Стоп! – вмешался в эти прогнозы мой внутренний голос:
– Как же так? – спросил он. – Даже, понимая всё это, ты, словно спятивший самоубийца, всё равно стремишься в РФ, участь которой тебе самому кажется незавидной! А то ли ты делаешь, Александр Николаевич? – опять стал приставать внутренний голос. – Никто ведь и не сомневается, что ностальгия, любовь к родным берёзкам и усложнившиеся семейные обстоятельства по приезду на родину вам пойдут в зачёт, однако не стоит ли крепко подумать для начала, прежде чем кончать с собой столь сложным способом? Неужели вы забыли, Александр Николаевич, что в современной России вы – очевидный американский агент, потому на свободе, да и вообще, долго не протянете? Вам это и самому должно быть абсолютно ясно! Вы ведь нарушили правила чужой игры, бросили порученную вам работу, за которую вам долго платили большие деньги, и надумали скрыться! И ещё продолжаете на что-то надеяться? Вы правы только в том выводе, что все правила каждым своим пунктом играют против вас, но ведь и возразить вам нечем! Что вы можете противопоставить враждебным силам? Ясно, что ничего! Ничего! Потому ваше сопротивление бессмысленно! Вы сами направляетесь на встречу своей гибели!
От столь неожиданной и неприятной мысли я повертелся в скользком пластиковом кресле, потом поглядел на огромные электронные часы, висевшие по соседству с расписанием еще больших размеров, нашёл в нём нужную строку. В расписании значилось, что до начала регистрации пассажиров на интересный мне рейс осталось минут двадцать.
Всего двадцать минут, а за ними начнется новая жизнь! Либо в ней я стану победителем, либо сгину навсегда. Вопреки здравому смыслу первое предположение мне всё же казалось более вероятным.
А ещё мне казалось, будто жизнь на родине непременно окажется более счастливой, несмотря ни на какие объективные обстоятельства, всё-таки, родина, и я решил дождаться своего рейса, не вставая с места.
Нервоз меня оставил, я почти успокоился и решил заново обдумать своё намерение вернуться именно на родину, а не куда-то еще, например, в Европу, чтобы там спокойно зажить в маленькой стране и в маленьком городишке, желательно в Альпах или на Средиземноморье.
Но мне ничего не удалось. Вдруг над собой я услышал отнюдь не случайное обращение:
– Простите, сэр! Это вы профессор Гвоздёв?
Я вынырнул из грёз и устремил взгляд на вопрошавшего. Им оказался мужчина огромных размеров в строгом дешёвом костюме в комплекте с безликим галстуком. В моём представлении подобные одеяния встречались у охранников или вышибал в третьесортных ресторанах.
– Для вас это имеет значение? – уточнил я у него с иронией, хотя догадался, что мои неприятности начались.
– Разумеется! – ответил верзила с улыбкой.
Я подчеркнуто медленно огляделся и обнаружил неподалеку еще трёх верзил, во всём подобных моему собеседнику.
– Странно! – ответил я ему с усмешкой, которая далась мне с трудом. – А мне казалось, будто моей фамилией станут интересоваться только при регистрации.
– Дело в том, что регистрации для вас не будет! – твёрдо заключил охранник. – Но оставим пустые разговоры! По вашей реакции, профессор Гвоздёв, я понял, что не ошибся в определении вашей личности и потому прошу следовать за мной.
– Но с какой это стати? – возмутился я. – Если вы даже имеете отношение к государственным спецслужбам, то всё равно должны предъявить свои документы и как-то объяснить свои намерения! Разве я не прав? Вы же грубо нарушаете права гражданина США!
– Вы совершенно правы, сэр! Во всём, кроме одного! У вас нет причин волноваться и, тем более, привлекать к себе внимание! Можете быть уверены, что зла мы вам не причиним!
Я догадался, что с того момента ничего хорошего мне ждать не приходилось. Я утратил самостоятельность действий, поскольку те мордовороты, видимо, не ошибались, когда приставали ко мне. Меня они и искали!
И что дальше? Судя по тому, что верзила так и не предъявил свои служебные документы, все они, эти могучие ребята, действуют вопреки закону. Значит, долго со мной могут и не возиться – шлёпнут по дороге и вышвырнут с моста. Прямо скажу, не самый лучший вариант завершения жизненного пути! Но и противостоять здесь этой банде я не в состоянии.
А если всё же устроить скандал? Привлечь внимание полиции или охраны аэропорта?
Нет! Попробовать-то можно, но потом регистрацию мне не пройти ни в одном аэропорту США! Обложили меня капитально, товарищи мордовороты! И быстро ведь след взяли, ищейки! Я-то надеялся хотя бы до Нью-Йорка добраться! Надеялся поспать в самолёте, заодно просчитать варианты дальнейшей жизни…
– Сэр! Всё же прошу вас следовать за мной!
Я поднялся, не дотянувшись даже до плеча мордоворота, взял свой чемоданчик-дипломат, оглядел последний раз чудный и свободный для кого-то мир – за это время и остальные мордовороты приблизились ко мне и заняли более удобные позиции на случай блокировки моей персоны, если бы надумал бежать.
«Да, теперь мне ловить нечего! Соотношение сил совсем не в мою пользу!»
– Хорошо! – согласился я. – Но позвольте мне сдать билет; ведь пропадут большие деньги!
– За это, профессор, не переживайте! Дайте ваш билет, мы обо всём позаботимся!
Я пожал плечами и отдал билет. После этого я сообразил, что моя многолетняя американская история завершилась.
Меня провели без заметного для окружающих конвоирования на вертолётную площадку и пригласили занять достаточно хорошее место в вертолёте, у окна.
Их капсуловидная машина оказалась вместительнее, нежели была у доктора Кеннеди. Элегантный геликоптер легко рванул ввысь, в первые же секунды сильно накренился и стал боком удаляться от аэропорта. Внизу замелькали многочисленные огоньки, а когда пролетали над Сан-Франциско, город так играл огнями, что даже в моей ситуации показался красавцем. В тёмное время суток я над ним и не летал. Выходит, на прощанье с Америкой мне повезло хоть в этом! – пошутил я напоследок.
Вертолет оказался явно не экскурсионным. Он не стал размашисто огибать город, не искал удобную посадочную площадку, а устремился в сторону чёрного океанского массива.
«Вот и всё! – догадался я. – Дальше я стану барахтаться вне вертолёта! И кто меня отыщет в океане? Пожалуй, раньше других это удастся бдительным и прожорливым акулам! Напоследок хоть какую-то пользу природе принесу!» – пытался я успокоиться, хотя уже возник озноб.
Океан не был освещён и поблёскивал отраженным светом удаляющихся от нас городских фонарей, да и то, только пенными верхушками волн, возбуждаемых слабым штормом.
«В шторм я даже плыть не смогу!» – заключил я с сожалением.
Страхи мои к тому времени расстаяли. Всё стало предельно ясно и безнадёжно! Но смерть надо встретить достойно.
Впереди засверкал хорошо освещенный и известный, пожалуй, всему любознательному миру, хоть что-то знающему о городе Сан-Франциско, остров Алькатрас. В его старой крепости издавна разместилась зловещая тюрьма.
Кажется, именно в ней сидел сам Альфонс Габриэль Капоне, именуемый в уголовном мире как «Великий Аль». Он был всесильным гангстером, возглавившим чикагскую мафию в 20-30 годах двадцатого века.
Сидели в той тюрьме пожизненно и прочие американские изверги. Сама же тюрьма прославилась своей надёжностью – побег из неё, как до сих пор объясняют это туристическим группам, абсолютно невозможен.
Вертолёт резко клюнул носом и принялся вертикально падать на площадку в центре крепости. Как только я выбрался из машины, на мне защёлкнули наручники и, что совсем уж трудно объяснить, кандалы.
– И зачем этот маскарад? Будто из вашей тюрьмы сбежать стало проще, нежели из аэропорта! Там обошлись без своих железных атрибутов, тогда здесь они совсем не нужны! Снимите хоть кандалы! – осмелел я, догадавшись, что акулам меня скармливать не будут.
– Такой уж здесь порядок, сэр! Давние традиции не нам менять, сэр! А теперь прошу вас строго молчать, пока не придём туда, где мы вас оставим под надёжной охраной!
С площадки меня ввели в длиннющий и со многими поворотами темно-зеленый коридор, освещенный с потолка тусклыми плафонами, что необычно для США. Здесь верхнего света нигде не встретишь.
«Неужели теперь это мой дом? Слышал, будто отсюда не выпустили на свободу ни одного узника. Они сначала оставляли наш мир, а уж потом покидали тюрьму!»
Пустой каменный коридор с каждым шагом грохотал моими цепями. У меня же оставалась единственная задача – не зацепиться ими за что-либо и не упасть вниз лицом со скованными за спиной руками.
Наша процессия, включавшая меня и трёх провожатых, брела, казалось мне, бесконечно из одного коридора в другой, спускалась и поднималась по металлическим лестницам, поворачивала в стороны и, наконец, вышла на простор.
За одной дверью, за которую нас впустил молчаливый человек с автоматом и другой человек, орудовавший ключами в связке, предо мной изнутри предстал огромный корпус, построенный прямоугольным пассажем. Его потолок тоже оказался зарешёченным, хотя и набранным из прозрачного стекла, демонстрировавшего черное небо. В средней части корпуса в шесть ярусов, тянулись сплошные металлические балконы, зарешеченные стальной сеткой. Чтобы никто не мог сигануть вниз, догадался я. Неужели и меня доведут до такого желания?
На любом этаже по прямоугольнику балкона удалось бы обойти весь периметр корпуса. С балкона же удалось бы попасть в любую из сотен камер. Каждая из них имела металлическую дверь с крохотным окошком, закрывающимся створкой на уровне груди.
«Очевидно, для удобства официанта! – решил я. – Скоро я здесь всё освою!»
Меня провели до середины балкона, где опять пришлось ждать, когда ключник под надзором автоматчика вскроет решетчатую дверь.
«Что тут за ужасы?» – удивился я, поскольку ни одного человека, кроме охраны, еще не увидел.
Под звон моих кандалов процессия спустилась на первый этаж и, пройдя через ключника и автоматчика, влилась в большой кабинет. От яркого освещения и белизны пространства заслезились глаза. Всюду теснились какие-то перегородки, шкафы с папками для документов, металлические столы без скатертей, обтянутая дерматином кушетка в центре комнаты, несколько табуреток – всё намертво прихвачено к полу или к стенам. На одном столе блестело множество аккуратно разложенных медицинских инструментов. В стороне стояли два специальных кресла, возможно, стоматологическое и гинекологическое.
[justify]Обстановка кабинета внушала тихий ужас вошедшему сюда впервые, но меня заранее заинтересовало, как же я запою, когда
