Ну а как только Адам отправлен Велимиром, и Велимир может быть уверенным в том, что тот выполнит данное ему поручение, он резко так поворачивается лицом к лицу к опасности в лице режиссёра и …уставившись на Кустодиева в упор с дальним посылом во взгляде, таким образом останавливает того в растерянности в сторону непонимания, какая ещё опасность его сейчас ожидает со стороны Велимира, и пусть ещё скажет спасибо своим новым ботинкам, которые жмут бесконечно больно, что они не были им продавлены на бегство, и он, Кустодиев, выказал себя мужественным (хотя это нынче и не показатель гениальности) и волевым режиссёром. Чего всё равно будет недостаточно, и ему не избежать всего того, что для него приготовил непредсказуемый и нелогичный ум Велимира.
А тот и не стал чего-то особенного придумывать в сторону поразить своего принципиального врага и противника любых его творческих задумок и экспериментов, а он решил того поразить в так называемые хвост и гриву своим артистическим талантом, который специально недооценивается и не замечается людьми в режиссёрском кресле, что б значит, их таким талантливым способом не подсидели, указывая на очевидность – это Велимир своей, как всегда преотличнейшей игрой на грани вытянул на себе весь фильм, и всё вопреки желанию второсортного режиссёра Аделаида всё испортить своими такими «замечательными» указаниями тому, как играть. Вот же сволочь.
И Велимир с видом человека обескураженного таким отношением к своей творческой личности со стороны, само собой, сатрапа режиссёра, кому только дай повод приземлить твой талант и личность, он всегда им воспользуется, и кто является на самом деле гирей на ногах твоего таланта, который он ограничивает со всех сторон, используя в этом деле весьма продуманные инструменты поддержания своей власти, – мол, только так прописано в сценарии, придерживаемся хронометража и метра, и вообще мы снимаем чёрно-белую экспозицию в этой сцене и ваши красочные инсинуации здесь не к месту, – но при всём при этом он (Велимир) обречён нести в людские массы единицу своей культуры и творческую истину предпоследней инстанции, покажет тому, как недооценивать то, благодаря чему ты кормишься, во-первых, а в главных, без всего этого, что присутствует в людях необязательно большого ума, они берут вас за живое своей харизмой и обаянием, тебе никогда не взобраться на мыс Канаверал…? Тьфу ты. На Парнас.
Ну а использует Велимир в сторону наведения порядка в голове Аделаида, кого давно пора научить уму-разуму, проучив, один из специальных актёрских приёмов, называемых в быту: заигрался. Который в себя включает следующие составные элементы: для начала демонстрационную игру на публику в вашем, Аделаид, лице. Что от вас, конечно, не может укрыться, и вы на всё это ребячество и пошлую игру Велимира самонадеянности реагируете с ироничным скептицизмом.
Но Велимир продолжает играть этот пошлый фарс своего оскорблённого сознания, – вот значит, в каком свете вы меня видите, и если я чутка себе позволил для успокоения нервов, то я обязательно попаду в какую-нибудь грязную историю и при этом самого ничтожного масштаба, как раз соответствующего моему актёрскому таланту: я буду вынуждено чью-то испускаемую на меня пыль глотать, что б сохранить в себе внешнее благоустройство и всё ради того, чтобы поддержать ваш имидж волевого руководителя съёмочного процесса.
И как доносится до режиссёра Велимиром, то тот в который уже раз не оценил стараний своего, между прочим, коллеги по рабочему процессу. Что не может в сердце не отдаться Велимиру, который в попытке выразительно изобразить этот удар по его самолюбию, уже со своей стороны недооценив место своей недооценки режиссёром, и в самом деле поскальзывается …нет, не одной мокрой траве, а на вот такой ехидной и в чём-то подлой позиции в свою сторону со стороны режиссёра, и бл*ь, так эффектно падает об оземь, задрав вверх ноги, что режиссёр Кустодиев в кои веки отдал должное его актёрской игре.
– Не может без талантливый человек так сыграть натурально падение. – Вот так выразительно посмотрел на рухнувшего Велимира Аделаид. При этом он исключает совершенно момент не игры на публику Велимира. То есть Велимир по мнению Аделаида ни в коему случае не может поскользнуться на ошибке своего позиционирования в пространстве, а во всех его поступках лежит его неукротимый и на месте не может усидеть настырный дух актёрского авантюризма.
И Аделаид с вот таких, самонадеянных зрительных позиций смотрит на завалившегося Велимира, и начинает недовольничать тем, что тот слишком затягивает сцену со своим не только падением, а Аделаид вправе интерпретировать поведение Велимира как ему желается и доступно – тот таким образом показывает своё ничтожество перед ним, в общем, пресмыкается.
– Ну хорош. – Начинает подбадривать Велимира Аделаид на его подъём на ноги. – Давай вставай. Нас уже все ждут.
А падла, Велимир, и не думает прислушаться к словам Аделаида, лежа как лежал в одном положении, начиная немного тревожить Аделаида тем, что он, Аделаид, как всегда, оказался прав, и из Велимира никакой актёр. И сейчас он не своей игрой так ловко ввёл его в заблуждение насчёт своей не без талантливости, а он и в самом деле упал, и повредил в себе остатки своего мозга.
И Аделаиду ничего другого не остаётся делать, как направиться к Велимиру, что б для начала, тычком тому в бок своим ботинком дать понять насколько он зол, а для себя выяснить, насколько сильно тот притворяется в своей недоступности для мира сознания. И как сейчас же выясняется, то либо Велимир и в самом деле в предел заигрался, накручивая нервы Аделаида на кулак, либо Аделаиду нужно немедленно звонить своему адвокату, чтобы признать свой проигрыш в споре с ним – доведёт эта твоя игра в режиссёра до кресла ответчика в суде.
И Аделаид, в край удручённый и выведенный из себя вот таким, на ровном месте возникшем обстоятельстве форс-мажора, в сердцах выплеснул из себя эмоциональное нетерпение, выразившееся в том, что он ещё посильней пнул Велимира в самое незащищённое место, и мама Мария! он, наконец-то, достучался до сознания своего понимания Велимиром. С чьей стороны до него донёсся отзыв в виде недовольного кряхтения.
– Что-что ты сказал? – немедленно зацепился за эту возможность привести в сознание Велимира Аделаид.
– А я всего лишь констатирую факт. – Приподнявшись и присев на корточки, как ни в чём не бывало обращается к Аделаиду Велимир. – Вам бы только пнуть актёра. А по какому поводу это совершенно не важно, когда так пнуть охота. Я всё верно уловил в вашем подходе к работе с актёрами? — с прищуром спросил Велимир.
А Аделаид, что за человек такой без всякого чувства юмора, не только не понял шутки Велимира, а он ещё и обиделся на него за этот розыгрыш. Тогда как он должен быть благодарен Велимиру за то, что тот дал ему возможность проявить в себе сердечное чувство милосердия и не остаться в стороне от оказания помощи ближнему своему. Ну а то, что Аделаид в этом деле не проявил сноровки, и у него всё вышло вкось и криво, то его в этом не стоит обвинять. Люди нынче к этому делу, своего прихода на помощь нуждающемуся в ней, вообще никак не обучены, и уже то, что Аделаид себя почувствовал в предел расстроенным и растерянным, говорит о его не окончательной чёрствости и не аморальности.
– Да пошёл ты! – опять в сердцах махнул на Велимира рукой Аделаид, выдвинувшись в сторону ухода. Правда, не прошёл он и пару шагов, как в нём взяла вверх ответственность, и он остановился, и сделал важное уточнение в сторону направления своего посыла Велимира. – Я тебя жду на съёмочной площадке. Через полчаса начинаем.
– Я же говорил, что без меня не начнёте. – Усмехнулся Велимир, и преисполненный своей важностью завалился на спину, что б обозреть звёздное небо и заметить себе о своём месте в этом мире. – А ведь без меня многие важные жизненные процессы и в самом деле не могут начаться в этом мире. – Вот так самовдохновляюще рассудил Велимир, хватив, конечно, лишнего. – И что интересно сегодня от меня зависит? – задался этим многофункциональным и систематизирующим некую жизнь вопросом Велимир. И ожидаемо не смог сразу на него ответить. И не по причине огромного разнообразия вариантов того, что без его участия не начнётся, а больше, конечно, начнётся, а потому, что он смотрит на мир вещей и их взаимоотношений без особого вникания. Мол, как придёт время и с этим моментом столкнусь, тогда и буду думать, что дальше со всем этим делать.
Так что Адам мог спокойно занимать собой скамейку до самого второго пришествия в ожидании Велимира. Если тот о нём вспомнит, а затем может и ему о себе напомнит, то для этого должно столько всего совпасть и случиться, что если всё же это случится, то всё это можно описать как судьбоносный факт.
– Ну и где он? – задаётся этим вопросом Адам, разглядывая в этой, такой пёстрой и разнообразной на своё самовыражение толпе людей на этой съёмочной площадке Велимира. О котором он тут же забывает, видя куда как более интересные для себя поводы для своего любопытства и интереса.
А чтобы в себя впитывать происходящее на съёмочной площадке, нужно полностью от себя отстраниться. Что и делает Адам, откинувшись на спинку скамейки, вытянув ноги, и закинув за голову руки, принялся наслаждаться этим представлением жизни. На которую не будет во вред и в чём-то даже полезно посмотреть со стороны. Не прямое участие в каких-нибудь процессах и событиях, не так прямо оказывают на вас воздействие, и будет достаточно косвенного участия для обогащения себя опытом.
[justify]– Посижу пока что в зрительском ряду. – Сделал вот такой вывод Адам, переведя всё своё внимание на занявший весь горизонт не только его, а общего внимания закат. И теперь только Адам догадался, почему так важна та или иная временная геолокация для её представления зрителю. Этот, до чего же потрясающий закат, чей зрительский эффект в сто крат повышается из-за очень удачного расположения места его наблюдения – съёмочная группа расположилась на открытой площадке среди парковой зоны, откуда шла просека в сторону горизонта, где как раз в этот момент наблюдался закат, – был бесплатным фоном для фиксирования на киноплёнку кульминационного события снимаемой картины. Как все знают, то последовательность съёмок никогда не совпадает с последовательностью и хронометражом картины. И самые последние кадры, завершающие историю чьей-то трагической любви и её терзаний, из-за бюджетных обоснований – когда нам ещё добиться будет можно вот такой потрясающей картины, и притом бесплатно – могут
