— Никакой это не иллитид — бросаю я через плечо — какая-та злобная тварь просто пытается мухлевать с нашими мозгами, как и по прибытии.
Пока я предупреждаю Тенебрис, неповоротливое страшилище успевает приблизиться почти в упор. Хитро высовываясь из-за изгиба пещеры, автоматон постреливает в тошнотворное создание из арбалета
— Не пялься на меня, Холт, сделай что-нибудь полезное!
Сражаться с нежитью на самом деле не так страшно, как с живыми людьми - жалость уступает место холодному расчёту, а знания о человеческой хрупкости остаются полезным инструментом. Отвращение приходит позже, когда пальцы на левой руке дуэргара с отвратительным мокрым звуком отсоединяются от тела, а из глаз ко мне вытягиваются длинные усики, пытаясь ужалить.
Не желая прикасаться к неизвестному рассаднику мерзости, я откачиваюсь назад, обращая взор к мысленному потолку сознания, где уютно расположилась Акаша. С кровожадной ухмылкой, на которую способны лишь демонические кошки, она наполняет сознание отзвуками громоподобного мурчания, после чего прорываясь в реальность, моё чувственное Я пронзают две массивные руки. Из плеч поднимается новая пара конечностей, обширные канаты мускулов переходят в кисти завершённые бесподобными длинными пальцами с бритвенно-острыми когтями. Нечто среднее между рукой человека и зверя. Натравливая их на мертвенный остов дварфа, я отчаянно бормочу:
"Только пожалуйста-пожалуйста-припожалуйста, даже не пытайся. Слышишь, Акаша? Эту погань нельзя жрать ни в коем случае"
В ответ по закоулкам ментального тела разносится каскад потустороннего хохота. Удовлетворённая моим отторжением, попутчица уступает, обрушивая запредельную мощь на холодное тело. Полосует плоть когтями до тех пор пока дварф не рухнул навзничь. Тело поверженного противника ходит ходуном и распадается, выпуская наружу огромную медузу, что поднимается всё выше, источая слабое, мертвецки холодное сияние. Существо обжигает меня выпадом длинных жгутиков. Боль меня не пугает, но то насколько я чувствую себя после этого больным вызывает лишь чуть меньшую панику, чем то, что медуза уносится прочь, прямо сквозь толщу камня.
— Ах, чтоб его, а потом чтоб его ещё раз! Не будешь так добра поторопиться и найти дварфа с управляющей сферой? Ингвар говорил на его доспехе должны быть знаки отличия, нечто вроде нашивки! — прикрикиваю я на подругу, взвинченный и напряжённый, широко распахнутые глаза безумца пытаются стать широкими зеркалами способными уловить любое резкое движение во тьме. Медленно я продвигаюсь вглубь каверны, ощущая как опасно натягивается верёвка. Прочное шёлковое полотно из паучьих нитей начинает пружинить, перетираясь о сломанные клыки стен, не отпуская дальше. Шум сзади. Слуха достигают шаркающие звуки. Когда Тенебрис скрывается за поворотом и чем-то шуршит, до меня добредает ещё один покойник, внутри которого явно сидит та же самая тварь. Управляя мёртвым телом словно доспехом из плоти, оно снова и снова выбрасывает свои нитевидные отростки, пытаясь ужалить меня.
— Ничего! Просто продолжай удерживать эту тварь! — доносится нервный возглас Тенебрис. В глубине пещеры мелькает её хрупкий силуэт, после чего агрессивный каркас начинает двигаться уже в её сторону. Пытаясь остановить его, я вновь обрушиваю на него астральные когти, но мой опыт спарринга с людьми явно плохо работает против чудовищ ничуть не щадящих собственное вместилище. Особенно остро я в этом убеждаюсь когда медуза вспарывает живот дуэргара, выбрасывая в мою сторону жгучие усики. Холод пронзает меня, унося с собой часть жизненных сил, оставляя взамен отравленное мутящее чувство. Ноги неожиданно становятся ватными и свет тухнет. Я проваливаюсь в забытье.
***
Пересиливая многотонный груз своих век, я обнаруживаю себя в тёмной комнате. Видимое пространство освещает единственный факел, подвешенный к потолку словно импровизированная люстра. Пустота, не пространство, а именно бесплотная туманная дымка составляет всё сущее за пределами крохотного ореола света. А ещё там кто-то находится. Из темноты, попадая под одинокий лучик света, вытягивается огромная лапа размером с меня. Костяшки переползают, собираясь в подобие кулака, вперёд выстреливает одинокий палец, демонстрируя коготь размеры и острота которого куда больше подошли бы сабле. Не встречая малейшего сопротивления, лезвие входит в мою грудь, самым кончиком пронзая сердце и я чувствую как по всему естеству расходится сила. Дикая, звериная мощь. И в отличие от хорошо знакомой энергии хвостатой спутницы, эта цена и пределы этой энергии были мне совсем незнакомы.
***
Изгибаясь в нелепейшей тряске я подхватываюсь с земли, не до конца ещё вернув себе контроль над конечностями. Когтистые лапы развеялись стоило мне потерять сознание и теперь, прищуривая мутнеющий взор, я пытаюсь метнуть дротик в вышагивающего мертвеца. Нужно во что бы то ни стало отвлечь его на себя, но куда скорее на меня обращает внимание перепуганная кошка. Потрясая сферой, автоматон металлически протягивает звуки:
— Прочь в сторону, а после - прочь из пещеры!
Поднимая с земли камень, автоматон заряжает его в арбалет и затем с чудовищной силой выстреливает им словно пушечным ядром, прошибая зомби насквозь. Я едва успеваю отпрыгнуть, оценивая широкое углубление оставленное скромным снарядом в стене - такая же дырка могла быть сейчас в моём теле. Думается, никакой противник не поднимается после подобного, но в этот раз вместо побега, мерзкая медуза бросается в мою сторону - ниточки плоти словно электрический каскад обрушиваются на выставленную руку, во второй раз вынуждая свет померкнуть.
Следующие секунды, минуты, дни годы… следующую вечность я пытаюсь проснуться от кошмарного сна. Пытаюсь прозреть. Пытаюсь… почувствовать собственное тело. С яростным остервенением я взываю к силе, обычно настигающей нас четверых самостоятельно. Не слыша ничего и никого, даже Акаши, я копаюсь в мутной заводи, вычёрпывая лихорадочную грязь и неестественные видения. Тяга к жизни велика и чем трудолюбивее сознание извлекает из забытия ошмётки реальности, тем отчётливее слышится из темноты хищный, хриплый вой, без устали повторяющий:
“ааргаб-ааргаб-ааргаб-Ааргаб-ААРГАБ-ААРГАБ!”
Звук нарастает, нагнетается, резонируя с каждой клеточкой тела. Тело! Миллионы иголочек покалывают, руки трясутся, спина ощущается сплошной пеленой обнажённого мяса, доходящего до готовности на костре. Когда я вновь распахиваю глаза, стены мира состоят из плечей и голов друзей, сгрудившихся вокруг меня. Проход позади снова завален, и судя по тому как запыхался Персиваль, весь путь я проделал будучи вытягиваемым за верёвку. И о боги, как здорово, что я упал не на лицо. Мир годами служил бы траур по этой нахальной улыбке.
Кажется в пути я снова смогу работать за двоих, ведь никакую усталость не суждено почувствовать сквозь сплошной вал вялотекущей агонии истерзанного тела. Последний раз таким слабым я чувствовал себя Сейчас, а чуть менее слабым — когда потерял около литра крови, в одиночку отгоняя банду головорезов напавших на караван ночью. В тот раз меня, бледного и простывшего, обнаружили только под утро. Неделю вместо работы я пил либо бренди, либо куриный бульон и путешествовал на тюках с тканью. Какой прекрасно и лёгкой была жизнь...
Когда Персиваль помогает мне подняться, он придерживает меня за руку - словно кукольная взметается вверх в его хватке, а сознание подниматься с земли отказывается. Отчаянно кружась, он продолжая виться где-то на уровне пола. Главное сейчас — ни в коем случае не смотреть на Ахану, пуще остальных протестовавшую против моей безумной задумки. Пока я вновь не соберусь с силами эти два жёлтых фонаря, способных впитать в себя весь мой страдальческий вид, может оказаться слишком убийственным для чуткого исстрадавшегося сердца.
Дуэргары пропали, как не было. Судя по торжественному виду Тенебрис, она уже отдала им сферу. А может быть ещё и успела что-нибудь прикарманить пока мы были в пещерах. Кажется у меня снова жар, хотя гул возникший в помещениях намекает на работу хитрых дварфийских механизмов. Машины с силой протягивали по комнате свежий воздух, разгоняя кислый смрад забивавшийся в лёгкие. Становится легче. Я почти улыбаюсь Госпоже Ханаан, пока остальные с тревогой оглядывают её бедные руки, чернота которых дошла до локтя. Опасность отступила и многочисленные вопросы прорывают плотину терпения, облепляя стушевавшуюся чародейку со всех сторон. Упрекали они её, хвалили, уличали? - не знаю. Слух всё ещё напоминал мокрое одеяло через которое я пытаюсь разобраться разговоры в соседнем доме.
Закованный в латы рыжеволосый юноша, кажется мне гигантской вагонеткой, опираясь на которую я доезжаю до перекидного моста, дальняя часть которого оказывается поднятой. Пока мы вглядываемся в темноту, Ханаан ойкает указывая на пустую лодку, - прямо на глазах, та мерно отделяется от остальных и с плеском вёсел о водную гладь направляется к пришедшей в движение створке ворот. Выбегая вперёд, девушка начинает кричать, пытаясь достучаться не то до лодки, не то до кого-то невидимого внутри неё:
— Господин Торгар! Постойте! Вы неправильно всё поняли! Вы не умираете! Вернитесь, пожалуйста!
Преодолевая отвращение к местной воде, маслянистой и пощипывающей кожу, Ахана ныряет и за секунду достигает бортика из зархвуда, всем телом повисая на одном из вёсел. Пока происходит схватка за