мрачноваты. Я вообще не люблю черного юмора. Так что кончай свои шуточки или я рассержусь! – Не получив ответа, он сам продолжил: – Несколько секунд, какие несколько секунд? Подумай, что ты такое несешь? Такси, потом частник, затем звонок мой, еще эти две «клофелинщицы». Мы вырубились, потом очухались, болтаем с тобой черт те о чем, черт те сколько уже. И это все за несколько секунд мы успели? Тут как минимум ушло пять-шесть часов. Пять-шесть часов, ясно тебе? Жаль только я время не засек. Совсем недавно было девять вечера, я точно помню. – Сенин посмотрел на запястье левой руки и залился счастливым идиотским смехом: – Ну вот, смотри, а я думал – ничего не украли. Часы, «котлы» мои ненаглядные, свистнули, а это уже денежки будь здоров.
Он вновь помолчал некоторое время, как бы все более начиная осознавать происходящее, затем проговорил отрешенно:
– Послушай, это ведь здорово. Если я сознаю, чувствую, разговариваю сейчас с тобой, значит – он существует? Этот другой, загробный, мир?
– Ничего не значит, – скептически возразил Вениамин.
– Как не значит? Не морочь мне голову, вот только куда я попаду теперь: в ад или рай?
Вениамин с интересом посмотрел на Сенина:
– Ну а ты сам как думаешь?
Тот встрепенулся.
– А что? Что я сделал? Чем я плох? Бог, архангелы – я могу оправдаться перед кем угодно. Я участвовал в благотворительных акциях, попечительствовал в фондах, подавал нищим. Ну, обрядов, постов не соблюдал, но всегда советовался с Богом, молился.
– Да, да, понятно, – поддакнул Вениамин, – как же так получилось тогда с киллером-то? И как Бог такое допустил, если ты во всем его слушался?
– Подожди! – разозлился Сенин. – Смеешься надо мной? Ну а ты, сам то ты что за фрукт? Кто ты такой, чтобы судить меня? Как я понял, ты тоже уже отгулял свое? Как с тобой получилось? Из-за меня пострадал? А может, наоборот, как раз из-за тебя я и погиб? Где мы вообще сейчас с тобой находимся?
Как бы в ответ на свои слова, он увидел себя вдруг в той же больничке, в той же палате... Та же кровь на стене, на полу, на одеяле. Раны его зияли, ныли. Вениамин лежал рядом, укрытый до подбородка одеялом, вокруг царила та же зловещая тишина.
4
Сенин приподнялся на локте и взглянул в сторону соседа:
– Это правда, что тебя зовут Вениамин?
Тот молча кивнул.
Сенин вздохнул облегченно:
– Мне тут привиделась какая-то чушь. Будто мы убежали отсюда, пытались скрыться, на нас опять было совершено покушение, только по-другому...
– Клетки, – лениво пробормотал сосед, – это просто клетки. В отличие от нас самих – слабаков и трусов, они не сдаются, сражаются до последнего. Даже когда сознание отключено, они продолжают жить, противиться опасности, смерти, ищут выход. Если сознание возвращается, организм уже знает, что делать. Если нет... Может, тебе доводилось когда-нибудь видеть курицу, бегущую с отрубленной головой: ты не задумывался над тем, что в тот момент командует ее ногами? Приблизительно так и у нас с тобой. Вот только будущего у нас нет больше, курица уже не бежит, мы двинулись в обратную сторону. И будем лететь теперь назад с сумасшедшей скоростью.
– Мы, – подозрительно посмотрел на него Сенин. – Почему? Потому что нас расстреляли вместе? Значит, одеяло тебя не спасло? Но где же тогда медсестра, врачи, почему мы не бредем единой толпой? Или они все разбежались как крысы, пытаясь спастись в этих, как ты говоришь, «клетках». Где они, кстати, эти «клетки» твои находятся, в спинном мозгу что ли? Кто ты вообще? Ты ведь так и не сказал мне. Кем ты был при жизни?
– Тобой, – спокойно ответил Вениамин.
– Мной? – Сенин расхохотался. – Да ты просто подослан ко мне, разыгрываешь, мистифицируешь. С какой целью? Меня Владимиром зовут, я уже представлялся тебе. Ты что же, мой ангел-хранитель? Почему тогда ты так плохо меня охранял, допустил такое?
– Кто я? Я и сам не знаю. Знаю просто, что мы одно целое. Именно поэтому мне известно о тебе все, нравится тебе это или нет. Потом, когда закроется для нас уже и настоящее, я приведу какой-нибудь пример, чтобы убедить тебя, или ты сам что-нибудь вспомнишь. Но нужно ли это? Ах, я плохо охранял тебя! Но сколько раз я тебя осаживал, предупреждал, хоть однажды ты послушался моего совета? Или, может, ты мне сейчас скажешь, что не ведаешь, за что тебя убили, что ты не знаком с людьми, которые вдруг ни с того ни с сего пожелали твоей смерти? Это ведь ни для кого не секрет, кто они, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы отыскать виновных. Кто же станет отыскивать... свою смерть? И жена твоя будет раскланиваться, любезничать с твоими убийцами, даже заискивать перед ними, потому что они откупят у нее твое дело и не позволят никому другому его продать. Ты молодец – успел подписать бумагу на ее имя. Хотя этим ты просто надеялся спасти свою жизнь, но было поздно. Зачем юлить? Ты хапнул тот заказ, а кусок был слишком велик, вот ты и подавился.
– Кто-то должен был его хапнуть, – угрюмо огрызнулся Сенин, сразу поняв намек соседа, – почему бы и не я? Мы скакали трое на одном уровне, я их на повороте обогнал. Все было по-честному, рано или поздно кто-то должен был вырваться в лидеры. Ты ничего не понимаешь в бизнесе, оттого я и плевал всегда на твои советы. Там свои законы.
– Ну так и я о том же, – пожал плечами Вениамин. – По этому закону ты и должен был умереть. Ты дал взятку, очень большую, тому чиновнику из министерства… Министерства просвещения. Просветитель! Какой важной фигурой ты, наверное, мнил себя тогда, а сам мысленно подсчитывал барыши. Что «повело» тебя тогда? Может быть, твоя фирма находилась на грани банкротства?
– Как раз наоборот, – оживился Сенин, затем осекся, нахмурился, поняв, что он забрел в ловушку. – На грани был один из тех двоих.
– Почему же ты не договорился с третьим, чтобы съесть того, второго?
– Не было времени. Сроки поджимали. Ты не представляешь, какие они алчные, эти чиновники, продажность их не имеет границ. Что ты от меня требуешь? Меня в любой момент могли опередить. Гонки, проклятые гонки!
– Перед кем ты пытаешься выгородить себя? Забываешь, кто я? Они же предлагали тебе договориться, уже после того, как заказ был в твоих руках.
– Ага, и никаких компенсаций! Вот именно «после» – все расходы повисали на мне.
– Наказание за то, что ты вырвался в упряжке, нарушил строй.
– Чепуха! Никто не смеет диктовать условий победителю. Они должны были согласиться на мои варианты.
Вениамин устало махнул рукой.
– Ладно, не буду спорить. Но скажи, тебе никогда не было жаль этих бедных детишек, точнее, их родителей, которых ты столь беззастенчиво обирал, всучивая им втридорога свои учебнички, тетрадки?
Глаза Сенина уже сверкали злостью.
– Что ты понимаешь в этом? Заткнись! Я же тебе сказал: это бизнес! Кого еще обирать? Взрослых? Как ты человеку всучишь то, без чего он может обойтись, да еще втридорога? Его сначала надо в позу развернуть, поставить в условия: нет, и не может быть нигде дешевле. Не я устанавливаю правила. Мы все трое и вся мелкота вокруг нас так делаем, причем, не сговариваясь: стричь надо до шкуры, практически до крови, если бы я стал поступать иначе, я бы не разорился, как многие другие на моем месте, я профессионал, но меня убили бы гораздо раньше. Однако о чем мы говорим, какое это сейчас имеет значение?
– Имеет. Ты думаешь, они не могли дать больше? Могли, но это означало подписать себе смертный приговор. Лидера не должно было быть, повторяю, такой жирный кусок просто надо было поделить.
– Задним умом все крепки, – с досадой отмахнулся Сенин. Затем не выдержал, рассвирепел, он никак не мог допустить, чтобы в таком важном разговоре последнее слово осталось не за ним: – Ладно, объясни мне одну только вещь, хотя бы: с какой стати уже после смерти моей объявились эти «клофелинщицы»? Значит, встреча с ними в мозгу моем подсознательно уже была запрограммирована? И днем раньше, днем позже, но я обязательно бы встретился с ними. Что изменилось бы тогда? Безвинно убиенный я в рай попал? Но где он здесь – рай и где здесь ад, ты видишь их? И где благие – ау! - где недобрые, намерения? Они ничто здесь, убедился теперь? Тут лишь соединение и распад, все остальное лишь следствие соединения или распада.
– Тогда почему же ты так спешил сюда? – с ехидцей усмехнулся Вениамин. – Тебя настолько интересовали здешние причинно-следственные связи?
– А, да заткнись ты! – грубо оборвал Сенин его. – Бога ради, не строй из себя невинного дурачка! Тебе не идет.
Вениамин не ответил ему, он весь сжался, напрягся, глаза его округлились, наполнились ужасом. Сенин не успел даже прислушаться, как зловещая тишина вдруг сменилась топотом ног в коридоре, окриками, выстрелами. В палату вдруг ворвались четверо поджарых людей в масках...
5
– Странно, я даже не чувствовал боли, – удивился Владимир, – хотя огонь был поистине ураганным. Кстати, я так и не заметил, как ты выкрутился, эй, Вениамин! На постели тебя точно не было, уж теперь-то я вспомнил, я вообще лежал в палате один.
Однако никто не ответил Сенину. Он вздохнул с облегчением, увидев себя вновь под капельницей, без шести дыр в груди, слыша за дверью голоса, суетливую беготню персонала. Но недолго он радовался, ожил вдруг в памяти злополучный подъезд, затем вновь темнота, и вот он уже сидит в кабинете вместе с Вениамином.
– Что, если я не пойду сегодня ночевать, останусь в офисе? – тихо спросил Сенин. – Все изменится, я останусь жив?
– У тебя был этот шанс, – покачал головой Вениамин. – Ты не воспользовался им. Теперь мы с тобой, как две бескрылые птицы: ничего не можем сделать, совершенно беззащитны.
– Все мы бескрылые птицы, – печально отмахнулся Сенин. – И что же? В этом наша душа? Неужели от нас самих так мало зависит?
Вениамин с досадой отвернулся.
– Что ты хочешь от меня? Таков человек. Нам подарена мысль о жизни вечной, о бессмертии, но что мы сделали для того, чтобы воплотить ее? Молились, постились? В этом мы искали душу? Невелика премудрость – встать на колени, высшая мудрость – с них подняться. И телом, и душой.
Сенин задумчиво покачал головой.
– Теперь я знаю, кто ты. И почему тебя зовут Вениамином. Родителям очень нравилось это имя, но я родился раньше, и меня окрестили по-другому. Ты – мое второе, внутреннее, «я».
– Ангел-хранитель, внутреннее «я», какая разница как называть?..
– Я уже убедился, – как бы не слушая ставшего вдруг столь близким ему собеседника, продолжил Сенин, – что о многих вещах ты знаешь больше меня, гораздо больше, ты ближе к природе, к Богу. Но как быть с душою? Душа одна у нас или мы разделимся, разделится наша судьба? Ах, как жаль, как жаль, что мы с тобой так поздно сдружились! Может, смысл как раз в том, что нам не дано достичь бессмертия поодиночке? Может, как раз в тебе мои крылья? Одно я точно знаю теперь: душа должна быть чем-то облечена. Вот только чем, ты не скажешь мне?
Так и не получив ответа, он вдруг увидел себя совсем молодым, в аудитории института. Ярко сияло весеннее солнце. Вениамин был рядом, но уж совсем призрачный, едва различимый. Но что Вениамин, Бог с ним, с Вениамином. Рядом сидела Настя, прекрасная Анастасия. И он знал, что сегодня, сегодня она будет его. Они встречались уже полгода, и время расхристанности, раскрепощенности, в том числе и в области тех отношений, которые еще
Николай,как всегда- рассказ замечательно написан!!!Только немного страшновато читать....
