Русские пазлы. Война

палкой, рядом два тяжёлых пакета. Просит: «Отвезите до дома, сынки. Там бабка совсем больная, умрёт, я вот помощь взял, а не донесу». На нас броники и каски, и местные принимают нас за какую-никакую военную власть. Даже надпись «Пресса» не влияет. Нам, по идее отлучаться нельзя, но Дикий ушёл с группой телевизионщиков во дворы, и мы рискуем. Садим деда в машину, пакеты в багажник, едем. Надо отдать должное нашему водителю Валере Субботину. Это вообще не его дело, но он мужик местный всё понимает, и себя от нас не отделяет. Он в отличии от многих глубоко понимает, что происходит и в мире, и на его родном Донбассе. Проезжаем два блокпоста, выручает аккредитация в зону боевых действий. Далеко дед забрался, как он до пункта помощи доковылял – вообще не понятно. Но туда хоть налегке…
    Короче довезли, выгрузили и назад. Стёпа узнал, сделал выговор за самоволку – нельзя так больше. Оказывается, мы выехали за наш последний блокпост в серую зону, почти к укропам. Послушно соглашаемся, хотя все понимаем, что сделали правильно. И «Дикий» тоже.
    Пока собирается группа подхожу к двум студенткам, сидят на скамейке отдыхают. Соглашаются на интервью. Одну зовут Влада, другую Настя.
  Рассказывают, что выживают группой, молодые ребята, девчонки. Ребята тушат пожары, разводят огонь для еды, девчонки добывают продукты. Спрашиваю – как? Отвечают – ходим меняем, у кого что есть. Рядом с ними несколько бутылок колы. Влада училась на третьем курсе филиала института международных отношений. Несмотря на войну выглядит очень ухоженно. Спрашиваю – как так? Она – война войной, а макияж по расписанию.
  Прощаемся, желаю им удачи, и студентки уходят. На скамейке остаётся табличка «Вместе мы сделаем больше»
  Да идёт война, гибнут люди, рушатся дома и государства, но вот здесь, прямо на этом квартале рождается восьмой ребёнок – мальчик Владимир целых четыре килограмма, дед, спотыкаясь тащит еду и лекарства своей бабуле, «макияж по расписанию» и очень правильная табличка – «Вместе мы сделаем больше». И думается мне – неужели нам, позабывшим истоки людям, нужна война для того чтобы, наконец, объединиться, перестать грести под себя и жить по Совести. И понимаю, что – ДА, нужна. По-другому мы не умеем, не научимся.
  Сижу на этой самой скамейке. Подходят люди, обычные, пережившие ужас мариупольцы. Первые два парня. Один Максим, просит, как выеду позвонить матери. Спрашиваю – куда позвонить, говорит – в Мариуполь. Не сразу понимаю, что он в Мариуполе не может найти или позвонить матери. Потом доходит, что здесь связи нет, и она в другом, разделённом войной районе. Пишет записку с номером и именем/фамилией матери. Горева Галина. Говорит – она если жива и не спустилась в подвал, то живёт на одиннадцатом этаже, а там связь иногда схватывает. Если этаж цел, и она там, то может быть дозвонюсь. Складываю записки в карман. Там ещё Юлия Малая в Волгограде, родители просят передать, что выжили и всё у них хорошо. Смотрю на родителей, понятие «хорошо» здесь другое, живы, не ранены и уже хорошо. Обещаю дозвониться. Ещё один парень – Никита Киреев, просит позвонить отцу. Вся родня эвакуировалась, Никита остался с бабушкой. Бабушка в списках на эвакуацию, как отправит, просит отца выслать машину за ним.
  Сразу скажу – дозвонился всем. Особенно хотелось, чтобы Галина Горева, на одиннадцатом этаже откликнулась. За нее больше всех переживал. С третьей попытки дозвонился. Жива, слава Богу. Связь плохая, но всё же докричался, что сын Максим живой и с ним и его близкими всё в порядке. Юля Малая, как услышала, сразу зарыдала, справиться не могла. Но потом нормально успокоилась – я ей всё рассказал. Хотел её родителей на видео снять чтоб переслать, но они не согласились, плохо мол выглядим, да и не надо это… И отцу Никиты тоже дозвонился и всё предал.
  Группа собралась, едем домой, в Донецк. По пути опять нелепость войны. На обочине совершенно пустой дороги, в обе стороны на десятки километров ни жилья, ни людей, стоит очень белый унитаз. На нём сидит мужик, курит и смотрит в небо. Небо синее. Сегодня первый день тепло.
  Невольно вспоминаю Лиса – «За нами Бог и Россия. Мы победим!»

                                                              Ты думаешь, всё рОвно, гладь да тишь,
                                                              И новости порядком надоели...
                                                              Они тебя убьют, пока ты спишь
                                                              В своей уютной шёлковой постели.
                                                                    (Инна Кучерова)


                          Батальон «Шерхана». Бои за Мариуполь.

      За время пребывания на Донбассе я вывел для себя два главных правила военного корреспондента. Вот эти правила –

1. О войне надо писать правду.
2. Не всю правду о войне надо писать.

    И это не от недоверия к читателю, и не из желания утаить неприглядную, а иногда и мерзкую сущность войны. Нет. Это от того, что война ведётся не только снарядами, пулями, бомбами и гранатами, она также ведётся словами. И любое неосторожное слово легко может накрыть «дружественным огнём» собственную армия. А свою армию надо любить и беречь, также как она любит и бережёт нас, свой народ.
  Волею неведомой Воли прибился я к славному 1115му батальону, 5 й отдельной тяжёлой дивизии им. А. В. Захарченко. А саму бригаду сформировали на основе батальона «Оплот», которым и командовал Александр Владимирович.  Батальоном командует «Шерхан», боец, прошедший все этапы войны на Донбассе.
  В «личное» здесь лезть не принято, но чтобы охарактеризовать комбата скажу – у него две настольные книги «Кодекс чести русского офицера» В.М. Кульчицкого и «Наука побеждать» А.В. Суворова. Я думаю – этого достаточно, чтобы понять по каким принципам живёт офицер «Шерхан».
  Пользы от меня в батальоне, скажу честно, никакой, одни сплошные неудобства, потому, как в силу нынешней профессии мне приходится приставать к людям, занятым своим трудным, ратным делом, с просьбами рассказать и дать интервью. Но комбат понимает необходимость присутствия журналиста, для того чтобы фиксировать словом события этой войны и относится даже с симпатией, но давать интервью и фотографироваться избегает, и имеет на это самые уважительные причины. Кстати многие другие бойцы тоже не любят фотографироваться и тоже имеет на это такие же уважительные причины. У некоторых ещё родня под укропами, мало ли что. Но есть ребята, которые ничем не связаны и охотно идут на контакт.
  Батальон сформировали уже во время спецоперации ВС ФР и 11 марта кинули к Мариуполю. Входили в город тяжело, с потерями. Укропы бились за каждый дом и каждый дом брали очень тяжело. Начмед ст. лейтенант Кравцов рассказывал – «Входили в Мариуполь со стороны Виноградного. До туда довезли, а потом пешком и бегом. Бежит впереди пожилой уже боец, его из пулемёта сразу ранили в ноги. Я ему кричу – лежи, не вставай, он вроде там за бугорком в укрытии, а он то ли от боли, то ли от шока вскакивает и ещё две пули ловит в руку и плечо. Ну что, теперь медицина, сумку прижал, разогнался за домом – проскочил. Вытащили его, в машину уложили, теперь надо опять этот отрезок проскочить. За домом разогнались, чтобы на скорости, и … проскочили».
  Противник работает профессионально, натаскали их за восемь лет. Работают в домах снайперские группы – снайпер и пулемётчик, или автоматчик. Пулемётчик открывает беглый огонь и этим маскирует снайпера, чтоб того быстро не вычислили.  А снайпер уже, под прикрытием огня пулемётчика или автоматчика, выстреливает цели и меняет позиции. Они же корректируют работу своей артиллерии и танков. Танки выползают из завода, и бьют по заранее намеченным целям, потом задним ходом обратно. Наши тоже работают по целям, но в условиях города их легко подбить прямо из домов, многоэтажек.
  В первый день наблюдаю работу «Шерхана». Он координирует работу миномётчиков и штурмовых групп.
    Слышу:
    - Змей, повтори…. Вправо сорок, понял… Гусь, вправо сорок дым… Змей смотри дым…. Понял… Гусь, дальше пятьдесят… Змей – влево пять... Вправо десять…
    Шерхан: – он что в унитаз попасть хочет, ладно… Гусь, вправо десять…
    И так весь день: – ближе сорок, дальше тридцать… Змей, Гусь…
    Вечером в штаб приходит фельдшер Лена, говорит – У нас трёхсотый.
    Шерхан – Кто?
    - Змей. Седьмым калибром, в руку, кость перебита…
  Батальон собран из резервистов. Многие не то что воевать, автомат в руках не держали. Батальон стрелковый и основное оружие автоматы Калашникова АК – 74 и винтовки «Мосина», которыми воевали ещё в первую мировую. К ним приделывают оптику и получается снайперская винтовка собственного изготовления.
  Боец с позывным «Хатико» приходит в штаб, говорит – Поменяйте мне винтовку.
  Начштаба, - Да на вас не напасёшься, что с этой то?
  - Да вот прострелили, - кладёт винтовку на стол, а в ней пулевое отверстие, прямо в стволе. На плече висела, бежал на позицию, снайпер хотел срезать. Делаю фото
    «Хатико» делится впечатлениями, рассказывает о планах на будущее. Говорит, - После войны уеду в Сибирь, построю маленький домик и буду там жить, реабилитироваться. А может учиться пойду.
  Интересуется русской историей, просит купить исторические книги, когда поеду в город. Сразу скажу книги купил. Деньги на книги прислали мои однокурсницы Лена Пугачёва и Лара Никанорова. Им сообщил, что купил и кому. Девчонкам приятно. Там в России люди переживают, спрашивают. Поддержка огромная.
  Кроме стрелкового, конечно, есть ещё крупнокалиберные пулемёты «Дашки», автоматические гранатомёты АГС, «Утёсы» - НЦВС, 12.7 калибр, но тоже всё это времён Великой Отечественной.
  Никакого современного российского оружия здесь нет, по крайней мере, в нашем батальоне. И я хочу спросить, мне можно – я внештатник, где оно – это разрекламированное супер-пупер-сверх оружие, которое влетает в форточку по мановению компьютерной мышки. Я хочу спросить людей с огромными звёздами на плечах, и людей в стильных чёрных пиджаках, - где оно, и почему Шерхан должен всякими кривыми путями добывать рации, чтобы хорошо слышать, ещё не раненного Змея, почему он должен думать, как добыть броники для батальона, и на что купить летнюю форму. И почему купить?!
  Почему умный, образованный парень с позывным «Хатико» должен просить начштаба поменять ему простреленную винтовку «Мосина», на другую, блин, винтовку «Мосина», изобретённую аж в 1891 году?
  И почему люди, кладущие здесь жизнь за Русский Мир, ни разу, ни от кого из самых верхних эшелонов власти ни разу не услышали, а в чём, собственно идея Русского Мира, и на каких политических и экономических основах, этот мир будет строиться? И, почему их близкие должны покупать по страшно выросшим ценам продукты питания, не говоря уже о прочих предметах первой необходимости? Кому война, а кому мать родна? И почему те, для кого она «мать родна» вынимают последнюю копейку и душу из их скудного бюджета? И почему они на свободе и живы? Ребята здесь погибают, а какая-то падла поднимает цены и окучивает их родных – жён, детей, матерей, отцов и сестёр? И это «почему» не только у меня. Это «почему» сейчас задают миллионы. И