа.
Роман был головокружительный, чистый и лёгкий. Гера относился ко мне, как к нежному цветку, ни словом, ни жестом, ни разу не обидев. Виделись мы нечасто, но каждая встреча была наполнена событиями. Он делал наши свидания незабываемыми: будь то посещение тематических вечеров, театра, кино, танцев.
Удивление у меня, по-прежнему, вызывали цветы, которые он иногда дарил всем девочкам моей комнаты, подкупая их с каждым разом всё более.
Однажды я с улыбкой спросила:
- А мне, только мне одной, когда?
Гера, обняв меня, нежно глядя в глаза и улыбаясь, сказал:
- Тебе принадлежат все цветы мира, а им только этот букет, пусть он их порадует!
Удивляли его обширные знания, в двадцать один год он знал многое и умел рассказать об этом.
Спросила однажды о семье, ведь такое воспитание встретишь нечасто.
- Моя мама библиограф, - он замолчал, только загадочно улыбался.
- А папа? – спросила я.
- Папа военный.
- Так, стоп! Я в той игре проиграла, помнишь? Не угадала вообще твою будущую профессию! А ты посмеивался и помалкивал! Кажется, начинаю понимать! Папа военный, ты появляешься в Доме офицеров неслучайно, потому что ты – курсант танкового училища?!
Он хохочет:
- Надо же, методом дедукции вычислила, тайна раскрыта, - и тут же посерьёзнел. Отец у меня не простой военный. Он генерал-лейтенант и командует N-ским Военным округом, и дом мой там же, в N-ске. Чтобы я не стал окончательно шалопаем, настоял на поступлении в Казанское танковое училище, подальше от маминой чрезмерной опеки.
Я испытала нечто вроде лёгкого шока. Шутка ли, вдруг узнать, что твой парень из такой семьи. Вспомнилось мамино изречение:
- Линушка, дерево надо рубить по себе…»
Настроение померкло. Я никогда не гонялась за знатными женихами, напротив, меня это пугало – разница положений в обществе.
Время летело стремительно. Преддипломная практика обрекла нас на разлуку в два длинных месяца. Вот уже на горизонте защита дипломных проектов.
Георгий защитился блестяще, об этом сказал его друг, который полюбил всем сердцем мою Ниночку и собрался увезти её на край света, как раз в её родной Мурманск.
Я защитилась чуть позже, в середине июня. Этот день застыл в памяти красочным кадром фильма, написанного судьбой: Мне навстречу шагает высокий, статный Гера в серо-голубом костюме, который так подходит к его васильковым глазам, с красивым букетом ярко-красных пионов. Цветы, на сей раз, будут принадлежать только мне, как и его улыбка и долгий нежный поцелуй.
Позже, отметив удачное завершение учебы в уютном ресторанчике, мы сидели в обнимку на веранде и наслаждались едва рдеющим закатом над рекой. Это нежное малиновое марево, похоже, действовало не хуже шампанского.
- Лика, а давай шалаш срубаем? – сказал вдруг Гера.
Я недоумённо:
- В смысле, пикник организуем?
- Нет, срубаем шалаш на всю жизнь. Возьмём на время в нашу семью на воспитание мою непослушную сестрёнку, глядя на тебя, она быстро образумится. Я уже письмо написал родителям, что еду в отпуск не один.
Такого предложения руки и сердца, наверное, никто не получал. И это было так не похоже на Геру, на его всегдашнюю речь с нежными эпитетами, тщательно выверенную, чтобы не обидеть «милую Лику».
На время я превратилась в статую. Затем, не зная как отреагировать, попыталась пошутить. Вдруг он увидел у меня на глазах слёзы. Схватил в охапку и принялся целовать, успокаивая разными милыми словечками.
Эта моя любовь была безоглядная, по-настоящему первая и единственная в жизни.
Поэтому после странного предложения руки и сердца я, как в горячечном бреду, начала судорожно собираться в N-ск, к родителям Геры. Написала письмо своим на двух листах, чтобы не волновались.
У самой сердце выпрыгивало. Как я покажусь, что надеть, а вдруг я им вообще не понравлюсь, какой будет позор!
А может Гера к нам поедет? Да, но что он будет делать в нашем захолустье?!
Вдруг у меня сверкнула догадка: «Что, если странное предложение было под влиянием минутного порыва?! Оно и выглядело, как сценка из водевиля…»
Вечером мы встретились, как обычно, на нашем месте.
Там под раскидистыми благоуханными липами у нас была любимая скамья, такая широкая, блестящая, с резными подлокотниками.
Гера был непривычно сумрачен, и мне этого было достаточно, чтобы начать тяжёлый разговор. Я сказала, что он, похоже, не готов к созданию семьи. Что какие-то обстоятельства
Друзья, что-то ностальгически потянуло на воспоминания...
Но это не надолго. Впереди новые рассказы, а пока отрывок...
