Воссоединение с обеспокоенными попутчиками проходит безрадостно. Вопреки моим мрачным мыслям они ни капли не сомневались в нашей способности выжить и потому предавались размышлениями куда более тёмным, поминая отважную Эльдет. Будь мы хоть во сто крат менее потрёпаными выбившимися из сил беглецами, разыскивать дворфийку не было никакого смысла. Даже Стуул понимал это. Пытаясь утешить нас и самого себя, крохотный грибочек мечтательно воображал как отважная воительница воссоединяется с предками, оставляя нам последнюю заботу о собственном наследии - фамильный щит, оставшийся в одной из лодок. Видимо путешествия в Гонтлгрим уже не избежать, не сгинуть бы на подступах...
Свет, сколь бы тот ни был по моим ощущениям тусклым, явно вышел боком - я терпеливо жду когда Сарит устанет повторять об этом. Каждый справляется с потерей так как может, но его манера примиряться с действительностью всё равно необычайно меня бесит, не говоря о его правоте. Выслушивая как дроу сквозь зубы поучает неразумных детей, недооценивших опасности Подземья, я вытаскиваю грибные шляпки на берег. Мои дрожащие руки ищут в работе спасение от стресса, припоминая то немногое, чему я научился пока несколько месяцов драил корабельные палубы. Небольшой молоточек в моих руках сноровисто крепил верхолазные колышки к лодкам, определяя место наиболее похожее на носовую часть. Раз уж двигаться придётся в полной темноте, мы хотя бы сможем увязать лодки одну за другой и не потеряемся в пути.
Мои не менее предприимчивые товарищи за это время успели повторно оглядеть островок и заняться обустройством лагеря. Судя по лицам, все немало выжаты. Ахана пытается поддержать Шуушара, рассказывая о чудесном храме Водного Лорда, скрывающемся под нами, но быстро сбивается на усталое молчание. Так мы и сидим - тихо, задумчиво. Грустно ковыряемся в походных рационах из Слупладопа, состоящих из водорослей и каких-то кореньев, с минимальными вкраплениями мяса.
Когда приходит пора предаться сну, большинство из нас ещё долго не смыкает глаз, бессмысленно вглядываясь в непроглядную темноту пещерных сводов. Персиваль оказывается наиболее мудрым, вызываясь дежурить в подобной нервозной обстановке. Скорее всего юноша решил проверить смогут ли латы просохнуть прямо на нём и потому долговязая фигура застыла в опасной близости от костра. Сидя недвижимо в крохотном ореоле света, он вращает в пальцах алую шахматную фигурку. Задумчиво изучая её грани, он начинает бубнить себе под нос то, что оказывается личной историей. Вот только воитель не столько рассказывает её, сколько вспоминает.
***
По воле судьбы, мы с напарником много путешествовали. Колесили от места к месту, в поисках свидетельств говорящих о вмешательстве экстрапланарных существ. Всё дальше дорога уводила нас от родины, наполняя сапоги песком, а мысли разнообразными слухами. По большей части то были сплетни, да творчество местечковых бардов приплетающих к обыденности призраков и демонов просто для красного словца. Когда очередные поиски не увенчались ничем, кроме продолжительного общения с очевидно безумными людьми, я совсем пал духом. Мой товарищ, его звали и я верю, всё ещё зовут Морган, предложил посетить любопытное место. Ту самую Академию, в которую я в своё время поступал, но так и не пошёл учиться.. По словам напарника, это место должно было восполнить подвыветрившиеся энтузиазм и вдохновение. Удвоить рвение, так сказал он.
В пути, Морган рассказывал о группе людей, очень рьяно защищавших свои идеалы и принципы. Академия стала их оплотом, где искатели посвящали себя служению. Он называл это Обезьяньей лапкой, мечтой каждого фанатика исполнившейся довольно вульгарным образом - их вера оказалась куда крепче и пережила стены Академии, хотя и тем и другим был отмерян довольно короткий век.
Местечко давно было разрушено и предано забвению и в том прослеживался явный злой умысел, ведь населяющие его существа проповедовали довольно гибкие ценности. Они служили множеству различных богов, но обретали небывалую общность. Различие культур наделяло их скромный круг разнообразием мнений, а сближающей становилась не столько нужда, сколько родственность целей. К величайшему сожалению, мне оказалось очень сложно разглядеть даже тень столь великолепного пристанища в груде осколков. Морган описывал мне незыблемую красоту посреди руин, согнувшихся под гнётом времени. Он очень старался. Изрядно извалявшись в пыли и продираясь через самые клаустрофобные проёмы, он обнаруживал обрывки былого, подтверждающие правдивость рассказанного. Ему даже удалось обнаружить письмена - они сохранили мудрость предшественников, воплощённую в обломках скрижалей, каменных черепках и на поверхности щита, чей вспоротый металлическими шрамами диск покрывали концентрические потоки символов.
Вот только... сопоставить их до конца мне всё равно не удавалось. Ключевые строки ускользали, а послание оказалось законченным чуть более чем на половину. Тогда-то Морган и зачитал последнюю часть по памяти. С лёгкой ухмылкой, друг разглагольствовал о догмах противодействия существам из иных миров.
— Мы прикрывали друг другу спины пока не проникнемся общими устремлениями. После этого это уже наша собственная спина. — говорил он, — Ты зря отвергаешь богов, ведь есть среди них и те немногие, которые воплотившись не заменили мистицизмом истинно важные вещи - преданность, разумность, тактичность. Честность и честь. Я расскажу тебе об одной из них...
***
Полузабытые откровения вырывались из груди юноши под гнётом былых чувств. Вглядываясь в поверхность щита, сохранившую изображение шахматного коня он обращался не то к небесам, которые очень хотел разглядеть за тьмой каменных сводов, не то к этому самому божеству. Персиваль клялся в верности той силе, которую ассоциировал с добром и светом в мире полном тягостных невзгод. А после, взгляд его затуманился, погружаясь в размышления куда более глубокие.
И сны мои после этого были такими же растревоженными. Сплошную масляную черноту отрешённости пытались проковырять упущенные смыслы. Я видел комнату, где рыжеволосый мужчина с гладко остриженной бородой упирался пальцами в виски, в надежде избавиться от лишнего напряжения. Разруха царила вокруг словно в рассказе Персиваля. Весь дом поскрипывал, пускай сквозь чёрное проступал только смазанный островок пространства, освещаемого спиртовой лампой. Я просто знал, что Там - за пределами видения.
Мужчина передо мной сидел в самом углу лачуги. Его рубленые, грубые черты лица не оттенял даже ярко-красный платок на шее, а металлический обруч охвативший лоб только добавлял возраста измождённому лицу. А подле него сидел и я, отрешённый, безучастный. Живой труп с одеревеневшей прямой спиной. Сновидец с распахнутыми глазами в которых не было и капли сознания. Быть может из-за это я не сразу заметил себя, не сразу узнал в живом мертвеце, похожим на зомби в которых культисты умудрялись превращать павших товарищей среди горячих песков. Быть может поэтому я до сих пор не узнавал себя в этом одурманенном смуглом мужчине, лишённом хоть какой-либо живительной искры.
Многочисленные руны на обоих обручах переливаются, зажигаются, гаснут. Кажется меня допрашивают - вопросы очень странные, слишком личные и в то же время какие-то отстраненные - о величайших триумфах и постыдных неудачах, о самом счастливом и незабываемо дурном. Они копаются в воспоминаниях и я отвечаю. Безэмоционально, бесстрастно, беспомощно. Вдоволь покопавшись в моей подкорке собеседник окончательно сникает под грузом усталости и какого-то раскаяния, зачитывая слова заклинания. Запечатывает часть меня без которой я не помнил о подобной встрече. Без которой я не знаю, что ещё должен вспомнить или хочу забыть.
Просыпаясь, я подскакиваю как подстреленный. Адреналин стучит в висках, но никто не нападает, нет даже намёка на какое-либо движение вокруг. Только сердце стучит, успешно подделывая звуки под удары стали о сталь. Моё “Я” обиженно рычит, переполняясь гневом и Акаша вторит этому обиженному крику, умножая неспокойный шум внутри. Её пронзительный рёв пропитан болью которую она неосторожно вкусила вместе со мной, равноценно пропитавшись мстительным дурманом и беспомощной злобой. Чертыхаясь себе под нос я спешу к берегу, планируя на пару минут засунуть голову под воду пока кислород не станет клокотать в груди, а звуки не стихнут, но набредаю на Персиваля. Едва ли он смог отдохнуть, господин мешки под глазами.
— Богиня ответила мне — произносит он едва ли не одними губами, чтобы не разбудить остальных, но для меня сейчас и это уже чрезмерно громко, — её алый аватар явился и принял моё услужение, совсем как монархи древности посвящали своих поданных в рыцари. А после, мне явился сон...
Не стану обременять повторением, потому что тревожные образы вынувшие парня из сладкого забытия почти ничем не отличались от моих собственных. Рыжий мужик, грубые черты лица, усталые глаза и обруч на лбу, истерично подмигивающий сиянием рун во время ритуального надругательства над воспоминаниями. Персиваль оказался более лёгок на подъём и успел разглядеть шпильку со знаком арфистов, удерживающую красный платок на шее негодяя. А ещё, услышать разговор с неизвестной фигурой вне поля зрения, о его родной сестре которая так же попала в руки организации но не оправдала возложенных ожиданий.
— Я попытался напасть на него. Мне даже удалось выхватить клинок, и второй раз окликнуть Моргана, рассчитывая на его помощь, прежде чем меня вырубили сзади. Подлые скоты, ничего не