Ясно одно – нужно обо всём сообщить начальству. А уж оно пускай думает – достойно ли офицеров Флота Великобритании идти на сделку с убийцей-нацистом, или…
Или нужно, наплевав на его «сверхважную информацию», просто отослать матроса в обычный лагерь для военных преступников.
Лагерь-то лагерь… Но поскольку вряд ли удастся доказать его участие в боевых операциях, долго он там не пробудет – выйдет как ни в чём не бывало, на свободу. Ищи его потом! А если и правда – сведения сверхважные? И помогут его Стране? Всё-таки какую-нибудь ерунду в последние дни, когда поражение неизбежно, да ещё со спецкурьером, да ещё за океан, отсылать не станут…
Капитан ворочал мысли, словно жернова, не заметив, как сон сморил-таки его.
Однако мысль о том, что лучше всё-таки послать шифровку в Штаб Флота, возобладала. Именно её успокаивающая возможностью переложить ответственность за нечистоплотное решение на вышестоящих, и помогла капитану угомонить на время совесть и заснуть…
Документ 4.
Из Рапорта агента Р. Ю. Диллинджера от 08.03.1945 г.
Составлен на основе изучения Протоколов предшествующих допросов, и магнитофонной записи допроса военнопленного Р. Лайтоллера.11-30 – 14-30. Место проведения допроса – каюта содержания военнопленного на эсминце «Сассекс».
(…) Военнопленный производит впечатление человека ограниченного, хитрого, и крайне упрямого. Характерные черты холерического темперамента.(…) Первые полчаса допроса прошли спокойно. Допрашиваемый полностью подтвердил версию, озвученную в протоколе от 07.21-25.1945г.
Однако убедить его добровольно сообщить интересующую нас информацию не удалось. Он всё время продолжает настаивать, что сообщит координаты только тогда, когда увидит документы, удостоверяющими его Американское гражданство со всеми соответствующими подписями и печатями. И счёт в банке на 100 000 американских долларов.
Верить «на слово» тоже не желает. Попытка нажать или пригрозить не увенчалась успехом. Тогда я вышел из каюты, где военнопленный содержится, и вернулся с агентом О. Л. Верноном и доктором С. Робертсоном, ожидавшими моей команды.
Пока мы с Верноном удерживали кричащего и отчаянно вырывавшегося Л., доктор закатал ему рукав, наложил шину и ввёл внутривенно «содиум пентоталум»*.
*Так называемый «правдодел». Препарат, парализующий волевые центры мозга.
Через пять-шесть минут глаза допрашиваемого остекленели, дыхание стало замедленным. Он уже спокойно лежал на койке. Доктор, проконтролировав время, заверил, что пленный готов к работе с ним. Затем доктор вышел. Допрос продолжили мы с Верноном, включив звукозаписывающую аппаратуру.
Далее привожу расшифровку этой записи дословно.
(…) Д.: – Сколько же вас всего было на Ю-1097 в начале плаванья?
Л.: – Тридцать три человека, считая посланца.
Д.: – Сколько человек было убито во время бунта?
Л.: – Девятнадцать.
Д.: – Сколько человек было в шлюпках, когда вы направились к берегу?
Л.: – Шестеро.
В.: – Куда же делись остальные выжившие? Почему они не поплыли с вами?
Л.: – Мы перестреляли их уже потом, после бунта, на второй день. Когда не смогли договориться о делёжке денег. Они хотели достать их сразу, а мы боялись, что документы при этом погибнут. Не могли договориться и о месте, куда направиться. Их трупы остались там, на подлодке, которую мы затопили. Вместе с теми, которых мы убили вначале.
В.: – И куда же это они и вы собирались отправиться?
Л.: – Они хотели нанимать судно сразу до Нью-Йорка, а мы – до Канады.
Д.: – Какие деньги вы хотели поделить?
Л.: – Те, которые хранились у капитана в сейфе. Их тоже привёз посланец.
В.: – И… Что же случилось с деньгами и документами из сейфа?
Л.: – Ничего не случилось. Там они и лежат.
Д.: – Почему же вы не забрали их с собой?
Л.: – Мы не смогли. Сейф оказался хитро заминирован. И там ещё была… кислота.
А шифр замка знал только капитан. Если бы стали взламывать, всё или взорвалось бы… Или кислота испортила бы все документы… Поэтому мы и не смогли открыть его на месте, и забрать всё, что хотели.
В.: – Что же случилось потом с… Теми четырьмя, кто был в шлюпках с вами?
Л.: – Мы с Робертом Лепски и старпомом перестреляли других троих в их шлюпке, затем забрали их запасы воды и пищи, и пропороли шлюпку ножом, после чего она затонула. А затем старпом застрелил Роберта, и мы остались вдвоём.
В.: – Почему же старпом не застрелил и вас?
Л.: – Мы – родственники. Я его двоюродный племянник, и мы заранее обо всём договорились – понимали, что вдвоём сделаем всё, что захотим.
Д.: – Знал ли кто-нибудь на лодке, что вы родственники? Догадался ли позже?
Л.: – Нет, никто не знал. Мы же носили разные фамилии… И никто так ничего и не узнал. И не догадался.
Д.: – Куда вы направились на вашей шлюпке потом, когда остались вдвоём?
Л.: – Мы хотели пристать к берегу, но не смогли приблизиться, из-за сильного противотечения. Четыре или пять дней мы гребли к этому берегу, а потом нас всё-таки вынесло в океан. Там мы и находились, пока меня не нашли и не подобрали. Хотя я этого не помню…
В.: – Значит, вы затопили подлодку у берега, а потом не смогли до этого берега добраться?
Л.: – Нет, мы затопили подлодку милях в семи от берега. Мы хотели спрятать её получше, на большой, но не слишком, глубине. Чтобы найти её было невозможно без наших координат, и мы получили бы свои гарантии. Мы не знали, что в этих местах так трудно подойти к берегу, а то оставили бы больше гребцов, доплыли бы туда, а только уже потом остальных убили бы.
В.: – И что вы собирались делать дальше?
Л.: – По берегу мы дошли бы до ближайшего порта, и наняли бы судно.(…)
Д.: – Значит, никакие дикари на вас не нападали?
Л.: – Нет, конечно. Мы не видели никаких дикарей, да и вообще никого. (…)
В.: – Кто определял координаты, и насколько точно?
Л.: – Координаты определял старпом Шмидт, два раза. В полдень первого дня, и затем второго, когда мы ещё находились на подлодке.
Д.: – Вы считаете, что он не… обманул вас при сообщении этих координат?
Л.: – Он и не мог обмануть меня – я вспорол подкладку его брючного пояса, и вынул их оттуда, уже когда убил его. Я заучил их наизусть, после чего бумажку с ними съел.
В.: – Вы уверены, что он не мог спрятать подлинные координаты в другом месте, или запомнить их, а вам подсунуть подделку?
Л.: – Нет… Я уверен, что он не мог этого сделать – бумажку я проверял, пока он был без сознания во время болезни. И я был рядом, когда он их записывал, ещё на лодке – подглядывал через плечо. А он только усмехался – думал, что я ничего в этом не понимаю…
Д.: – Сообщите нам эти координаты.
Л.: – … градусов… минут южной широты, и… градусов… минут западной долготы.
В.: – Верите ли вы сами в точность этих координат?
Л.: – Да.
Д.: – Это именно те цифры, которые вы хотели сообщить… за своё гражданство?
Л.: – Да. (…)
В.: – Сколько же человек вы убили сами?
Л.: – Всего я убил шесть человек. (…)
Капитан Сигрейв, опершись на поручни и привычно сохраняя нарочито равнодушное выражение на лице, наблюдал, как арестованного уводят двое наглых, и глядящих на всех окружающих с таким неприкрытым презрением, словно те грязные и тупоумные плебеи, не достойные даже вычистить их лакированные туфли, людей в чёрных плащах. Вот уж кого жара, кажется, не касается…
Но хуже всего – их «шеф», полковник Кларксон, неторопливо движущийся впереди. Демонстративно не прекращавший жевать свою чёртову жвачку, даже когда говорил с Сигрейвом.
Вот уж – скользкий тип. Со словно горящим в глубине чуть прищуренных глаз крохотным чадящим огоньком – как от масляной коптилки…
Спецагенты хреновы. Похоже, они реально мнят себя вправе делать с людьми всё, что угодно – «для Интересов Безопасности Страны»!
Их высокие и плотные фигуры в кожаных плащах и неизменных шляпах «Стэтсон» делали идущего между ними коренастого подводника словно ниже ростом. А его понуро склонённая голова могла означать только одно – он выложил всё, что требовалось…
И выложил – задаром.
[left]Нелепо суетящаяся позади агентов приземистая фигура доктора, с его отсвечивающими круглыми очками, и чёрным кофром, болтающимся в коротенькой ручке, однозначно доказывала, что «выкладывание» проходило не совсем, конечно,
