«21 января 2000 года. Написала одно стихотворение. Ухитрилась, вернее. Тишина у нас на вес золота. Не хочу быть материалистом. Не будет сил противостоять мраку. К вечеру словила тишину, но Музу уже не догнать».
Покой нам только снится. И это в глубокой деревне, где вроде само время в сговоре с тишиной.
И никто мне тогда не намекнул, что чем меньше стихов, тем счастливее жизнь. «25 января 2000 года. А я так счастлива — тем, что я дома, тем, что я свободна, тем, что я никому ничего не должна, тем, что я никого не люблю». Браво мне — той. Сама себе завидую.
«26 января 2000 года. Письмо от МД. В 2000-м году 100 лет якутской литературы. Планируют дни якутской литературы в Москве и Петербурге. И антологию. Надо срочно перевести стихи».
«19 января 2000 года. Дорогой мой друг, Венера! Писал тебе и не раз, ни ответа, ни привета. Я всё же надеюсь дождаться от тебя добрых вестей. В эти дни живём одними совещаниями. Вчера отметили 70-летний юбилей Ивана Гоголева в музыкальном театре. Ставили спектакль по пьесе Гоголева. Потом был банкет на 200 человек. Но я ушёл прямо со спектакля. Зачем мне банкет без Венеры? И вчера же начала работу правительственная комиссия по мероприятиям, приуроченным 100-летию якутской литературы. Я предложил провести в Москве и Петербурге дни якутской литературы, также издать антологию якутской поэзии на русском, якутском. Я предложил, как будет на деле, посмотрим. Написал письмо Тимуру Пулатову по поводу проведения дней якутской литературы. Будем искать спонсоров. Тебе надо перевести несколько своих стихов на русский для антологии. Их же и будешь читать на вечерах в Москве. На днях приезжал Вячеслав Огрызко. Обещал дать колонку в Литературной газете для подборки стихов якутских поэтов. Членские билеты будем менять. Жду от тебя письма».
Уже 27 января у меня уже более ста подстрочников. На целую книгу. У меня всегда перебор, всегда с хвостиком. Писательская норма — пять страниц в день — это явно не про меня. Хер его знает, сколько страниц, знаков выдавала в день, когда была ответсекретарём, заместителем редактора и главредом. По сути, я была редакцией в одну харю. Кем я только не была, но больше всего мне нравилось быть мужчиной. Политобозреватель Михаил Фёдоров был в тренде. Занижали оценку в моих дипломных, когда за кого-то писала, их хвалили. Когда подписывалась своим именем, читатели возмущались, мол, меня слишком много. Когда это подавалось под чужим именем, публике нравилось. А сейчас, когда важны кричащие заголовки, а внутри пусть хоть пусто, писать много — это порок.
Не пять страниц день, а пять строк, может, даже слов. Я вынуждена прерваться. Это не обет молчания, неписания. Просто Ворд решил в очередной раз подложить свинью. Или какие-то иные силы вмешались, чтоб искоренить мой врождённый порок. Лёд стал настолько тонким, а каждое лишнее слово имеет свой вес... Только вот Живой Журнал требует писать каждый день. Чтобы слепок ускользающего времени хоть так остался после нас.
