Что вновь приводит к странному иллюзорному эффекту Адама, перед которым вдруг раскрывается занавес, и он видит сценическую постановку из жизни так называемых повес, а так-то тех людей, кто определяет собой для общей массы людей события.
Так центральное место сцены в виде антуража гостиной, чьё оснащение выполнено в стиле барокко, занимало кресло с рабочим столом перед ним, у которого на каком-то уж совсем маленьком стуле, чуть ли не табурете, себя помещал юркого словосочетания характеристик в свою сторону молодой человек, весь такой к себе и ко всему вокруг прислушивающийся, и в особенности к стоящему у окна очень осанистому представителю чьего-то, очень родовитого племени, судя по тому величественному виду, который он в себе натянул на первое место в себе представления и отчего он отступать не намерен. Чего ради и ради чего он готов, если к этому обяжут обязательства и не будет найдено причин для отвода чьих-то притязаний в сторону исполнения им долга прежде всего перед самим собой, плюс будут соблюдены все формальности и вами будут приведены аргументы и доказательства на ваше право соответствовать представлению о вас, как о благородном и на одном сословном уровне представителе сословия безукоризненного обстоятельства, отвечать всеми своими долговыми расписками перед вашими кредиторскими требованиями. И этого величественного и высшего качества господина именовали наследник Леопольд Второй.
– Что будем ей отвечать? – не сводя своего взгляда с того, что делается за окном (а там ничего особо не происходит, жизнь идёт своим чередом), Леопольд, перед вами всегда единственный, а второй он только в царской метрике, обращается с этим вопросом к пресмыкающемуся перед ним естественно, а сейчас перед его столом, Авансом, известного и в тоже неизвестного для своих многочисленных подписчиков и адептов его, честно сказать, изобретательного в плане конструирования виртуальной реальности в игровой сфере продукта ума-развития, под ником Avant 666.
И он может и продал свою душу самому дьяволу в подставном лице принца и наследника в одном лице Леопольда, который теперь его великолепно кормит предоставлением информации насчёт запредельного воображения, очень и очень применимого в игровой индустрии, плюс кино должно питаться энергией новых сюжетов, бездонным источником и кладезем которых всегда служит преисподняя, тем не менее, он всё не насыщаем и ему всего мало. А это проклятие всех лиц, продавших душу дьяволу в лице подставных лиц, хочется им выйти на прямую к заказчику их услуг. А для этого он должен использовать ещё больше подлости и ловкости в обмане всех и вся. И главное своего нанимателя, в данном случае Леопольда. Где он только в одном случае, когда он через его голову перепрыгнет, сможет обратиться на прямую к самому дьяволу.
О чём прекрасно знает Леопольд, когда-то сам так поступивший, вот он и не допускает всего этого. Задаваясь к Авансу провокационными вопросами.
– А зачем тебе, Аванс, желается прямая аудиенция у дьявола? Что ты ему хочешь такого сказать, что до тебя ему не было сказано? – И что сказать, а умеет Леопольд поставить в тупик даже вот таких изобретательных людей, как Аванс.
На чём Леопольд никогда не останавливается, продолжая указывать Авансу на никчёмность его личности.
– Может хочешь указать ему на личную аутентичность? – делает предположение Леопольд, и тут же уничтожает на корню было вспыхнувшую в Авансе надежду. – Но что в ней есть особенного, чего нет у других? Твой образ есть подобие, а то, на что ты собрался упирать, – я человек со сверхъестественной константой ума и изобретательностью, – так это всё плод инвестиций в тебя дьявола. И получается, что тебе и нечего предложить к рассмотрению дьявола.
– Но тогда для чего я тебе нужен? – ещё и возникает и чуточку повышает свой голос на своего кормильца и благодетеля этот подлец Аванс.
– Когда придёт время, ты пойдёшь заместо меня. – Вот такую загадку для ума Аванса говорит Леопольд очень задумчиво. И Аванс должен был принять его слова как оказание ему великой чести Леопольдом. Он всё же добьётся аудиенции у дьявола, но только в подставном качестве, за Леопольда. В чём, собственно, нет ничего особенно неприемлемого. В царстве лукавства, лжи и пост правды, только такие движения души и воспринимаются.
Но вернёмся к тому самому делу, к которому был призван Аванс, и о котором его спрашивает Лео, как позволительно Авансу было разрешено наедине звать Леопольда.
– Все бабы дуры. – Вот такую категорическую немилость и чуть ли не проклятие всякого царственного рода на свет вытаскивает ещё подлее, чем думалось, подлец Аванс. И сейчас бы Леопольду, отпрыску одной царственной ветви проявить солидарность с другими царственными семьями и проучить этого Аванса за вот такое не просто неуважение дочерей монархов, а недоступное ему, босяку, критическое мышление людей на десять голов его выше по социальной лестнице, что это одно уже указывает на то, что Аванс далёк предельно своим умом до этих особ, надавав ему для начала тумаков, затем внеся в ручной парламент представление о возобновлении действия отменённых в прошлом веке законов об оскорблении его величеств через отсекание головы и как всему этому диспуту итог, Аванс на главной площади во имя одной прекрасной принцессы, – Татьяны, как мы того и хотели и её добивались таким многоходовым путём, прошепчет на ухо Авансу Лео, – будет представлен перед богом. Как ещё один обман со стороны Леопольда, обещавшего ему совершенно другое. И теперь век за веком раскаивайся и причитай о своей бескорыстно получается загубленной душе Авансу, кого так вдвойне обманули.
Но Леопольд не распаляется праведным гневом, бросившись на клятвопреступника Аванса с кулаками (он клятвенно заверял Леопольда в том, что не будет больше поносить до колик того в животе всех этих принцесс, напыщенных от своей роли в этом мире, и падла, не сдержался), таким образом давая тому понять, как он выведен из себя и своего царственного сана, раз совершает непозволительные для своего естества значения, а Леопольд закатывается до колик в животе смехом и тем самым показывает, как он ничего не имеет против заявленного и чуть ли не соглашается со всеми этим, однозначно голословным утверждением Аванса. А чтобы не быть голословным, нужно привести наличные факты и доказательства того, что ты имел дело хоть с одной принцессой. Кто, обращаясь только в кругу таких же как она принципиальных людей, на шаг к себе не подпустит простолюдина. Разве что только на благотворительном мероприятии, где ему будет оказана великая честь полюбоваться широтой души и милосердием сердца принцессы, не пожалевшей своего личного времени для того, чтобы поприсутствовать на открытие новой больницы.
И если ни одна принцесса или служба протокола не подпустит к ней неустановленное лицо, то о каком знании принцесс может идти речь со стороны Аванса. Вот если бы об этом сказал Леопольд, кому по рангу иметь дело и знакомства с такими представительницами рода человечества, то это его заявление по крайне мере могло стать темой для дискуссии. Все ли принцессы такие, как дура Гибриэлла, принцесса соседней Скотландии, где одни скоты и живут по мнению Леопольда, либо же это один медицинский случай и фактор в её случае – со скотами жить (хоть и с кошками), сам оскотинишься. Или же здесь имеет место обратный случай, ты собой предопределяешь общество, а не оно тебя собой.
Но по той реакции, закатывании в смехе Леопольда, можно предположить две противоположные друг другу вещи. Ему невероятно приятно осознавать себя умнее всех в наличие принцесс, кои в самом деле все дуры, или же он потешается на вот такими потугами Аванса быть не дурнем. Что он может сделать только за счёт других, принижая их умственный потенциал. И теперь становится понятно, что сближает этих, таких разных людей. Это их общая точка зрения и позиция в сторону женского пола, который вносит ясность в их жизнь, которую они теперь могут не бесцельно проживать, а за счёт подавленных своей влюблённостью в этих подлецов наивных и всему верующих девушек.
Ну а Аванс ожидаемо от него не останавливается на одной вот такой, очень спорной характеристике женского пола (хотя один уже допуск того, что эта их характеристика вот притянуто за уши имеет место, а так-то она не имеет ничего общего с объектом рассмотрения, есть фактический аргумент для привлечения всё это утверждающего лица к ответственности), в число которых входят все принцессы, дабы повысить градус своей безответственности, уже не околично указывает на вот такую дурственную знаковость принцесс, а он прямо на них указывает, заявляя следующее. – В особенной части принцессы.
А вот здесь принц Леопольд, однозначно предполагая и предчувствуя даже, что ему с этим жизненным фактом придётся мириться и очень вероятно, что и жить бок о бок с одной из таких представительниц недалёкого ума – к его великому и величественному сожалению, монаршие особы не такие свободные люди и их жизнь ограничивают различные условности, где одна из них такая: он должен и просто обязан определять свою будущую жизнь в связи и сочетанием только с ровней себе по монаршему статусу – посчитал за необходимое подвергнуть сомнению утверждаемый Авансом факт.
– Вы, милостивый государь, говорите, да не забывайтесь. – Твёрдо указал Леопольд Авансу на пределы своего умственного терпения распоясавшегося разума своих подданных. Кому сколько не позволяй, он всё равно остаётся неблагодарной скотиной. Кого бы выслать в царство не ума Габриэллы, да кто их туда допустит, когда там такая высокая конкуренция в плане быть дурнем.
[justify]– Я имел в виду, – оправдывается Аванс, всё же падла, про себя радуется и усмехается факту вот такой судьбоносности Леопольда, кто как бы собой не кичился, всё равно ничего поделать не сможет и будет вынужден жить всю свою жизнь с какой-нибудь венценосной дурой. Как по Авансу, то за всё нужно платить. В том числе и таким образом. А вот ему, хоть и неподневольному человеку – он раб своих страстей – ничего из такого не грозит. И он сам в праве выбирать для себя самоцель. И если его самоцелью будет не жить с дурой, то он этого добьётся, даже если будет полный дурак. Тогда как по его сугубо личному мнению, то принц Леопольд сам круглый дурак, если не понимает своего личного счастья в предоставляемым ему судьбой шансом соединить свою судьбу только с дурой. С ней предельно комфортно и умно жить, в отличие