И президенту ничего другого не остаётся сейчас делать, как сместить акценты вот такого к себе внимания публики на то, что пока он ещё первое лицо и президент, и он будет решать, что сейчас в первую очередь рассматривать и что сейчас важнее всего.
– Оскар, – обращается президент к Оскару, всем своим видом показывая, что он человек целеустремлённый и его не сбить со своего пути всеми этими вбросами Шарлотты, по своей сути являющимися провокациями и желанием лиц, оппозиционно настроенным к любому его решению, увести его в сторону от верного пути и курса партии. – Мы с вами так и не закончили разговор. И пока мы с вами не решим начатое, мы никакие ручки искать не будем. Я слушаю, что вы там хотели сказать, и не смогли этого сделать, потому, что вас с непонятной мне пока что целью перебили. – На этом месте президент бросает яростный взгляд на Шарлотту, и тем самым затыкает на некоторое время её инициативы и намерения подставить и поставить президента в защищающуюся позицию.
Оскар же с досадой передёрнулся в лице, бросив исподлобья взгляд жестокой мстительности в сторону Шарлотты, вздохнул и раз дело сегодня такое, обстоятельства их здесь нахождения всех призывают к откровенности, если ты, конечно, хочешь и дальше жить со знанием себя нормальным и без нарушений психики и нервов, озвучивает не только то, что от него президент потребовал дораскрыть, а такое, чего никто в этом кабинете и в самом своём психоделическом и немного только страшном сне представить даже не додумался. Особенно те лица, которые сейчас были упомянуты и указаны Оскаром как самые первые лица, заинтересованные в происходящем вокруг него.
– А разве ещё не ясно, – вальяжно так забросив ногу на ногу и всё на глазах президента, продолжающего стоять на ногах перед этим быдлом, с вот таким дерзким самомнением и принижением умственного потенциала людей вокруг, кто, видите ли, по мнению Оскара, если бы ты был умным как он, то давно бы обо всём догадался и не клянчил у него, как президент, разгадку тайны всего с ними сейчас происходящего, в частности того, что случилось с Алисой. Но видимо по всё тому же субъективному мнению Оскара, здесь умных как он нет, и тогда он постарается доходчивым словом довести до всех то, что невооружённым взглядом видно. – Нужно искать женщину. – На этом месте Оскар делает паузу, дав возможность слушателям всего того бреда, который он сейчас несёт, считая всё это за умные вещи, проникнуться пониманием того, что он под этим заявлением продвигает.
А так как понять Оскара и то, что он сейчас решил утверждать, одновременно легко и невозможно, – в первом случае, он само собой выпендривается, а во втором, что с дурака возьмёшь, кроме того, что он утверждает в первом случае, – то все молчат и дают Оскару дальше высказаться. И Оскар, конечно, выскажется.
– А когда эта женщина, не просто находится, а он нам открывается в качестве факта новой загадки, а может приманки, то алгоритм поиска решения этой новой загадки остаётся прежним. И нужно снова искать женщину, которой перешла дорогу та найденная нами женщина, которая оказалась менее удачливой в этом противостоянии женского начала. – Вот так запутанно всё рассказал Оскар, явно желая выкрутиться без озвучивания имён тех самых женщин, которых он сейчас привёл в пример, где одна оказалась менее удачливой в противостоянии со своей соперницей, куда как более хитрой и стервозной женщиной.
И понятно, что такой туманный рассказ Оскара, где в качестве центральных лиц можно представить любую из находящихся в кабинете женщин, совершенно никого не устраивает, особенно тех лиц женского пола, кто замечен в конфликтных и неприязненных отношениях с Оскаром. Кто такого ещё может в их адрес напридумывать и наговорить, что, учитывая всю эту нервозную и всему поверишь обстановку, может легко быть принято за правду.
– Ты о чём, Оскар? – задаёт уточняющий вопрос президент.
– О чём я? – опять придуривается Оскар, переспрашивая, как будто он не слышал о чём его спросил президент. И сам при этом переводит свой взгляд от президента на Алису, замершую в одном внимательном к нему положении. Здесь он одно мгновение замирает взглядом, и начинает отводить свой взгляд в сторону… А как же иначе! Само собой в сторону Шарлотты, прямо взбесившейся на глазах до покраснения и побледнения одновременно своего лица под этим провокационным взглядом Оскара, решившего, что если ему пропадать пропадом, то он как можно больше людей с собой потянет на самое дно. И у него это получится сделать не по какой-то наивной уверенности, а его уверенность в этом подтверждена фактами: падшему окончательно, тому, кому нечего терять, верят всегда скорее, чем кристально чистому человеку, кому уже за одно то, что в нём видится для себя попрёк, не хочется верить – я, мол, вон какой чистенький, не чета тебе, а ты всё такая же дрянь и греховный человек, это я тебе говорю, как откровенно честный человек.
И как тут ему не ответить. – Да не пошёл бы ты вслед…– И поверив не кристально честному человеку, его противоположности, отправить того, как следует пачкаться.
В общем, нет тут в кабинете ни у кого ни единого шанса противостоять любому, даже самому пакостному пасквилю со стороны Оскара, самого падшего и подлого здесь человека, и значит, непререкаемого авторитета на свои обвинения вас в самых омерзительных поступках и преступлениях. А как иначе, и если Оскар, эта квинтэссенция подлости и коварства, знает толк во всех вероломных хитросплетениях человеческого ума, подводящих человека к грани его человечности, то ему и судить вас, подлецов и подонков. И ему стоит одним глазком на вас взглянуть, чтобы понять, какая вы всё-таки сволочь.
И по этой самой причине, Оскар так не любит президента и пользуется тем же обратным чувством президента, человека прямой ему противоположности.
– А всё о том же. – Говорит Оскар вот такую новую дерзость, и уже казалось, что от этого Оскара без оплеухи ничего толком не добьёшься, как он выдаёт на гора и на всеобщее удивление и частично оцепенение вот такую тайну чьей-то души. – Посмотрите на Алису и Шарлотту так, как никогда не смотрели, и найдите то, что скрывалось под всей этой корпоративной этикой.
И не успевает в первую очередь Шарлотта своим криком: «Постойте! Разве вы не видите, что это провокация!», охладить весь этот исследовательский пыл в свою очередь, направленный на подрыв её авторитета (Алиса с этим и сама прекрасно уже справилась), – а как ещё можно понять этот призыв Оскара посмотреть на неё каким-то особенным, не привычным для государственного функционера взглядом (а это может быть только вражеских взгляд), – как все уже впились в неё своей зрительной аналитикой, и давай себе позволять всякие несоответствующие действительности и внутренней конституции Шарлотты взгляды.
И на этот раз все эти вокруг люди позволяют себе не только лишнее, а многое из того, что они себя позволить ранее не могли. И причиной всего этого разнузданного и в чём-то анархического свободомыслия стало то, что для этого было получено дозволение (чуть ли не от самого!). Ну а люди себя так беспринципно и подло в самой критической непозволительности и разнузданности ведут тогда, когда им это позволяют делать, заявив, к примеру, что отныне они вольны что хочешь делать. И что-то глаз людской сразу направляет свой взгляд в сторону всего запретного и неприличного.
И вот это всё в один момент, со всех сторон и обрушилось на стоящую теперь как-то отдельно от всех, в самом центре внимания и своего выделения и отделения от всех, Шарлотту, тут же себя почувствовавшую почему-то раздетой. Хотя до этого она не раз присутствовала на конференциях, выступая и противостоя одна столькому большому количеству врагов всякого выступающего чиновника и функционера, журналистам. И ей никогда не было так холодно, остро и местами неприкрыто пошло, как сейчас, под этими пронзительно-принципиальными взглядами своих коллег. Кто последнюю одежду с вас скинет, чтобы добраться до истины. А истина одна и такова сейчас – твоя вина заключается уже в том, что ты на этом месте стоишь, а не мы.
– Что ты тут лепишь?! – всех перебивает президент, на повышенных очень тонах прикрикивая на Оскара. – Говори по существу!
– Я пытался быть тактичным и не озвучивать вслух подробности той связи, которая имеет место быть между нашими объектами наблюдения. Но раз вам так хочется, и вы не можете без того, чтобы всё личное и интимное было вывернуто наружу, то получайте это. – Как прямо какую-то угрозу сказал всё это Оскар, и типа за всё дальнейшее не я, а вы, падлы, будете нести ответственность, хоть я и зачинщик, и инициатор всей этой пакости.
– Я говорю о связи между Алисой и Шарлоттой. Это вы хотели услышать? – вот такое заявляет Оскар, а вот к чему эта его вопросительная агрессия, то никто не поймёт. Правда, после такого откровения в голове такой хаос и неразбериха стоит, что никто сейчас ничего не поймёт, глядя куда-то вперёд перед собой полным отстранения и отупения взглядом.
Впрочем, есть и некоторые прояснения и даже мысленные прорывы типа: «Вау! Я всегда что-то подобное подозревала», или же «А чего вы ещё хотели, думали самих не коснётся то, куда всех довести собрались». В общем, со своей предвзятостью смотрят люди на эту не кошерную связь с изюминкой между столь разными и непохожими людьми, как Шарлотта и Алиса. И даже что-то не сильно верится в то, что быть такое может, глядя на таких предельно психопатических людей, с кем находиться рядом продолжительное время невозможно сложно, а тут Оскар утверждает, что и такие вещи в здравом уме и твёрдой памяти возможны. Нет, что-то уж слишком фантастично.
И когда уже все эти сомнения начали набирать критическую массу, то тут то Оскар и подкидывает тот определяющий и недостающий пазл, который всё расставляет на свои места.
[justify]– Не смогли они разделить служебное и личное, вдруг столкнувшись с неразрешимой дилеммой, как быть, когда твоя соперница во всём, и в личном плане перешла дорогу и рассчитывает тебя растоптать в личном плане. – А вот о чём это сейчас говорил Оскар и на кого он так завуалированно намекал, во всю ширь рта ухмыляясь, то этого никто и слышать не хочет, так всем противно понимать, ради чего и ради кого поставили крест на своей блестящей карьере эти две самые выдающиеся представительницы департамента права. Что даже не верится, что такое быть может. Но именно фантастичность и невозможность всего
