Один на один

уздцы хоровой гул. Он стал произносить слова очень быстро, вернее их обрезки, которые едва мог расслышать Андрей. Казалось, он входил в экстаз, притоптывая на месте, хрустя обвисшими рукавами своего блекло-красного одеяния с белым подбоем то и дело вытворяя головой восьмерки и круги. По полу побежала мелкая рябь от его частой чечётки, рябь натыкалась на обомлевшего Андрея, жавшегося  к теплеющему камню, сначала нежно, потом сильнее, до самой острой боли, обжигая парализованные ладони. Андрей почувствовал, что боль постепенно отходила, но жечь рябь продолжала, как вмиг возле уха ударился набалдашник стального посоха – крошки камня исцарапали щеку Андрея, а мякоть ладоней раскроила огненная нить, обозначая своим хвостом какую-то угловатую фигуру. Андрей пытался сдерживать боль, но адское пламя изводило его – он мучительно застонал  во все горло, пытался закусить язык, но что-то сковало челюсти, оставалось только неистово биться глоткой.
«Долоре кульпа кодебант», - усилилось пение. «Долоре кульпа кодебант!» - повторили остальные.
Андрей слышал, как зашаркали по кругу башмачки служителей по бугристому криво уложенному камню, как раскачивались на их шеях цепи, гремя увесистыми звеньями, как сухой язык с усилием проворачивал непонятные Андрею слова.  Шествие остановилось, замолчало, слышно было лишь, как чихают свечи, капая воском. Андрей чувствовал пожирающие взгляды служителей, которые не решались молвить слова, но продолжали буравить его мокрое тело. Сухая крючковатая фигура опустилась возле Андрея, шепнула нежным голосом:
- Встань Беркальд!
Он знал, что имя вовсе не его, но шепот был настолько настырный, что Андрей без колебаний повиновался. Секунду назад он был буквально парализован, хлопая лишь глазами, раздувая грудь, но что-то будто включило его, и разгорелась в нем  энергия, как в зажженной лампочке. Без усилий, чувствуя лишь боль в ладонях, Андрей поднялся, согнувшись в коленях и спиной. Место, куда занесло Андрея, оказалось куда страннее, если не страшнее, чем представлял себе он, барахтаясь душой от боли, лежа на полу. В ярком круге, издаваемом от свеч, стояла небольшая литая стела, которую оплетали прутья арматуры, вытягиваясь  к верху спиралью. Меж ними зиял рельеф каких-то письмен, нацарапанных на скорую руку: маленьких буковок – иероглифов, похожих на латинские.Стела возвышалась на бардовой, с желтыми прорезями, плите, обрезанной в ромб. Около десятка свечей, многие из которых скосились или доживали последние секунды, озаряли это строение, в добавок, и все видное глазу пространство помещения, стен которого не было видно, отчего оно казалось бесконечным во всех направлениях. Как ни странно, Андрею чудилось, что здесь он уже бывал и отчетливо знал, даже в кромешной тьме, что где находиться.
- Теперь ты один из нас, ты седьмой из Хорунжих Вселенной, - миловидный голос раздался за спиной – и чужие руки упали на его плечи. В свет ступил человек в алой рясе, в глубоком потрепанном капюшоне, покрывающем все лицо. На спине его струился плащ подобного цвета, на котором нитками изображался загадочный символ, походящий на семи конечную звезду, внутри её расположился круглый глаз с кляксой крови вместо зрачка. Короткими пальцами с длинными обгрызенными ногтями, на концах которых виднелась прессованная грязь, он вынул свою голову из мрака капюшона, откинув тот на спину. В лицо Андрея смотрели потухшие бледные глаза, со старческим прищуром, ухмыляясь зрачками. Лицо его было наполовину погружено в черный платок, бугорком проступал треугольный нос и острые скулы, ездящие под покрывалом. Андрей ужаснулся – глаза были ему знакомы и если бы не черный платок, то он наверняка  назвал бы его. Человек в платке взял его обугленные руки, прижал к своей груди, пролепетав пару слов, он приник к ним глазами, после чего обернул их к Андрею. Две абсолютно одинаковые пиктограммы розовели на его сожженных ладонях, походившие на те, что он заметил на плаще.
- Узри, брат, - приложился он ладонями к пиктограммам Андрея, - эта знак нашей покорности, покорности вселенной. Ты – избранный ею, один из семи слуг.
Андрей почувствовал, неимоверную легкость в ступнях, они не ощущали холодного пола, а тело его поглощала тьма, доныне прячущаяся от света. Он все дальше отдалялся от стелы и служителей, голоса стали эхом, дыхание вновь участилось, сердце стучало в голове, и вот уже освещенный зал стал сжиматься, уменьшаясь, попадая вместе с обитателями, пока не превратился крохотный пучок света.  
«Будь верен вселенной», - последнее, что услышал Андрей, как вдруг, белая точка стала расширяться, разъедая темный балахон. Свечение стало поглощать Андрея, пока вспышка не ослепила его дрожащие белки.
Комната, в которой теперь находился Андрей, казалось куда просторнее и светлее, чем была прежде. По стенам буквой «П» стояли сколоченные деревянные стеллажи, наполовину полные книгами и коробками, с указанием на содержимое. Потолок был низкий, можно было подумать, что он держится именно на полках, доходящих доверху. Андрей сидел на скамье, за длинным дубовым столом, потемневшим и заплесневелым с годами. На столе твердым переплетом лежала сухая, с загнутыми растрёпанными страничками книга. На пожелтевших её листах миниатюрными буквами излагались письмена, огибая картинки, схематически описывающие какую-то  сцену: человека, стоящего на пригорке рядом с пушистым деревом, а на заднем фоне расцветал гриб, очень походивший на ядерный, по углам которого запечатлелись  голова в нимбе, а вторая в окружении огня. Иероглифы были едва различимы, и верно – по правую руку Андрея мерцала закопченным стёклышком широкая лупа с пузатой рукоятью.
Андрей не знал, где он находиться, да и подобных мыслей в его голове не находилось, им явно управлял кто-то другой, а он лишь был душой в теле марионетки. Ноги выпрямились сами по себе, сделали шаг, попятились, вышли из-за стола, преодолевая каждый сантиметр без чьих либо усилий. Андрей не помнил, как он оказался здесь, в этой библиотеке, но он отчетливо помнил, что только ордену дано знать о ней, что Хорунжие в строжайшем секрете хранят древние рукописи. Кто ему сказал? Он наверняка не знал, но мысли появлялись сами, навязанные кем-то посторонним.
Дверной треск испугал Андрея. Двери распахнулись, с грохотом ударившись о стены – и в комнату влетел взмыленный служитель ордена, споткнулся о левую ногу. Мягкий хруст передернул Андрея, а служитель лежал ничком лицом вниз,  изо лба его и рта плескала кровь, стекая по неровным краям плит.В то же мгновение порыв бросил Андрея к бедолаге, перевернул его – он еще дышал, слабо доносился булькающий хрип из горла.
«Дверь…», - вырвалось с выдохом.
Когда покосившаяся, набитая толстенными книгами, тумбочка, приткнула запертые двери, Андрей вновь оказался на коленях около ординарца. Рукой он приподнял белеющее старческое лицо, с розово-фиолетовым пятном на пол головы и свернутым набок носом, с краснеющей от потоков бородой. Старик содрогался всем телом, беззвучно шевеля губами, но на слова сил не хватало. Глаза его блистали яростным огнем, морщины играли гармошкой. Он поперхнулся, измазав подбородок и грудь Андрея клоком дурно пахнущей черной крови. Левое плечо стиснула желтая худощавая рука мертвеца, потянула на себя.
- Нас… предали… - вложив последнюю тлеющую энергию, пролепетал он. –Беркальд…
Он завелся глубоким вздохом, но ничего не вдохнув обмяк, бросив смятую голову себе на плечо, застыв гримасой полной ужаса и несправедливости.
Андрей опустил остывающие веки и аккуратно положил голову мертвеца на пол. По стенам прыгало эхо выстрелов, раскатами упираясь в затворенную дверь. Вскоре они смолкли, как смолкли и голоса, принесшие за собой разорение и тяжелые стопы сапог, которые больше не скрипели резиной по камням.


- Андрей, Андрей, - слышал он сквозь сон знакомый говор Баланды, - проснись.
Следуя голосу, он приоткрыл глаза, поймав туманный небосклон с желтеющим диском, окруженный синяками побитых туч, с которых вот-вот грянут слезы обиды. Левее его улыбалась зеленая бандана, простужено шмыгая и вытираясь рукавом.
- Я позволил себе понести тебя, ты задремал, а нам останавливаться уж никак нельзя. Прости, из еды ничего, так что перебейся духом, - он исчез, затем появился со сдутым рюкзаком около ржавых кустов. - Ты давай, собирайся, нам немного осталось.
Надвинув руками в перчатках свою бандану на брови, Баланда шагнул в кусты и выбрался на бетонную дорогу, поманил Андрея и двинулся вдоль обочины, загребая носками пыль.
Вскоре Андрей пристроился в хвосте, следуя за Баландой, не зная не пути не причины. Ведь смерть перестала иметь вес в его жизни. Он не боялся умереть, не боялся плена, нет, он боялся своих мыслей, путаясь, не понимая их послания. Кто он на самом деле? Солдат или все-таки Хорунжий, служитель вселенной, в котором убеждают сны. И почему же были знакомы все те люди в зале? Библиотека? Откуда он знал о ней и помнит сейчас?
«Пиктограмма» - захлебнулся Андрей и вздернул тут же ладони к верху, пытаясь лучше разглядеть их на солнце. «Нет», - разочарованно подумал тот, обнаружив лишь обыкновенную человеческую без единого шрама ладонь.
Сунув руки в глубоки карманы, он заковылял вслед удаляющемуся Баланде, пальцами сжимая и разжимая приятный холодок звякающих обоим.
Они шли около двух часов, как показалось Андрею, может больше. Километры взбученного волной асфальта оставались все дальше позади, съеденная стихией разметка потеряла свою функцию и служила лишь напоминанием пережитого, скрученные, погнутые, спиленные столбики знаков были единственным ориентиром для путников на этом однообразном бесчувственном пути. Серая бетонная дорога, грязный песок обочин и погорелый лес обрамляющий полотно, вот, пожалуй, и все красоты современного мира, не считая солнца – ему то человек радовался всегда: увидел солнце – значит, жив еще.
«Проша», - обрушилось на глаза видение, заслонив собой бесконечную дорогу. «Проша» - донеслось вновь и в зрачки ударили пестрые одежды людей. «Спасайтесь, боже!» - проносились другие. Писк нарастал, заполнив уши невыносимой болью. Голоса проходили сквозь Андрея, сотни голосов.
Он обхватил руками голову и застонал, повалившись в кювет.
«Граждане!», - раздавалось в голове, смешавшись в бурную массу криков, визга, плача. «Уберечь…Беркальд…», - показался голос старца из сна. «Назад, назад!» - отзывался чужой голос. «Нас предали…»- лицо покойника отчетливо показалось перед Андреем. «Будим сажать вручную»…. «Огонь!» Пережитое смешалось в едино, Андрей более не соображал, а лишь выл, катаясь на краю дороги, в яме. Всё, абсолютно всё грянуло в один миг. Многое из того, что видел Андрей, он не помнил, но почему-то сразу же вспоминал все подробности. Вот навстречу ему рвется толпа взбешенных людей, гонимые ужасом и смертью, в ушах завывает сирена и к воздуху летит цепь ракет. «Проша!» - донеслось вновь до него, а молящие малахитовые глаза пронзили его щемящей болью. Он скомкано вздохнул и горько произнес «Таня…»
И в то же мгновение бушующая толпа сменилась одним человеком в алой рясе и с черным платком поперек лица. Они стояли на балконе, охватывая