-Я дочку из клиники привёз домой. Подскажи, что требуется ребёнку для адаптации к новым условиям.
-Так не вопрос. Давай я на бумажке тебе всё напишу. Одолжи мне только денег тысячи две. Мне для дочки нужно учебники купить. Нынче в школу пойдёт в первый класс.
-Так она с моей Лизой с одного года? Тем более полезно узнать, что да как.
К тому же зима на дворе, до 1 сентября палкой не докинешь.
-Сразу видно, папаша ты ни какой. Заявку в школу уже сейчас надо готовить. Потом набегаешься со справками по собесам. Учебники сейчас просто так не дают.
-Пока мне не до школы. Лизе лечение нужно.
-Да, понимаю. Ладно, подскажу, так и быть. Завтра поговорим. Мне сейчас на работу бежать надо.
Вот ведь как. Про свою работу я совсем забыл. Надо бы то же сходить проведать свои публикации. Однако не в этот день, не в эту неделю на своё рабочее место я так и не попал. Анжела выполнила своё обещание, расписала мне довольно подробно, что потребуется на ближайшее время моей девочке. Две тысячи пришлось всё же ссудить. Тогда мне было невдомёк, что я у неё двухсотый клиент, которого она развела на безвозмездный аванс. Постепенно мы обживались, но основное время у меня уходило на «разного рода консультации», у специалистов всех направлений медицины. Мнений я выслушал множество. Мы сдавали бесконечные анализы и обсуждали их результаты на консилиумах врачей. Лиза, как послушная собачонка, ходила по кабинетам. Однако семейного контакта со мной она так и не сумела, а может и не хотела найти.
Очень скоро я понял, что в нашей коммуналке ей плохо и неудобно. Она всё больше замыкалась в себе и даже в туалет сходить стеснялась, терпя до последнего. Называть меня папой она тоже избегала, как-то обходясь жестами или просто тянула за рукав куда ей хотелось пойти. Я стал задумываться о съёмном жилье. Подбирая варианты, пытался угодить дочери, не столько в плане близости от лечебных учреждений, сколько в удобстве локации. К природе, к тишине и не далеко от городской жизни. Вскоре такой вариант нашёлся. Правда это была двухкомнатная «хрущёвка» на втором этаже, но с хорошим ремонтом, в глубине от центральной автотрассы. Двор был с детской площадкой. Рядом была станция скорой помощи и разные магазинчики. Мы стали планировать переезд. Дочка заметно оживилась, явно предвидя смену обстановки и улучшение собственного самочувствия. Квартира, на мой взгляд, её устроила. Осмотревшись, она кивнула головой и я понял, мы переезжаем. Проблему с оплатой, с хозяйкой жилплощади, довольно хорошо урегулировали. Я внёс необходимый аванс и через пару дней мы «праздновали новоселье». Праздником это не назовёшь, но я купил торт и детское шампанское. Впервые увидел, как Лиза улыбнулась. Свою комнату я сдал соседке Юле, с учётом зачёта тех денег, что она мне одолжила. Её сыновья были в восторге от того, что у них появилась своя комната.
В съёмной квартире наши дела пошли лучше. Дочка уже не боялась ходить в туалет самостоятельно, не без удовольствия принимала ванну на ночь и спала на роскошной детской кровати, которую я купил с рук, по объявлению в рекламной газете. Каждый раз, когда я находил нового консультанта, Лиза безропотно отдавалась в руки эскулапа. Только потом слезинки струились из её глаз, промакаемые мягкой длинноногой куклой, которую она не выпускала из рук. Я её как то спросил:
-Что это за чудная у тебя кукла? Кто тебе её подарил?
-Это Бубен. Он сам ко мне пришёл.
Больше от дочки ни чего добиться мне не удалось. Всё расспросы оставил на потом. Так и текла наша странная жизнь. Лиза была на своей волне, а я был просто дворецким. Открой, принеси, подай, одень и т.п. На работу я всё-таки попал, но лишь для того, что бы забрать трудовую книжку. С редакции меня уволили с диагнозом «по собственному желанию». Деньги от продажи дома таяли как снег весной. Да и весна уже была на пороге. Пришлось уходить на фриланс, писать «дурацкие» заказные статьи, доклады, презентации и т.п. Больших денег это не приносило, но позволяло платить за съёмную квартиру и кое-как питаться.
С приходом весны настроение у дочери стало меняться. Она все больше лежала, свернувшись калачиком, что-то бормоча себе под нос. Прогулки её не забавляли. С матерью, которая дважды пыталась с ней говорить по телефону, коммуницировать не стала. Со мной «яжматери» тоже разговаривать было не о чем. У меня сложилось впечатление, что она была вполне довольна ситуацией. Больше времени посвящала сыну Коленьке и новому мужу.
В первых числах мая в мессенджер я получил странное послание. Меня поздравляли с праздником Весак. В подписи стоял ник Бодхисадов (bodhisadov). В ответ я отправил изображение Будды, так как выяснил из Википедии, что это буддийский праздник. На тот период, я всё ещё не научился «читать знаки», поэтому ответил, как счёл нужным. Через неделю с того же адреса пришло ещё одно сообщение: «Будь готов. Калима не за горами». Это сообщение я не только удалил, но и заблокировал адресат, потому как счёл это происками «ловцов душ».
Лизе становилось хуже. Она почти не спала по ночам, вскрикивая и плача в подушку. Я себе места не находил. Не знал, как ей оказать необходимую помощь. В отчаянии вызвал скорую помощь. Однако врач только сделал ей успокаивающий укол и сказал, что это не их профиль. Доктор был убеждён, девочке требуется срочная госпитализация. Я был на грани срыва. Сердце билось, как раненая птица. В сознании мысли прыгали, как бесы в бешеной пляске. Картины трагедии сменялись одна на другую. Стали сниться странные сны, где я то забирался на небоскрёб, то пытался выйти из полуразрушенного лабиринта, по пути встречая давно умерших родственников. Снилась толи река, толи озеро, по которому я плыл на дырявой, полусгнившей лодке. Сны были с продолжением. Я мог проснуться за ночь пять раз и каждый раз, засыпая, видел продолжение навязчивого сна. Переплыв водоем, оказывался в поле, где одни китайцы выращивали овощи, а другие проводили таинственные курсы обучения магии. Мне нужно было выбрать куда пойти и с кем остаться. У одних было сытно, у других интересно. Выбор же был сопряжён с мукой отказа от своего сердца. Либо разум, либо желудок. Альтернатива остаться самим собой была призрачной. Каждый раз, краем взгляда, мне виделся седовласый человек без лица. Он был знаком мне и в то же время неузнаваем. Я просыпался в холодном поту, постоянно прислушиваясь, что там с моей девочкой.
***
Май, порадовав пением птиц, стремительно завершался. Навалившиеся было денежные заказы, вдруг разом исчезли. Оно и понятно, люди кроили свои доходы, готовясь к летнему отдыху. Только для меня дни были без просвета.
1 июня, в Международный день защиты детей в своём почтовом ящике я нашёл повестку в РОВД. В ней значилось: «Вызываетесь для дачи показаний по делу №2714-АД». Сердце грозно забарабанило, чуя беду. Первая мысль была, о том что «яжмать» опять чего-то намутила. Два дня ожидания допроса вконец расстроили мою психику. Лиза перестала принимать пищу и только пила газировку, которую я теперь регулярно покупал для неё. Когда я уходил в полицию, дочка пожала мне руку и убежала в свой уголок. Предчувствие напрягло мои нервы до предела.
В РОВД меня направили к следователю по фамилии Гибало. Сам он не представился. Фамилия была написана на табличке, стоявшей на его столе. Напротив стула, на который мне было предложено присесть, висел постер, который гласил: «То, что вы не в тюрьме не ваша заслуга, а наша недоработка!» Я так понял - это был местный юмор. Стандартные процедуры заняли не более десяти минут. Затем следователь задал мне вопрос:
-Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Собчук Алексеем Игнатьевичем?
- Никогда и ни при каких обстоятельствах. Эта фамилия мне не о чём не говорит.
- Странно, странно. А вот Собчук утверждает обратное. В соответствии с его показаниями, отражёнными в рапорте на имя начальника Юрьянского отделения РОВД. Вы, с вашими подельниками, завладели его табельным оружием, в результате чего было произведено восемь выстрелов по живым мишеням в виде волков-оборотней. Затем, оставили его без оказания первой медицинской помощи, фактически умирать на лютом морозе, привлекая диких животных для пожирания трупа, с целью сокрытия следов преступления.
- Я, работая журналистом в «жёлтом» издании, ни разу такого бреда не сочинял. Даже когда заказные статьи писал. Ещё раз повторяю, не знаю ни какого Сабчака.
- Так и запишем. По утверждению свидетеля, пока свидетеля, Нерабова Алексея Демьяновича, участковый уполномоченный Юрьянского отделения РОВД Собчук Алексей Игнатьевич в своём рапорте нёс полный бред.
- А не об участковом ли идёт речь, что в Мороки за мной приезжал?
- Вот оно как, стали давать признательные показания? Продолжайте, вам на суде зачтётся.
- На каком суде? Вы это сейчас о чём?
- А вы как хотели? Может нам и дело закрыть?
- Какое дело?
- Какое, какое, уголовное! Вы, что думали, организация нападения на участкового полицейского, с покушением на убийство вам с рук сойдёт?
- Ни чего я не думал. Всё было совсем иначе. Он ехал за мной на мотосанях. В излучине реки на них напали волки. Полицейский расстрелял всю обойму, выпал из саней и его хищники порвали. В поселении ему оказали первую помощь. Пистолет я действительно из руки у него вытащил, когда он в обмороке был. Так это исключительно для безопасности окружающих людей. Мало ли, пальнул бы наугад. Ствол я ему вернул. Патронов в обойме не было. Потому, наверное и отпечатки мои на пистолете остались.
-Разберёмся, проверим. От ответа вам не уйти. Сколько верёвочке не виться, а конец в моих руках.
-Позвольте спросить, чей конец?
-Шутки шутить не советую. Шутка в протоколе это улика в суде!
-Понял, не дурак.
- Так протокольчик подписываем. Свободны пока. Из города не уезжать!
[justify]Только тут до меня дошёл