В столице я уже четыре месяца. Все эти четыре промозглых месяца, каждое утро я спускаюсь в метро на станции Киевская. Каждое утро я вместе с толпами суетящихся людей превращаюсь в пищу, которой ненасытный мегаполис набивает свой желудок. Меня спрессовывают в огромную плотную массу, пережёвывают массивными дверями станции метрополитена, сглатывают турникетами, переваривают в огромном вестибюле и расщеплённого, превращённого в кровяное тельце, вместе с остальными тромбоцитами и эритроцитами направляют по огромной артерии эскалатора в кровеносную систему, внутри которой я болтаюсь до позднего вечера. Уже ближе к полуночи, нерасщеплённые остатки меня через длинную прямую кишку попадают на свободу, где я с удовольствием вдыхаю тяжёлый, придавленный выхлопными газами воздух. Тяжело, но мне это нравится. Я пошёл на это добровольно. Мне нравится перевариваться расщепляться вместе с толпой, превращаться в частичку, маленький джоуль энергии, питающей этот мегаполис. Если бы мне не нравилось всё это, я давно бы уже вернулся домой. Если бы мне не захотелось быть среди людей, я бы не уехал из дома.
Решение родилось на развалинах нашего бункера, в тот самый момент, когда я поднял с земли чётки. Оно уже сидело во мне, когда я крутил колёса коляски направляясь домой. Я не задумывался о его природе, и о том, что раньше мне это никогда не пришло бы в голову. Я думал только о том, как добраться до Москвы. Что я буду там делать, я пока не знал, но почему то был уверен, что должен оказаться именно там.
Мне помог Антон. После долгих бесполезных уговоров остаться он всё же позвонил своему корешу, который в свою очередь вышел на моего будущего работодателя. Всё оказалось просто. Меня пообещали встретить на Казанском вокзале и прямо оттуда препроводить на место будущего жительства и работы. Какое там будет жилище и что за работа, меня абсолютно не интересовало. С недавних пор я перестал чего-то бояться в этой жизни, включая возможные трудности.
‒ Зря ты, Саня едешь. Ничего там хорошего нет, многие просто уезжают и пропадают с концами. Здесь у тебя мать всё-таки, да и заработать можно, как раньше. По базе снова можно пройтись, заглянуть к старым знакомым…
‒ Нет, Тоха, не уговаривай. Я уже всё решил! Хочется больше жизни, движухи столичной. Теперь я нигде не пропаду. – я грустно улыбнулся и увидел в маленьких глазках удивление. Антон не ожидал услышать эти слова от меня. Интонация, уверенность, улыбка, всё это было свойственно совершенно другому человеку, образ которого на несколько секунд появился перед его глазами, а потом тут же растаял.
Странно, но в разговоре со мной Антон ни разу не упомянул про Длинного. Всё время нашего разговора, он не касался этого имени, обходил его стороной. В какой-то момент меня посетила странная мысль: «А может и не было ничего? Не было Длинного, наших с ним вечеров, приключений, ночных разговоров. Может быть Длинный это плод моего воспалённого воображения, галлюцинация, преследовавшая меня больше чем полгода?».
Только в самом конце разговора, Антон положил мне руку на плечо и с грустью выдохнул: «Жалко…жалко, что так случилось. Хороший был парень».
И это всё! Со стороны можно было и не понять, о ком он говорит. А что он вообще знал и откуда. Какая у него была информация на счёт того, что случилось там, в бункере? Интересовался ли он обстоятельствами смерти человека, который ещё недавно был его товарищем и деловым партнёром? Скорее всего нет. А зачем? Может немного огорчился, по поводу потери хорошего источника прибыли. Но источник высох, и бесполезно тратить энергию и силы на установление причин, нужно сосредоточиться на поиске нового. Я и сам не хотел вникать в эти обстоятельства, но по другой причине. Я хотел, чтобы Длинный оставался живым.
Я не стал, презрительно скривив губы говорить лисьему хвосту «А ты знаешь, где его похоронили? Ты хотя бы поинтересовался, есть ли у него родственники, нуждаются ли они в деньгах? А ты не хочешь выделить денег на памятник?». Я не заводил этот разговор по одной простой причине. Я и сам не хотел знать, где его могила. Я просто не хотел верить в её существование. Уже прощаясь, я сказал, чтобы часть моей доли он потратил на памятник. Потратит или нет, это не важно, скинется ли сам, соберёт с парней, возьмёт из фонда, это тоже не важно. Всё, что показалось бы мне самым важным ещё три дня назад, теперь было абсолютно безразлично.
2
Москва оказалась суровой, но не страшной. Работа была тяжёлой, но нехитрой. Вся её суть заключалась в следующем: нужно заскочить в вагон метро и на протяжении его следования от одной станции к другой впаривать пассажирам китайскую бутафорию. Сначала Саня предложил мне просто просить милостыню. Наденем, говорит, на тебя комок, навешаем орденов, картонку с жалобной надписью в руки, шапку на колено и вперёд. Вообще ничего делать не надо. Знай, мол, катайся по вагонам и слушай звон сыплющихся в шапку монет. Меня этот вариант сразу же не устроил, не то, чтобы милостыню западло собирать, (да по хрену мне было), просто хотелось чего то поинтересней. Продажа это всё-таки какой никакой контакт, а контактировать с людьми я умею. Ведь я же Длинный, и этим сказано всё.
Благодаря моим усилиям, у незадачливых пассажиров кольцевой и синей веток метро стали появляться суперщётки, яйцерезки, волшебные ножи, чудоручки и ещё огромное множество китайской ерунды, которую я беззастенчиво сбывал, опустошая в день по два огромных баула. Саня не мог нарадоваться и ставил меня в пример остальным горе менеджерам. Я находил подход ко всем, и к клеркам, угрюмо уткнувшимся в гаджеты, и к весёлым студентам и к пенсионерам. Нужно было только поймать взгляд, уцепиться за него. А потом дело техники: «КЫС-КЫС-КЫС». Главное не напрягать людей, не пугать их криком «УВАЖАЕМЫЕ ПАССАЖИРЫ! ПРЕДЛАГАЕМ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ…». Эти лозунги заставляют их отворачиваться, прятаться за газетами, электронными книжками, гаджетами. Нет, я не был бы Длинным, если бы не изобрёл свой подход.
Я пробирался по вагону молча. Я искал свободные глаза. Они всегда есть. Есть хотя бы один не играющий, не читающий, не погружённый в мысли о плане продаж, или очередном отчёте, а просто наблюдающий, глазеющий по сторонам. Такими часто бывают приезжие, командировочные. Так вот, я встречался с таким взглядом, цеплял его, хитро улыбался, обязательно ожидая ответной улыбки. Потом доставал очередную китайскую хрень и как ни в чём не бывало начинал демонстрировать её преимущества. Я показывал и объяснял, как старому приятелю
‒ Смотри…просто два раза встряхнул, раз-два... Пишешь вот так, чё хочешь. Вуаля! Через три секунды всё пропало! Прикольно же? Всего сотня! – Я говорю задорно, через смех, чтобы меня было слышно остальным. И еще, конечно же
«КЫС-КЫС-КЫС».
Минимум один покупатель у меня уже есть, но вероятнее всего к покупке подключится ещё несколько человек, стоящих поблизости.
Работа весёлая, непыльная; работа, которую мне удаётся делать лучше других, от которой я получаю удовольствие. Мне нравится эта игра, этот обмен энергией, эти положительные эмоции, которые я получаю при контакте с каждым человеком. Мне нравится находить подход, читать очередного визави, подбирать к нему ключики и получать желаемый результат. Мне нравится, что всё получается и с каждым разом лучше и лучше. Конечно, случаются и негативные моменты. Бывает, что стараются не заметить; бывает отталкивают, грубят; бывает, что какой-нибудь пьяный быдляк пытается унизить тебя словами, мол не пристало ветерану заниматься такой хуйнёй. Да всякое бывает, и в отношениях с коллегами тоже не всегда гладко. Кто-то завидует, кто-то строит козни, кто-то просто мешает, пристаёт с тупыми разговорами, навязывается в друзья, открыто агрессирует, выходит на конфликт. Всего этого здесь тоже завались, вот только мне по фиг. Я привык игнорировать эти моменты, не замечать их, будто их и нет. С тех пор, как я стал Длинным, многое во мне изменилось. Я стал легче, увереннее в себе, а главное, я по настоящему перестал бояться и научился радоваться жизни. В предыдущей жизни я думал, что уже стал таким вот уверенным, жизнерадостным и бесстрашным, но по сравнению с тем, что происходит со мной сейчас, это были только цветочки на фоне огромных спелых сочных ягод, которые вдруг появились в этой моей третьей жизни.
Мне повезло родиться в третий раз. Для этого снова пришлось умереть. Того Сашки, неуверенного в себе неудачника больше нет. Он достиг определённого уровня, до которого только мог добраться и исчез. Я оставил его где-то там в кучке пепла возле разоренного выгоревшего бункера. Я обменял его на чётки. Я уничтожил его, безжалостно стёр из памяти, от него осталась только его мать, которой я по мере сил пытаюсь помогать и исправно перевожу деньги. Я наслаждаюсь этой новой жизнью, и мне постоянно хочется новых ощущений. Работа в метро стала пройденным этапом, решённой задачей. Сейчас я хочу решать новую, более сложную задачу, перейти на новый уровень. Отчасти это связано с мечтой безвременно ушедшего Сашки, которую я напоследок пообещал ему исполнить. Всё своё свободное время, вечер и половину ночи я предаюсь своей единственной страсти, привычке по масштабам затмившей все вредные и полезные привычки вместе взятые. Я глотаю книги, прочитываю их одну за другой. Читаю всё, что попадает под руку от развивающей литературы до беллетристики, от классики, до философских трактатов. Любовь к книгам проснулась во мне подобно любви к женщинам. Перелистывая очередную страницу, я словно снимаю деталь одежды с красотки, приоткрываю ещё одну интимную часть её тела. Мне не всегда всё понятно в заморочках о сотворении мира Шопенгауэра, в философских раскладах Толстого и Достоевского, я путаюсь в изящной паутине, которую сплетает Ницше. Я не понимаю, ( может просто не дано), что хочет сказать та или иная великая голова, мне просто нравится то, что она эта голова со мной делает. Мне нравится интимный процесс, секс, длящийся столько, сколько занимает объём очередной книги; случающиеся иногда оргазмы в виде открытий и прозрений.
Один квадратный метр из трёх положенных мне, я делю с книгами. Я выстроил их стопкой в изголовье моей кровати. Они словно вавилонская башня нависают над моей головой, кирпич за кирпичом образуют стену, отгораживающую меня от соседей.
Всё началось с моей первой прогулки по Старому Арбату, где я наткнулся на книжный развал. Здесь за копейки продавали старые книги. Я с жадностью перебирал выцветшие обложки, листал пожелтевшие страницы. В первый же свой визит я набрал тяжёлую стопку из восьми книг, которую кое-как дотащил до дома. С тех пор я стал регулярным посетителем этой лавки. Наведываясь туда раз от разу, я заметил некоторые
