Часть Вторая: Сажа и пепел. Глава III

смущённые, потерянные, они возвращают нам оружие и расступаются, позволяя Ахане всерьёз заняться нашим гномом. Саморазрушительный фокус Джимджара заходил слишком далеко - он насмешливо лежал на земле, передразнивая жрицу цветом кожи. Я не слышу молитву, но с замиранием сердца замечаю как благодаря Истишиа девчушка собирает всю боль и мерзость, препятствующую дыханию друга. Наматывает мутную желтоватую субстанцию в кулак, будто пытается выдернуть пробку дёргая за верёвку.

Отступая, наши противники поглядывают на командира, первым умудрившегося вернуть себе дар речи:
— Ладно. Ваша взяла. Уберите оружие ребята. — пробасил он сквозь бороду, недоверчиво поглядывая на экзотическую компанию, — Ингваром меня звать. Струхнули мы немножко, когда начали слышать ваши мысли в собственных головах.
— Это из-за меня, это всё из-за меня! — плаксиво причитает Стуул, но наконец затихает, когда Джимджар приходит в себя и открывает глаза. — Простите меня!
— Ты ни в чём не виноват, малыш. Этому сборищу взрослых сильных бородачей стоило быть более дальновидными и здравомыслящими, вместо того, чтобы бросаться на чужаков. Что-то мне подсказывает это даже входит в перечень их рабочих обязанностей — говорю я грибочку, встречая тяжёлый взгляд Ингвара, несколько сконфуженного из-за моего замечания, — это наш миконид, его зовут Стуул, его чудесные споры связывают рассудки окружающих и устраняют такую неприятную штуку как языковой барьер. Это не какая-то зловещая тёмная магия, если вы этого боялись.
— Да какая там Магия... — бросает в сердцах Ингвар, становясь ещё мрачнее, — Это... это всё из-за иллитида, слыхали о таких? Мои ребята обнаружили щупальцевую тварь в забое, да так и остались лежать там... признаю, мы поступили опрометчиво, но только потому что уже какое-то время были на взводе. А тут ещё вы - странные, громкие, прибыли из ниоткуда и тут же начали шуметь и обшаривать крепость. — фразы дварфа звучат в наших головах окрашенные целым комплексом эмоциональной тяжести. Знали бы местные с каким ужасом Мы воспринимали их жизнь.

Переговоры достались мне, так как Персиваль был погружён в подобие молитвы. Охваченный внутренней борьбой он заметно морщился и очень медленно поворачивался вокруг своей оси, пока его глаза не распахивают резко, всё ещё заполненные неестественными медными отблесками.
— Скверна. По ту сторону. — говорит он, не отводя взор от тоннеля, — нечто очень мерзопакостное затаилось в этих пещерах и медленно сводит своих жертв с ума. Его потустороннее влияние не только паразитировала на нашем эмоциональном состоянии, но тлетворно сказалась на умах этих двар...дуэргаров.

Что ж, это несколько успокаивало, объясняя по крайней мере наш раздрай на протяжении последнего часа. Выслушивая товарища, я наконец вспоминаю о дыхании и мой разум тут же выхватывает ещё одно лёгкое несоответствие. Поворачиваясь к нему я приветливо улыбаюсь и произношу:
— Здравствуйте, Госпожа Ханаан. Очень рады, что вы решили вновь почтить нас своим присутствием, — произношу я, невольно перестраиваясь на её излюбленный слог.
— О, Господин Джар'Ра! Я тоже крайне рада. Ну, по большей части.
Отряхивая свой довольно любопытный наряд, чародейка любовно приподнимает Стуула с земли, стараясь успокоить расстроенного миконида. Руки девушки, впервые виденные мной без роскошных длинных перчаток, заполняла противоестественная чернота - словно смола она полностью покрывала кисти, но цвет вовсе не думал останавливаться, окрашивая всё большие участки кожи. Загадочная путешественница явно впитывала нечто дурное и вместе с этим утихало то стервозное чувство, обращавшее мысли кашей, а речь рыком. По венам снова плещется уверенность, вытесняя надсадную неуёмную тревогу. С моих губ срывается облегчённый вздох - чувство походило на избавление от боли столь застарелой, что её присутствие стало обыденный фактом для угнетённого мозга, вынужденного жить с ней многие годы. Этот выдох похожий шелестящий стон оказывается частью расслабленного хора в котором сплелись голоса всех присутствующих. Неловко переглядываясь мы глупо улыбаемся, киваем друг другу и без единого слова за секунду произносим и принимаем десятки извинений за то как вели себя какие-то минуты назад. Жесты сглаживаются, тон смягчается, а обоюдное радушие в очередной раз стирает скепсис, подталкивавший задать Ханаан миллиард и ещё один вопрос обо всём на свете. Или хотя бы о её появлении.

Должно быть Ингвар ощущал схожую смесь смущения и спасения от боли. Грузно оседая на корточки, дварф подробнее рассказывает о жизни на аванпосте, которую он решил несколько обогатить добычей серебряной руды, так неудачно обнаруженной в примыкающей горной породе. Продвигаясь через естественные каменные карманы они вырубали грибы фезресс, осведомлённые об их дурном нраве и предпринимали прочие попытки защититься, но тем не менее злой рок не миновал их. Однажды, во время выработки они натолкнулись на нечто чуждое, в чём один из подчинённых узнал Иллитида. Безумец сбежал от них, и всё ещё скрывался где-то в комплексе. В то время как негодяй мешал их работе, забаррикадировавшись на противоположной стороне крепости.
— Поначалу мы надеялись разобраться с монстром в пещерах и на разбирательства с единственным ренегатом не было ни сил ни времени. Большая часть наших осталась лежать Там — произнёс Ингвар, неопределённо взмахнув рукой, подразумевая пещеры, — дюжина братьев, не меньше. Мы завалили проход, иначе подобная участь постигла бы и нас, но сейчас, по трезвому разумению, это был самый дурацкий поступок. Мы всё равно обречены, ведь управляющая сфера осталась лежать по Ту сторону. Без неё ни ворота не открыть, ни систему вентиляции не запустить, а значит вместо быстрой смерти я просто обрёк всех на медленную гибель от горючего газа... 

Гадать о том, как долго продлится этот момент относительного спокойствия и странной приподнятости духа было подобно плетению петли для шеи себя любимого. Прерывая поток душещипательных подробностей нашего скверного положения, я предлагаю вариант который никто из моих милых соратников всё равно не решится озвучить:
— О, всё просто - я схожу туда, — сразу пол дюжины взглядов выстрелили в меня, недоверчивые, испуганные, разозлённые — Без шуток. Обвяжите меня верёвкой и раскопайте пролом, чтобы я мог похвастаться прытью. Обещаю, что бы ни случилось я отыщу сферу и если нужно вцеплюсь в неё мёртвой хваткой - даже если по ту сторону ожидают гончие всех девяти адов, сфера будет у вас, вне зависимости от того как моё тело вернётся в эту комнату.

Я знаю, что план ужасный. Просто отвратительный. Он не нравится никому, и мне в первую очередь. Но ещё я как никогда уверен, что он сработает. Всё моё хвалёное обаяние уходит на противоборство с мягкосердечием моих собственных друзей, для которого сейчас решительно не хватает времени. В этот момент я ненавижу себя, жизнь и богов, сотворивших мир в котором я вынужден смотреть в большие, перепуганные глаза Аханы и лезть вон из кожи, чтобы она позволила мне поступить правильно пока ещё не совсем поздно. Отвратительное чувство. Спорить ещё и с Тенебрис после этого не осталось никаких сил, а потому автоматон всё же увяжется за мной следом - вот не нашлось у меня аргументов ни против её механической природы невосприимчивой к ментальному воздействию, ни против герметичного корпуса, плохо пропускающего ядовитый газ. Автоматон вполне могла лгать и о первом и о втором, но кто станет делать подобное ради суицидальной миссии, верно? С похоронными лицами мои славные ребята снаряжают нас словно в последний путь, осеняя мою голову напутствиями и благословениями, укрывая от бед как волшебством так и собственной добротой. По опыту скажу, это едва ли не равноценные силы. Самую трогательную речь произносит сама Тенебрис, на миг подхватывая Стуула с земли:
— Нет-нет, дружочек, ты никуда не пойдёшь, тебе необходимо остаться с остальными. Ведь лишившись пройдохи Холта, группа всего лишь останется без хорошего товарища и тягловой силы, а вот потеря такого чудесного, неповторимого миконида как ты будет поистине чудовищной утратой для всего мира! 
В металлических интонациях читаются неподдельные забота и участие. Я аж прослезился. Пока мы льём слёзы и признаёмся друг другу в любви на прощание, дуэргары вспомнили как использовать кирки по назначению, старательно расчищая пролом. Потом, Ханаан спохватывается и производит очередной эффектный удар ноги по земле, при котором камни разверзаются, заставляя испуганных дварфов вылететь из проёма. Путь свободен.

Не желая, чтобы товарищи видели меня таким растроганным или продолжали убежать меня найти другой выход, неровен час ещё соглашусь, я ринулся в пролом не успела даже пыль осесть. Две наши тени быстро гаснут в темноте, заливаясь неестественным багрянцем от напутственных молитв Персиваля. Я держу в голове схему пещер, показанную Ингваром. Как и на рисунке, проходы передо мной почти сразу разветвляются. Первая исследовательская группа двигалась направо, но затем вернулась полным составом, нас же интересовало место ставшее кладбищем. Минуя изученные части забоя, я забираю влево, увлекая следом металлическую кошку.

За узкой растрескавшейся нишей открывается вид на каменный карман. Из-за тусклого освещения я едва не наступаю на околевшее тело подземного дварфа. Почивший незнакомец задубел и скорчился, ужас на его лице застыл неизгладимой маской, но тем страшнее было наблюдать за процессом его оживления. Издавая хруст и скрипы, на которые просто неспособны целые кости и связки, тело заходится припадочной трясучкой, приподнятое словно за шкирку, беспорядочно шевеля растопыренными конечностями. Голова поворачивается и продолжает поворачиваться даже достигнув нормального для живого человека положения, прежде чем остановиться на полутора оборотах. Безжизненные белёсые бельма начинают следить за нашими движениями, оставляя тело нелепо ковылять спиной вперёд.