Любви все возрасты покорны

конечно, не такое звучное. Да и такое имя почти автоматически придавало ему статус «принятого уважаемого».
- ЭЭЭ, молодой человек, что вам надо? - спрашивал мой дедушка, отрывая глаза от книги. Он как правило часто весь день мог провести сидя у «заборчика», читая Аветика Исаакяна или Чаренца.
- Позовите Иришку. Скажите Ханс Клосс её ждет, - откидывая назад длиннющую челку назад, просил мальчишка (он считал, что такой жест говорит о его героической натуре и часто повторял в разговоре это движение). Само обращение к моему дедушке было большой храбростью. Дедушка поворачивался на скрипящем под его телом  лакированном стуле и звал: «Писо, писо джан! Ари тес эс ова екел инча узум!» (Котя, котя джан! Иди посмотри, кто это пришел и что он хочет!)
- Ааа, эс ду ес.. (аа, это ты!) Инч ка? (И что?)
- Ари гнанк ецанив кшенк! Тес инч лав ем сирунацрел!(Давай поедем на велосипедах кататься? Посмотри, как красиво я свой украсил!)
- Спаси арцнем! (Подожди, спрошу!)
Я, топая на весь балкон, бежала к маме и, получив разрешение, выкатывала свой вели к во двор.  Мы оба отъезжали по дорожке вдоль сточной канавы и обогнув веранду детского сада выезжали на площадку. Тут Ханс Клосс подтягивал руль на себя, отрывая переднее колесо своего «Орленка» от земли и балансировал на одном колесе. Потом мы ездили наперегонки по всему периметру двора и оглашали округу дикими криками индейцев. Иногда мы делали себе макияж а-ля Инчучун, в перерыве межу гонками. В нашем дворе было много кустов китайской розы. И мы обрывали фиолетовые и розовые соцветия на кустах и формировали полоски на лицо. Клеили слюной на лицо друг другу, посвящая в индийских воинов. Конечно, бабульки ругались на нас и выговаривали нам, стращая нас милиционерами и лиазорем (уполномоченым дома). Но чаще всего, мы замечали замаскированные улыбки и с громкими криками уносились от кустов на площадку. Примерно через час к нам присоединялись наши друзья, мы строили в кустах китайской розы вигвамы, а вот Ханс Клоссу приходилось уезжать на обед. Так он приезжал почти месяц, но потом перестал. Как мне впоследствии сообщил мой друг из их двора, -Лопаз Эдо (Показушник Эдик), Хансу не понравилось, что у меня много друзей и ему приходилось конкурировать с ними за внимание ко мне. Я практически не заметила его ухода в то время. А секрет раскрылся позже, когда за мной стали ухаживать мальчики постарше. А Ханс Клосс как-то растворился в играх и шалостях и навсегда исчез.
 Пришло время идти в школу. И я, торжественно нарядившись в школьную форму, (привезенную по этому случаю из Москвы папой), с большущими белыми бантами на кончиках моих длинных косичек, с огромным букетом гладиолусов отправилась в первый класс. Но вот чего-нибудь особенного с Первого сентября у меня в памяти не сохранилось. По той простой причине, что со мной в классе оказались почти все мои друзья по детскому саду. Единственной проблемой для меня были чернильница и перо, которым в то время нужно было обязательно владеть. Шариковые ручки уже появились, но они были большой редкостью и учителя настаивали на чистописании перьевой ручкой. И мой первый документ «Первые шаги» в школе я заполнила перьевой ручкой, практически не посадив ни одной кляксы. Мне нравилось ходить в школу, поднимаясь рано утром, чтобы успеть позавтракать и прогладить капроновые банты на титане. Мы выходили с мамой без десяти восемь из дома. Дорога занимала всего пять минут. Навстречу нам, тренькая в звоночек ехал трамвай, мы переходили маленькую улочку, выложенную булыжником, шли вдоль собственных (в Ереване они так и называются «себакан тун») домов, которые на всю округу благоухали керосином, - ибо им топились. И приходили к большому черному зданию школы.  Оно было построено из черного туфа и отличалось от всех соседних домов. Здесь я оставалась в шеренге, ожидая прихода своих однокашников и классухи. Начинались уроки и, конечно, у меня появились новые друзья, подружки. Ну и, конечно, среди них воздыхатели и сплетницы. Большинство детей, пришедших в наш класс были из интеллигентных семей, класс набирался по новой экспериментальной программе министерства образования. Программа называлась «Б-2» и включала в себя усложненные основные предметы. Нас набрали равное количество мальчиков и девочек и на партах, обязали сидеть в порядке парами мальчик-девочка. Что уже для школы в закавказской республике было не традиционно. Поручили нас хрупкой учительнице, которая только-только закончила педвуз. От неё ожидали высоких достижений в развитии советских школьников. Нас же детей объединяло то, что интересы у нас в некоторой степени совпадали, а ещё было ярко выраженное желание хорошо учиться. Каждая перемена сопровождалась дружным выбегом в коридор после усердного участия в уроках. Мы носились по небольшому помещению, отгороженному от остальных учащихся и играли в короткие игры типа «ручеёк», «море волнуется» и т.д.  Иногда мы просто играли в догонялки с хохотом и визгом носились по кругу. В углу помещения стояла большая мусорка, которая к концу учебного дня была просто забита всякими отходами и тетрадными листами, и пластилиновыми комками, и остатками бутербродов. А ещё пока мы бывали на уроках технички мыли пол водой с соляркой и тогда играть в этом помещении было просто невыносимо, и мы запирались в классе. В один из дней мы все дружной ватагой носившиеся по паркету играли в «ручеек». Играли вроде играли, а потом Карен и Ашот стали ссориться и просто каждый так и норовил вырвать мою руку из рук предыдущего партнера. В итоге этого сражения, правда очень короткого, Ашот сильно дернул меня в свою сторону, и я не удержалась и с размаху попала вприсядку в ту самую мусорку. «Ты не джентльмен! Ты дурак!»- закричала я в слезах от обиды, что именно в такое место влетела. Играющие в ручеек тоже распались и наблюдали за сценой. Мой же одноклассник стоял, полусогнувшись, и ухахатывался, указывая пальцем на меня и радуясь тому, что в моих длинных косичках застрял мусор. Его хохот подхватили остальные мальчишки и девчонки. Только Карен подлетел к моему обидчику в то время, как остальные потешались. Я рыдала. Меж тем два «ухожёра» уже отчаянно молотили друг друга. Оставив их на поле боя, я побежала в класс, - плакать за своей партой. День школьный вскоре пришел к концу, и я отправилась домой в раздумьях, что мне делать с порванным фартучком. Как я и предугадывала мам строго отчитала меня вечером и когда мы ужинали пожаловалась папе, что никакого сладу со мной нет.  И именно тогда, когда я была готова выпалить в свое оправдание всю историю, в нашу дверь позвонили. Папа поспешил открыть дверь. К общему удивлению в комнату вплыла (именно вплыла) тетя Эмма- мать Ашота и со словами «Добрый вечер! Это что же делается на белом свете?», уселась на стул без всякого предложения моими родными. «А что же делается, уважаемая Эмма?» Спросила моя бабушка. «Нет вы представляете! Ваша Ира обозвала моего Ашотика «джентльменом»! »- возмущенно начала свой рассказ
- А было за что его обзывать? -продолжила бабуля. -
-Нет, конечно, упаси бог! Я просто удивляюсь и очень оскорблена, что мой мальчик ухаживает и любит вашу, так сказать, девочку, а она его оскорбляет такими обидными прозвищами! Это надо перед всеми сказать «джентльмен» - выразила свое крайнее неудовольствие тетя Эмма. Я тот момент совсем потеряла уверенность себе и заревела, размазывая слезы по лицу и оправдываясь «Маам, бабуль не называла я его так. Наоборот я сказала, что он не «джентльмен», раз толкнул меня в мусорку, и у меня из-за этого и порвалась шлейка на фартуке, ЭЭЭ-ик-бе!
- Не надо плакать, моя девочка, из-за того, что ты не сделала. Ведь ты не назвала его джентльменом. И молодец. Откуда ему быть джентльменом?
 - Вот именно откуда!? - с гримасой недоумения продолжила соседка. -Мы люди простые, водитель и бухгалтер. А таких слов мы и отродясь не слыхивали. Так ты не обзывала его так и чего он мне нажаловался? –
-Думаю, вам надо вернуться домой и поговорить со своим сыном. Ведь правда вы ни за что не позволите ему быть джентльменом? - улыбаясь, бабушка стала выпроваживать жалобщицу. - Иришка не плачь, я уверена в тебе, ты всегда знаешь кого, как назвать и тут ты никак не обозвала Ашотика. Она с решимостью подошла к тете Эмме взяла её под локоть и почти чеканным шагом, настойчиво подталкивая последнюю, отправилась к двери.
 У двери грузная соседка обескураженно повернулась ко мне и твердым грозным голосом спросила:
-Надеюсь, что тебя обязательно накажут за твой поступок и сделают внушение, что нет среди нас «джентльменов», понятно? Папа, еле сдерживая смех, буркнул «конечно, накажем», и дверь за нею навсегда закрылась. Вслед за щелчком щеколды раздался гомерический хохот папы и деда. Бабушка, обмахиваясь кружевным платочком вернулась в комнату и спокойным назидательным голосом сказала мне:
 -Внучка, никогда, слышишь, НИКОГДА не водись с детьми сапожников и кухарок, - им сложно будет понять простые правили поведения в приличном обществе. А фартук мы новый сошьем- эк невидаль! Весь этот маленький конфликт закончился тем, что я раз и навсегда запомнила, что нельзя быть другом человека, который получает удовольствие от твоей боли, да и ещё не имеет маломальские понятия о том, как нужно общаться и что такое дружба.  Больше я с Ашотом я не перекинулась ни одним словом за все десять лет учебы в одном классе. А в тот злополучный день после школы меня проводил, неся мой маленький ранец, другой одноклассник, Элик. И мы всю дорогу болтали о том о сем, ничего не значащем. Но успели договориться, что теперь, как только сделаем уроки выходим во двор, кататься на великах. Прошло несколько недель, стояли теплые октябрьские дни. Редко выпадали кратковременные дожди. В один из таких дней после школы мы, я и Элик катались на площадке.  Ясень сбрасывал листву и её накопилось очень много за последние дни. Их сгребли в большие кучи и должны был сжечь. Мы решили поиграть в «ныряние в осень». Оставив свои велосипеды у беседки, мы взобрались на перила и по очереди с визгом и хохотом прыгали в большие кучи опавших листьев. Вскочив на ноги, бросались друг в друга разноцветными листьями, как вдруг стал накрапывать осенний дождик, и мы вдвоем рванули в беседку. Усевшись на перила беседки, я стала поправлять свои волосы, отряхивая их от пыли и заново переплетать их. Элик уселся на перила, и я не заметила за своим занятием как он придвинулся вплотную ко мне. Затем тронув за плечо сказал: «Хочешь, я открою тебе свою тайну?» - почти шепотом сказал мой друг «Что за странный вопрос? Я конечно хочу!». Голова моя была тога забита разными приключениями по книгам Майна Рида и Джека