ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ
Детство - то время, когда мы начинаем познавать жизнь, учимся чувствовать и разбираться в своих и чужих чувствах. Время наивности и чистоты. Время веры в бесконечное существование добра, любви и счастья. И каким бы ни было детство все, что мы ощущаем и закрепляем в памяти, формирует нас именно теми людьми, которыми впоследствии мы становимся. Многие из нас оставляют эту память в подсознании и никогда почти не вспоминают об этом, некоторые, вроде меня, держат эти воспоминания близко к сердцу. О чем это я? О любви, скорее всего не о той любви, которая что-либо обозначает серьёзное и имеет определенный вектор. Я о любви детской. Не родительской, а той что приходит к нам извне.
Детские впечатления бывают настолько сильные, что вот закроешь иногда глаза, и перед внутренним взором возникает живая картинка. Мало того она ещё и сопровождается запахом и звуками, которые вроде на втором плане. И ты попадаешь, как в машине времени туда. В тот кусочек своей жизни, который возможно и не заметили твои родители, да и ты сама не придавала особого значения ему. Начну издалека из того времени, когда нам всего по три-четыре годика.
Двор моего детства то целая вселенная., в котором открытия на каждом шагу. У этого мира есть свое время года, которое еле-еле умещается в общепринятые рамки времени.
Лето убегает, осыпая свой след огромными кленовыми листьями разного окраса от бардового до кирпично-красного и желтого. В наш двор зима приходит с выпавшим за ночь первым снегом. Этого чуда в моем городе ждут взрослые и дети. Мой розовый город живет на той широте, когда осень может затянуться очень надолго. Да и дней с осадками в году мало. Деревья даже не все сбрасывают листву. Но, когда выпадает первый снег, радость наполняет сердце непередаваемым чувством восторга и волшебства. В моем детстве я почти не помню бесснежных зим. И зима начиналась с того, что после выпавшего снега папа вывозил меня прокатиться на саночках и поиграть в снежки. А со временем я и сама готовила саночки к прогулкам и покорению снежной горки на дворовом бомбоубежище. Снег не был особенно глубоким, но его хватало, чтобы ноги по краешек сапожка погружались в него. Двор был большим, и его асфальтированная футбольная площадка заливалась в отдельные холодные годы водой. Тогда можно было и в хоккей поиграть, и побегать на коньках, и вообразить себя фигуристкой. Были места в нашем дворе, которые никогда не замерзали. Это те места, где были проложены трубы тепло магистрали. Все они сходились в одном месте – рядом с огромной чугунной трубой от котельной нашего здания. И ещё, у той трубы было прекрасное свойство быть горячей и даже очень горячей, что позволяло нам согревать свои подмерзшие и мокрые места.
Десятый час утра в субботу. Наша семья только закончила свой завтрак, а я ещё балуюсь, сидя за столом. Размазывая страшно нелюбимую манную кашу по тарелке пытаюсь нарисовать горку. Мама моет посуду, остальные заняты каждый своим делом. Вдруг раздаётся бухание в дверь. Причем сначала бухнули один раз, а потом удары как горох из миски. Мама бросает тарелки в мойку, те жалко клацают и, вытирая красные от горячей воды руки, бежит открывать дверь пока её не выбили.
-Вай! Это ты, Армен джан? Что случилось? - спрашивает она укутанную по самые уши в шаль фигурку в клетчатом пальтишке.
- Это не я, это Тигулик спрашивает пойдет ли ваша дочка в двор? А как её зовут, эту вашу дочку? У нас уже санки готовы. - важно отвечает клетчатый «голубец».
- Ну раз Тигулик спрашивает пусть сам приходит. – Твердо отвечает мама. - А дочку мою зовут Ирочка, - и с этими словами закрывает дверь. «Ничего себе кавалеры!» говорит мама и с усмешкой возвращается к работе. Меня конечно, сдувает ветром. Ещё бы какие-то там кавалеры пришли. Я бегу к двери и встав на цыпочки еле-еле отворяю дверь. Но там уже никого. На мамин крик «Куда побежала барышня?» я разочарованно говорю:
-Там никого нет. Наверное, хулиганы.
Загрустив, я понуро иду в комнату и тут раздается такой сильный грохот во входные двери, что они сами в итоге распахиваются. Я кидаюсь к ним развернувшись на все 180 градусов и ударившись плечом о косяк зала.
-Это что ещё за хулиганство? Вы чего дверь ломаете?
Сердито вопрошает мама, которая в очередной раз успевает ко входной двери, почти одновременно со мной. Я просовываю голову по руку мамы. Ею она удерживает дверь и … вижу двух мальчишек. Которые крепко держатся за руки, а за ними видны деревянные санки, поставленные на ребро.
- Ой, двое из ларца! – широко улыбнувшись, говор я. Оба показывают мне язык и хором отвечают маме:
-А Иришка выйдет кататься с горки?
Вся эта маленькая пантомимка с языком вызывает смех у мамы и подошедшего папы. И папа отвечает:
- А вы кто добры молодцы?
-Мы не молодцы, мы ваши соседи. Я вот Армен джан. Вы меня знаете. А вот это Тигулик, он в соседнем подъезде живет, - выпаливает на оном дыхании клетчатый голубец.
- Ну вот и познакомились, -смеется папа. - Нужно и Иришку-то спросить, - говорит он с улыбкой.
- Не пойду! Бэээ- и ещё раз показываю им свой язык.
- Ну раз так сиди дома, а я сейчас на работу, -подначивает меня папа.
- Нет папочка, папуля, ну пожалуйста, можно я пойду. Ты же мне тоже купил санки. Они ещё меня покатают, - уверенно к своей просьбе добавляю я. Одновременно пытаюсь пустить слезу и ковыряюсь в своем платье.
Папа с мамой заговорщицки переглядываются и задают вопрос насупившимся мальчишкам:
- А вы подождете свою подружку, пока она переоденется и возьмет свои саночки? И не будете потом её обижать?
- Да, ад подождем. Мы тут у трубы её даже подождем! Мы её ни за что не обидим она такая красивая!!- наперебой трещат мальчишки, убеждая моего папу в лояльности ко мне.
Между тем я уже поняв куда ветер дует успеваю быстро переодеться, дев свою беличью шубку появляюсь в коридоре
- Эк ты быстрая! - смеется папа. - Сейчас с балкона принесу твои санки. И через минуту я выбегаю из подъезда и нос к носу сталкиваюсь со своими новоиспеченными друзьями. Вот это был здорово, наперегонки по снегу бежать к горке и часа два гоняться с неё, кувыркаясь под конец в небольших сугробах. Попеременно бросая друг в друга снежки, мы валялись на свежевыпавшем снеге, а когда окончательно промокли варежки и байковые спортивные штаны и у меня, и у моих кавалеров, мы отправились к трубе. Эх и выручалка же она была! -Ну-ка все попами к трубе! - командовала я и мы с усердием прижимались к горячей трубе своими мокрыми штанами. Благо труба была горячая, но не настолько, чтобы у нас вызвать ожоги. – Ну- ка, жмем варежки на горячее! – снова командовала я., и все дружно упирались руками в черные ржавые бока отопительной трубы. Всё это сопровождалось хохотом и толкотнёй. И, хотя, у нас получалось проделать так всего один раз за всю прогулку, зато это было здорово и незабываемо. Я и сейчас закрываю глаза и чувствую смешанный запах железа, мокрой шерсти и тающего снега. Всю зиму, если мы не болели, мы выходили на прогулку с санями и к нашему счастью нас было вовсе не трое, а куда больше. И если у кого - то не было санок, то можно было и не просить у нас, - мы были щедрыми и сами предлагали прокатиться с горки. Вот эта щедрость и стала предметом ревности. В один из дней я уступила свои санки Сережке-нашему новому другу, и он почти всю прогулку катался с горки вместе с моими друзьями, а я лепила снеговика. Затем я позволила Сережке отвезти меня на саночках домой. И я хотя мои санки сопровождал конвой из Армена и Тигулика, на следующий день никто не позвал меня гулять. Мои кавалеры сочли предательством моё поведение. А Сережка заболел. Вскоре наступила оттепель, снег растаял и ему на смену пришли погожие весенние денечки. Но я поняла, что даже маленькое доверие, внимание могут навсегда или почти навсегда разорвать дружбу. Я была маленькой, а этот эпизод был не очень значимым. Мы просто перестали вместе кататься и играть на горке втроем. И если таковое и случалось, то это было обыкновенное совпадение - мы просто одновременно выходили в двор. Больше на саночках меня не катали. За зимой приходило лето, когда погода была особо благоприятной для прогулок. В Ереване лето начинается в апреле месяце и к своему пику приходится уже в июне. Время же кататься на велосипедах начиналось с того момента, когда мы переставали носить теплую и вязанную одежду. Торжественное открытие сезона выпадало на первое мая. Тем более что праздничное настроение поддерживалось украшением рамы флажками, всякими лентами у девочек ещё и цветочками и все меняли дринькающий звонок на гнусавую бибикалку клаксонов. Наш двор был весь расчерчен маленькими и большими дорожками и аллеями. И, конечно, раздольем для велосипедистов. Большие площадки позволяли не только носиться по прямой. Были сред нас и такие виртуозы, что ездили без рук, на одном колесе, делали ласточку на раме. Вообще - то царапин и ран было много, но результаты такого тренинга приводили нас в восторг. Самыми популярными моделями «железных коней» были «Спутник», «Школьник», «Орленок». Мы носились как угорелые и испытывали настоящий восторг съезжая с крутой тропинки между дворами, а особенным мастерством было заехать на горку бомбоубежища и съехать с него разогнавшись заехать в соседний двор. Двор наш славился асфальтированным покрытием и к нам часто покататься приезжали и соседние мальчишки, и девчонки, правда по особой договоренности, - всем надо было назвать имя хотя бы одного друга из нашего двора. В таком случае такой велогонщик не изгонялся нашим товариществом и даже имел право участвовать в наших играх-соревнованиях. Как в наших рядах появился мальчишка из противоположного нашему зданию дома никто толком и не знал. У него был зеленый велосипед и ни разу он не получил отказа на проникновение на нашу территорию. Появлялся он всегда торжественно и так демонстративно. Его рама всегда была украшена розочками, лентами и аж четырьмя клаксонами. Он подъезжал к моему балкону-заборчику и начинал пищать, выжимая адски-визгливые звуки из своих четырех клаксонов. Звали мальчишку Ханс Клосс, почти так же, как и главного героя очень популярного фильма «Сильные духом». По правде говоря, у него было другое имя,