— Ладно друг. Вечером может заглянешь? Впрочем, меня могут вызвать, сам понимаешь такая нервозность у всех в полках. Романовы вечные страдальцы, трудно им править таким огромным государством. Им бы поменьше, какое ни будь Герцогство, село или замок, по крайней мере, кусок Земли поменьше, Россия устала от них и их общества, они так широко шагают, что у них портки могут непроизвольно лопнуть, а Россия никак не просохнет и не отдохнёт от пролитой крови народа. А лучше всего им дать место в кордегардии и караул по-крепче. Правда друг, скорее мы с тобою там раньше окажемся, если будем много болтать о сем. Князь усмехнулся, весело смотря на товарища, и протянул приятелю руку, произнеся прощаясь:
— Дворцовое общество Романовых, ты прав, прекрасная вещь, если глотать его не лошадиными дозами. Не зря нам англичане подложили немку, но и слава Богу! Россия перевоспитала её и заставила работать на себя, «простив» ей и убийства, и разврат. И если по правде, ведь неплохо справилась императрица! Она быстро поняла в России, что общественная мысль в дворцовой стае шакалов опасна и вредна, ибо по своей сути с рождения неразумна. Театр абсурда нельзя обижать, ибо дворяне есть общество потребления.
— А нервы, несмотря на твоё положение, тоже того. Завидуешь что ли? На тебя не похоже друг. И ты, всё о Романовых, больше такое не говори, не советую. Знаешь у нас одного офицера, ещё там, в Европе прижали. Он пьяным был, это же про лошадь сказал, так его сгноили. И у стен бывают уши братишка. Правду мой друг, Романовы не терпят, они немцы. Анна Иоанновна, внучка Алексея Михайловича, последняя русская правительница. Мой дед помогал в её путешествии из Курляндии - Митавы, на трон. Власть! Тогда фактически правил Бирон. Семьдесят один год правили дамы Россией, и что? Грызлись как собаки. Она, в течение десяти лет пробовала выгнать немцев, а в результате? Питер вновь стал их столицей, а Анна Иоанновна умерла странной смертью в 1740 году. Да, отравили её немцы. От них всех веет мертвечиной. Не лезь ты в дела политические, сомнут и сожрут с потрохами. Правда...? Кому нужна она? И кто её любит, правду твою. Ты? Бог?...Уже много позже, князь вспоминал этот разговор с товарищем с болью и сожалением, ибо тот оказался провидцем.
- Мой батюшка с детства знавал всякие сказания о молодом Великом Князе Николае Павловиче, он частенько виделся с теми, кто виделся с ним в те годы его детства... Потом правда их почти всех отослали. Как говорил он с их слов, Николай жаден, очень зол, часто вспыльчив и до невероятности мстителен, не дай Бог попасть под его недобрый взгляд. С гвардией он надменен, знаешь, что предпринимал он на смотрах, если кто из гвардейцев, ему покажется ленив и неумел в упражнении, то по его гневу тех секли розгами, или плетьми, но чаще шомполами. Бывало и до смерти. Русский народ вполне терпелив и терпит долго унижения и оскорбления против него, но когда его терпению приходит конец, ничто его не удержит. Жестокость просыпается в нём, гнев как пена обволакивает его, ослепляя неудержимо и смертельно. Неужели они не понимают всего этого? Сколько тюрем и острогов в матушке России со времён Петра, а говорят и новые уже в проекте! Святые иконы в церквях России, и те за решётками. Церковь боится, что уйдёт от неё оные и народ из-за её слабости и жадности её, вот и посадили всех за решётки.Эх, наш несчастный народ. Народ есть, а прав-то у него нет, одна прихоть и ложь. Так-то друг, прошу, будь осторожней! Никому из штабных не верь, часто продажны! Ныне доносительство стало в моде, вроде развлечения. И всё от скуки...Два кулька "совести". У них дорогой мой, понятие чести и даже разума, исчезли после смерти императора Павла. Ну что, мне пора. Заждались меня в штабе.
Вы, невероятно любезны сегодня князь. Вы так и не поняли? Кто ныне нас зовёт к милосердию? Совесть, церковь? Не надо упрощать суетой свою жизнь, те кого вы желаете заменить, такие же романтики, если не властолюбцы, а может и того круче, наивные лжецы. Может у них ещё какая-никакая фантазия промелькнёт... Ладно, дорогой мой, спасибо, что разрешил побеспокоить тебя...
Друзья обнялись почтенно раскланялись и разошлись, каждый озабоченный своими делами, один службой, другой адъютантскими обязанностями которые легли на его плечи. Кучер лихо щёлкнул кнутом по крупу лошади и карета, с удачливым товарищем князя, укатила к собору, где собралось почти всё высшее дворянское общество столицы...»
... Уже вечером, князь придя к себе в съёмную квартиру, находившуюся на втором этаже трёхэтажного дома купца Солодченкова, что на Средней Подъяческой 7. Князь, сняв с себя портупею и мундир, устало попросил приходившую к нему три раза в неделю, крепкую и ещё моложавую, домработницу Феню, принести ему горячего чая с малиной, ибо его что-то знобило и трясло. Самой же, он ей сказал, быть свободной и идти домой. Князь чувствовал себя очень неважно ещё с вечера на службе, его знобило, и сильно разболелась голова. Он взял тёплый шерстяной плед, присланный ему ещё матушкой и, укутавшись в него, сел в старое, глубокое кожаное кресло в котором любил сидеть в свободные от службы вечера и читать французские романы, одновременно пить свой любимый чай с вареньем, присылаемый родными раз в месяц от настоятеля Иосиф - Волоколамского монастыря.
— Уберётесь завтра, любезная Феня - попросил хозяин, раскуривая турецкую трубку, снимая с неё расшитый бисером красивый чехол, сидя в кресле, поставленном им у самого окна балкона ещё отцом, чтобы без особого труда видеть улицу. Посмотрев на свои в форме луковицы золотые часы, явно французской работы, подаренные ему на день рождения баронами Корф, и отметив про себя время. Потом, медленно и не торопясь, тихо словно его мысли были в тумане чёрного будущего... отрешённо от осознания бытия и раздумий, молча раскуривая трубку, уже в который раз читал записку, найденную им на столе в комнате. В ней ему было напоминание о дуэли и выборе секундантов, так как посредниками события, было намечено на пятнадцатое число этого месяца.
Все эти проблемы с адъютантом барона, раздражали его и тревожили. Сам он не боялся дуэлей, из своих пятнадцати, он выжил во всех, стрелял он отлично, и это было всеми признанным фактом. По этой причине в полку редко кто дерзил и стал-бы связываться с князем, зная его щепетильность к вопросам чести и отличные качества бойца. Но размолвка с адъютантом командира Семёновцев, была вовсе некстати ему. Секунданты обещали сговориться о примирении, без ущерба в отношении чести и права для обоих сторон случайной размолвки на балу. И всё- таки на душе офицера было тревожно, прапорщик Маковский, приходивший без него пару часов назад и не заставший его, ещё вчера обещал всё исправить. По всей видимости он видел и записку на столе. Так что извинения он примет и волноваться, как казалось ему, было нечего, были дела более важные, чем с этим беспечным юнцом, чванливым сыном генерала.
Князь успокоено допил чай с клубничным вареньем, любезно принесённым ему его дорогой Феней. Любопытная и добрейшая женщина,подумалось ему, любознательная. Один раз даже поставила в тупик, своим вопросом о Святом Феодосии. И о литургии не забыла, напомнила.
- Правда ли – спрашивает - что на литургию молитвы самые сильные?
Я то с младых лет, всю науку христианскую хорошо знаю, а то бы не знал, что ей и сказать. Князь засмеялся. Вот и рассказал ей любезной в кратце один давний случай произошедший с Феодосием. Придя в один Храм, Феодосий попросил священника помолиться за его родителей. Удивлению священника не было конца и он с удивлением спросил:
«- Как же так, Ты Святой, а не можешь сам за них помолиться?» На что Святой Феодосий сказал: «- Молитва Земная на Литургию, сильнее любой молитвы на Небесах...» Вот так, простые и уважаемые мирские люди заставляют нас думать о вечном.
Ныне же мысли князя, уже который день были заняты только одним, это решением ряда вопросов о планах заговорщиков, планах восстания гвардии. Князь очень редко, но участвовал в этих дискуссиях, обсуждаемых на собраниях общества проводимых в доме у Кондратия Рылеева, а раз пять и у него, когда вдруг обеспокоенные слухами о настроении в полку, требовались его разъяснения.
( Спорные, как мы предполагаем, во многом строки написанные им в декабре 1825 года, говорят о том, что ему трудно было разобраться в той, далеко запутанной политической ситуации в столице. К сожалению мы точно не знаем текста - Автор).
« - Он был почти что моим, да и многих товарищей ровесником, но намного активней и что сие, надо отдать ему должное, уж он–то точно знал чего хотел и какова цель его жизни. Я неразумно, (Князь Дмитрий Александрович - автор) стал участником заговора, и был известным в Северном обществе совсем недавно. Как дворянин и Князь, я прислушивался к мнению Рылеева и уважал его. Особенно мне нравилось творчество Рылеева, его стихи. Я сам увлекался поэзией и даже писал стихи, но считал их слабыми( грубыми-замарано карандашом-автор) и по этой причине не решался, кому-либо их показать. Единственное и наверное главное, что меня очень волнует в поведении Рылеева (– как писал в дневнике декабрист - автор) грубо говоря, очень не нравится, и даже настораживает эта горячность моего товарища, с которой он отстаивает своё мнение, жёстко и непреклонно, как монолит сенатского Петра. Но, как мне кажется, она, эта сила воли его и непреклонность в действиях, была вовсе не нужна на тот день, и во многом она остерегала иногда многих его товарищей от решительных действий. Думается что нельзя было так вести себя с людьми, дерзко и напористо, требовать от них поголовного подчинения, они вовсе не куклы. А та, невероятная отрешённость в деле принятия решений и вовсе меня настораживало и отрекало, ибо я считал что надо в первую очередь использовать им противоречия и любые разногласия в окружении императора. В их общество (Северное и Южное. авт.) приглашены люди разных направлений и пристрастий, даже разной веры. Новые «Мальтийцы» и «Масоны» сторонники почившего императора Павла, во многом обозначили и закрепили дисциплину, от них ими была взята система безопасности и тайнописи. Ими были приняты решения и особо разумное, это создание казны общества и некие миро приятия в случае поражения замыслов организации, гибели или ареста, а в худшем случае разгрома и казни руководителей (пример убийство императора Павла) тайного общества, т.е. полного сокрытия и спасения любыми возможными средствами граждан сообществ и их семей, включая рядовой состав.( сие предлагал Ракуза Александр Николаевич ещё в 1824 году. (1798.03.07 - 1826г.-авт.)...»
Время неумолимо шло к развязке событий. Щепин-Ростовский, как он упоминал в письмах друзьям ( Родериху Хебенштрайту и поручику Эльзессер Фриц - автор), и
