Баллада о спонсорстве

моей.

Екатерина закрыла глаза, позволяя ему вести эту партию – пока.  

"Хорошо играешь, Александр Васильевич", — подумала она. "Но мат ещё не поставлен".

***

Дым от сигары Ткаченко все еще висел в воздухе, смешиваясь с ароматом дорогого коньяка и её духов. Его пальцы, грубоватые и уверенные, расстегивали пряжки её платья с методичностью шахматиста, разбирающего сеть вариантов в сложной позиции. Каждое прикосновение оставляло на коже невидимый след - то ли от его золотого перстня, то ли от того, как его ногти слегка впивались в плоть.

- Ты играешь опасную игру, Катя, - его дыхание обжигало шею, пахнущее выдержанным скотчем и мятной жвачкой. Он крутил прядь её волос вокруг пальца, будто наматывая поводок.

Её руки скользнули под расстегнутую рубашку, нащупывая шрамы на его спине - следы старой операции или может быть чего-то более интересного.

- А ты? - она укусила его за нижнюю губу достаточно сильно, чтобы это было больно, но не слишком - баланс между вызовом и подчинением. - Ты тоже будешь жалеть?

Ткаченко резко перевернул её, прижав к холодному оконному стеклу. Огни ночного Сочи мерцали за её спиной, отражаясь в его глазах, внезапно ставших совсем не деловыми.
- Я не молодой лопух, - он цедил слова сквозь зубы, одной рукой придерживая её запястья над головой, другой расстёгивая ремень. - Я проигрываю только когда хочу.

Её смех оборвался, когда он вошёл в неё резко, без прелюдий, будто наказывая за эту насмешку. Стекло запотело от их дыхания, а где-то внизу, заиграла новая зажигательная мелодия - оригинальный саундтрек к этой схватке.

Ткаченко говорил ей на ухо похабности, перемежая их цифрами спонсорских контрактов и намёками на связи в министерстве. Его ритм был неистовым, но точным — словно остротактический гамбит, где на пути к преимуществу нельзя жалеть пешки и фигуры.

- Скажи, что тебе нужно, Катя, - он впился зубами в её плечо, оставляя метку. - Федеральный тренер? Место в сборной? Или просто... — тычок был особенно сильный, - деньги?

Она впилась ногтями в его предплечья, чувствуя как её собственная стратегия начинает давать сбой. Этот чёртов Ткаченко играл не по её правилам - он менял игру прямо во время партии.

- Я хочу... - её голос сорвался на высокой ноте, когда он нашел её слабое место, - всё.

Он засмеялся тёмным, влажным звуком - и внезапно замедлил темп, взяв паузу, как гроссмейстер перед решающим ходом.
- Иногда приятно встретить, - его губы скользнули по её ушной раковине, - человека не менее наглого, чем сам.

Прибой за окном сливался с их тяжёлым дыханием, а где-то в ночи кричали чайки - будто смеялись над тем, как два хищника вдруг осознали, что стоят друг друга.


7.


Вот и наступил вечер перед выходным днем. Шмыгин вошел в номер Екатерины с видом человека, который был уверен, что вот-вот получит то, что заслуживает. Его рука, украшенная перстнем с замысловатым вензелем, сжимала бутылку дорогого бордо — «для атмосферы», но и потому, что для него виагра требовала алкогольного сопровождения.  

— Катюша, я принес кое-что особенное, — он поставил бутылку на стол с таким пафосом, будто это была не винная карта из мини-бара, а выдержанный шедевр из его личного погреба.  

Екатерина, полулежавшая на диване в шелковом халате, томно улыбнулась.  

— Сергей Борисович, вы меня балуете.  

Шмыгин налил вина, его пальцы слегка дрожали — то ли от предвкушения, то ли от возрастного тремора. Бокал в его руке выглядел хрупким, как его же эрекция — требовавшей идеальных условий.  

Пока функционер искал в своих многочисленных карманах стимулятор, Борисенко успела подсыпать ему в бокал снотворного.

— За нас, — он чокнулся и сделал глоток, затем быстро сунул в рот синюю таблетку, запивая её вином.  

Екатерина наблюдала, как его кадык нервно дергается при глотании. "Работай, магия", — подумала она, зная, что через двадцать минут он будет спать крепче, чем в детстве.  

— А теперь, — она медленно опустилась перед ним на колени, — давайте проверим, такой ли вы мачо, за которого себя выдаете.  

Его глаза округлились, когда она расстегнула его ремень.  

— Кать, я… я не уверен, что таблетка уже…  

— Тссс, — она положила палец ему на губы. — Доверьтесь мне.  

Его брюки опустились, и Екатерина приступила к делу с видом хирурга, выполнявшего рутинную операцию. Шмыгин закинул голову на спинку кресла, застонал и…  

Через семь минут его дыхание стало глубоким и ровным.  

Екатерина остановилась, подняла голову.  

— Сергей Борисович?  

Тишина.  

— Боже, ну и херович, — она вытерла губы тыльной стороной ладони, затем встала и потянулась.  

Теперь предстояло самое сложное — перетащить его на балкон.  

***  

Шмыгин, завёрнутый в найденный на верхней полке шкафа дополнительное одеяло, мирно посапывал в шезлонге на балконе, а Екатерина уже поправляла макияж, когда в дверь постучали.  

Ткаченко вошёл без лишних церемоний, его взгляд сразу же пробежал по комнате — искал подвох, искал слабину.  Его взгляд сразу упал на два бокала на столе.
— Ждёте гостей?
— Только вас.
Ткаченко усмехнулся, снял пиджак и сел на диван, развалившись с видом человека, который знает, что ему здесь рады.
— Ну что, Катя, обсудим наши… перспективы?
— Конечно.
Она налила ему вина – из другой бутылки, но с тем же дополнением. Ткаченко отхлебнул, даже не заметив подвоха.
— Ты умная девочка, — он потянул её к себе. — Но я не фраер. Со мной такие фокусы не проходят.
— Какие фокусы? — Борисенко притворно надула губки, позволяя его руке скользнуть под халат.
Ткаченко был грубее, напористее. Он не тратил время на прелюдии – его губы прижались к её шее, зубы слегка сжали кожу, оставляя след.
— Ты думаешь, я не знаю, что ты делаешь?
— А что я делаю?
— Играешь.
Он перевернул её, прижав к кровати. Екатерина не сопротивлялась – зачем? Он и так уже выпил достаточно.
Их тела слились в порывистом, почти злом ритме. Ткаченко дышал тяжело, его пот капал ей на грудь, но с каждым движением его сила угасала.
— Чёрт… — он попытался сохранить темп, но снотворное делало своё дело.
— Что, Александр Васильевич, устали?
— Заткнись…
Его последний рывок был почти отчаянным, но бессмысленным. Через минуту он рухнул на неё, затем скатился на бок и заснул, как убитый.
Екатерина выскользнула из-под него, выключила свет и спряталась в шкафу, оставив дверь приоткрытой ровно настолько, чтобы видеть кровать.  
Она успела переодеться в джинсы и теплую кофту с капюшоном, когда наконец послышался скрип балконной двери.  

Шмыгин, продрогший и дезориентированный, шарил руками в темноте.  

— Кать? — его голос был хриплым от сна.  

Никто не ответил.  

Он нащупал кровать и, не глядя, плюхнулся на неё, наткнувшись на тёплое тело Ткаченко.  

— Мррргх…  

Шмыгин, всё ещё в полудрёме, пробормотал что-то неразборчивое и обнял «Екатерину» сзади.  

Ткаченко во сне повернулся к нему и положил руку ему на грудь.  

Щёлк.  

Щёлк. Щёлк.  

Екатерина сделала несколько снимков на свой смартфон, затем бесшумно выскользнула из шкафа и направилась к выходу, захватив кроссовки — обулась она уже в коридоре.  

***

Ночной Сочи встретил её прохладным бризом. Где-то вдали шумело море, а звёзды над головой казались такими же яркими, как огни отеля, где сейчас вместе спали двое весьма влиятельных мужчин в российских шахматах.  

Она достала телефон, просмотрела фотографии и улыбнулась.  

"Шах и мат, господа".  

Затем она закинула телефон в сумку и пошла вдоль берега, туда, где начинался рассвет.


8.


Первые лучи солнца, словно насмехаясь, пробивались сквозь щели между шторами, выхватывая из полумрака сюрреалистичную картину: две обмякшие мужские фигуры в одной постели. Шмыгин, все еще в помятой рубашке и носках, обнимал Ткаченко сзади, его лицо блаженно уткнулось в затылок коллеги. Ткаченко, напротив, спал на спине, обнажив седые волосы на груди.

Где-то за окном кричали чайки, будто издеваясь над спящими.

Резкий звонок телефона Ткаченко разорвал утреннюю тишину.

Шмыгин застонал, машинально потянувшись к источнику шума. Его рука нащупала не телефон, а... чужую грудь.

— Ммм... Катюш.. — пробормотал он, прежде чем его мозг наконец обработал странную текстуру под пальцами.

Его веки дрогнули, затем резко распахнулись. Перед ним была не гладкая женская кожа, а морщинистая мужская шея с родинкой, обрамленной волосками.

— Боже мой! — его вопль разбудил Александра Васильевича, который вскочил как ошпаренный.

— Что за черт?! — Ткаченко отшатнулся, ударившись спиной о изголовье. Его взгляд метнулся от Шмыгина к собственной фигуре в одних приспущенных трусах, затем к пустому пространству в постели. — Где Борисенко?!

Шмыгин, бледный как труп, судорожно ощупывал себя, проверяя, все ли на месте. Его взгляд упал на ночной столик, где лежала записка с губным отпечатком:

"Джентльмены, надеюсь, вам было так же хорошо, как мне. О спонсорстве — мои условия прилагаются. P.S. Проверьте почту. Е.Б.".

Ткаченко рванулся к своему смартфону. Его пальцы дрожали, когда он открывал почту. Прикрепленные фотографии заставили его кровь стынуть в жилах: они с Шмыгиным в самых компрометирующих позах, включая ту, где он нежно целовал лысину коллеги.

— Это... это же фотошоп! — прошипел Шмыгин, но его голос дрожал.

— Идиот! — Ткаченко швырнул телефон в стену. — Ты подставил нас обоих!

В этот момент раздался стук в дверь.
— Господа, уборка! – прозвучал голос горничной.
Они замерли.
— Нам нужно уходить. Сейчас же, – прошипел Ткаченко.
Шмыгин кивнул, натягивая брюки, которые, как оказалось, были почему-то вывернуты наизнанку.
Они выскользнули из номера, как два вора, оглядываясь по сторонам.
Тем временем, в ресторане отеля Екатерина наслаждалась завтраком, попивая свежевыжатый апельсиновый сок, когда они появились – помятые, злые, с трясущимися руками.
Она подняла бокал в их сторону, улыбнулась и сделала глоток.
"Вам мат".
Где-то заиграла утренняя музыка.
А два влиятельных чиновника от шахмат, краснея и спотыкаясь, поспешили к выходу, понимая – их только что поставили в патовую ситуацию.

9.

Солнце висело над Сочи золотым диском, безжалостно прогревая мраморные плиты вокруг бассейна. Вода искрилась, отражая блики, похожие на вспышки фотокамер — будто сама природа готовилась к финальному аккорду этой игры.  
Екатерина лежала на шезлонге, потягивая персиковый сок через соломинку. Ее солнцезащитные очки с зеркальными линзами скрывали глаза, но не скрывали довольной улыбки. На столике рядом лежал телефон — экран то и дело загорался сообщениями, но она даже не удосуживалась взглянуть.  
Она знала, кто пишет.
Сергей Борисович метался по своему номеру, как дикий зверь, загнанный в угол. Его седые волосы торчали в разные стороны, рубашка была запачкана вином — это были остатки вчерашнего "ужина" - а в руке он сжимал телефон, на котором красовалось сообщение:  
"Фото получились отличные. Давайте обсудим ваше спонсорство завтра, в выходной день?"
- Черт! Черт! — он рвал на себе воротник, словно он вдруг стал тесен.  
Его телефон завибрировал - поступил звонок от Ткаченко.  
— Сергей, ты видел?! — голос Александра Васильевича звучал так, будто он говорил сквозь зубы.  
—