Умывшись и почистив зубы на мойке, я, пожелав Наташе спокойной ночи, пошла в штабной вагон. Проводники уже тоже подготовились к рейсу. Вася в форме с логотипом РЖД проверял УКЭБ, попутно объясняя молодому человеку, по-видимому, стажёру, как им пользоваться. Я на мгновение остановилась у его служебного купе и невольно взглянула на бейджик, на котором было написано: «О вас заботится Василий Орлов, проводник».
- Так что, Василий Олегович, - обратился к нему стажёр. – Мне тогда сбегать в пятый вагон? Забрать у Вари терминал?
- Да, Кирилл, сбегай, пожалуйста!
Олегович… Неужели?
С минуту я стояла возле двери купе с раскрытым ртом, пока Вася меня не окликнул:
- Света, я Вас слушаю.
Продолжать стоять и пялиться было глупо, поэтому я решила задать прямой вопрос:
- Вы сын Олега Орлова? Того самого?
- Да, совершенно верно. Но как Вы успели познакомиться?
- Да, мы, собственно, и не чтобы прямо знакомы. Просто я недавно отправила ему письмо. Передайте отцу от меня привет, скажите, чтоб держался. Он очень благородный и мужественный человек!
- Спасибо за добрые слова! Только, боюсь, я не смогу ему ничего передать. Всё-таки мой отец уже умер…
- Как умер? Когда? Неужели они Олега Петровича замучили, гады?
- Вообще-то он Дмитриевич. А насчёт замучили, можно сказать и так. Начальник поезда – тяжёлая работа, вот он и подорвал здоровье.
- Простите, я, кажется, перепутала Вашего отца с другим Орловым.
- Бывает. Фамилия распространённая.
В этот момент к поезду, по всей видимости, прицепили какой-то вагон, потому что весь состав резко дёрнулся – так, что я не удержалась на ногах и упала прямо на Васю. Тут же я услышала ругательство, произнесённое женским голосом, и звуки популярной песни, которые становились всё ближе:
«Мне было стыдно сделать шаг
И побороть свой детский страх,
Но мы, как два крыла, всегда должны быть рядом.
Я оттолкнусь от скучных слов,
Освобожусь от тяжких оков.
Хочу, чтоб счастье стало нам с тобой наградой».
Неловко извинившись, я обернулась и увидела проводницу, которая слушала музыку по смартфону. Она направлялась прямо к Василию. Поздоровавшись со мной, она обратилась к нему – какие-то оказались проблемы с УКЭБом. Я не стала мешать деловому разговору – отправилась в своё купе, почитала на сон грядущий «Песню о Великой Матери» и затем последовала примеру своих спящих коллег.
***
В этот раз поезд оказался наполнен буквально под завязку. Штабной вагон не был исключением. К тому же, кроме основного питания, включённого в билет, из одного штабного пассажиры заказали два дополнительных. Пожилая пара из купе для инвалидов и молодая женщина с ребёнком. Я отнесла им обед. С женщины надо было ещё взять оплату. Сделав это, я вернулась в ресторан, чтобы дать сдачу с пятитысячной купюры, которой она расплатилась.
Когда я зашла в купе, моим глазам предстало что-то вроде семейной идиллии. Молодой человек в военной форме сидел напротив женщины и вертел в руках детскую игрушку, лопоча пьяным языком что-то вроде: ути-пути. Самого ребёнка женщина держала на коленях и смотрела на мужчину как-то настороженно. Эта семейка показалась мне странной. Да и семейка ли это? Ведь когда я относила обед, не видела в купе этого мужчину.
- Вот, пожалуйста, Ваша сдача, - я отдала деньги женщине. – Может, у вас какие-то проблемы? Позвать проводника?
- Да проводник уже был здесь, - ответила она.
Выглянув в коридор, я заметила, что Вася делал мне знак рукой. Я подошла к нему, чтобы серьёзно поговорить об увиденном.
- Слушайте, Вася, тут женщина с ребёнком и военный. Мне кажется, она не очень-то рада его обществу. Можете в этом как-то разобраться?
- Мы его как раз собираемся снимать. Сейчас будет Лодейное Поле. Он совсем контуженный.
Я понимающе кивнула и вернулась к дверям купе. На Лодейном Поле поезд остановится только через пять минут, и я опасалась, что за это время пьяному, с подорванной психикой военному может взбрести в голову всё, что угодно. Поэтому решила не оставлять женщину и ребёнка с ним наедине.
- Скажите, а вы были в Петрозаводске? Нет? Жаль, а то там реально много интересного. Вот Николай Клюев, ну, поэт был такой, родом оттуда. Читали его «Песню о Великой Матери»? Не читали? Ну, вообще читать её не очень просто. Столько непонятных моментов! Он вроде посвятил её своей матери, Прасковье Дмитриевне. И знаете, в юности она чего-то комплексовала из-за внешности. Хотя по описанию была красавицей. И неизвестно, что стало с её первым мужей Вавилом? Потому что потом она вышла замуж за отца своей подруги Арины. Я ещё думаю уточнить эти моменты у Юрия Алексеевича, местного историка…
Если честно, я не особо тешила себя мыслью, что пассажиров заинтересует Петрозаводск или превратности судьбы матери Клюева – просто я хотела заболтать их чем угодно, чтобы военный, если у него появились какие-то нехорошие намерения, не решился так уж явно их проявлять в присутствии разговорчивого свидетеля.
Впрочем, долго болтать мне не пришлось – Вася быстро пришёл мне на выручку – приблизился к военному со словами:
- Пойдём, покурим.
Тот подчинился, и лишь, когда военный в сопровождении проводника покинул купе, я, наконец, бросив женщине: «Ну, счастливо, я тогда убегаю», - вернулась в ресторан.
«Может, и вправду написать письмо ещё одному политзаключённому? – думала я. – Как раз будет повод – расспросить подробнее про Клюева».
Про полного тёзку первого космонавта я узнала случайно. После того, как решилась написать письмо Олегу Орлову, я подписалась на Телеграм-канал «Мемориала»*, и оттуда узнала про карельского историка Дмитриева. Он тоже поплатился за благородное сердце. Взял сиротку из детского дома, заботился о ней, как о родной дочери, а потом бабушка той девочки, которая, собственно, и сдала её в детдом, обвинила его в домогательствах по отношению к внучке. После того, как не удалось пришить ему статью об изготовлении детской порнографии. Сторона защиты утверждала, что обвинение надуманное и является местью властей за увековечение памяти расстрелянных в Сандормохе, которым Дмитриев занимался как историк. Мне это дело, признаться, тоже виделось каким-то надуманным.
Однако в течение дня мне с трудом удалось даже выкроить время на то, чтобы пообедать – и в зале было полно народу, и пассажиры, которых надо было кормить, одни уходили на больших станциях, другие приходили вместо них. И снова приходилось греть касалетки, носить еду.
Женщина, которую мы с Васей спасали от приставаний военного, всё ещё ехала с нами. Только после Медвежьей Горы у меня появилась минутка, чтобы спросить у Васе, всё ли в порядке с пассажиркой и её ребёнком. Ведь попутчик тот, говорят, оказался буйным – когда его снимали, буквально бросался на полицейских, угрожал всех… В общем, совершить с ними то, что традиционно совершалось между молодожёнами в первую брачную ночь.
Хотя день выдался довольно суетным, ночью мне почему-то спалось очень плохо. В горле пересохло и свербело так, что хотелось срочно выпить чего-нибудь горячего. Например, чаю. Но Наташа уже наверняка спала, а пакетики были в ресторане. Помучившись, я решила купить чай у проводника. Дежурным как раз был Вася. И он тоже пил чай в служебном купе.
Слово за слово – и вскоре мы сидели за столом рядом. И непринуждённо болтали о том, кто где катался. Вася, как оказалось, уже не первый год ездил на Мурманск и кое-что слышал о местных достопримечательностях.
- А ты не была у памятника Алёше? – спросил он.
- Нет, боюсь, это далеко, вдруг на поезд опоздаю. Да и если честно, стесняюсь.
- Стесняешься?
- Ну, да. Понимаешь, когда я случайно прохожу мимо памятников героям Великой отечественной, чувствую себя какой-то двоечницей, что ли. Ну, как будто вместе с классом сбежали с урока, и теперь стыдно смотреть в глаза учителю. Они ведь за мир воевали, а мы…
- Знаешь, я тоже об этом думал. У меня дед прошёл до Берлина, всякого повидал. Помню, когда мне было пять лет, он был ещё жив. А я был тогда малой, глупый, говорю ему: «Деда, когда я вырасту, тоже пойду воевать, как ты». Он посмотрел на меня так строго и говорит: «Не дай Боже тебе, Василий, узнать, что такое война!». Попробовал бы кто-то при нём нарядить деток в военную форму или сказать что-то типа: можем повторить! А бабушка… Она ещё девчонкой испытала все ужасы блокады. До конца жизни собирала крошки со стола. Я как-то спросил: зачем, у нас же хлеба полно? А она говорит: «А я, Васютка, уже не смогу по-другому».
- Вот и у бабы Нади отец и дядя, его брат, с войны не вернулись. Обоих убили под Сталинградом. И они, между прочим, были из Киева. Русские и украинцы сражались плечом к плечу. А что сейчас? Не думаю, что наши деды гордились бы нами!
Спать я пошла только тогда, когда поезд на пятнадцать минут остановился в Кеми. Лишь тогда мои глаза начали слипаться. Но надо было хоть немного выспаться, чтобы завтра не походить на сонную муху.
***
В Мурманске я провела ритуал во второй раз, дождавшись, когда Костя вслед за Еленой Геннадьевной и Наташей также отправится в магазин. Вася как раз убирался в вагоне, и никто на этот раз не мешал мне танцевать под звуки бубна в гордом одиночестве. Успела даже отдохнуть, когда Костя вернулся.
В этот раз я решила отправиться в местный планетарий. Хотелось хоть немного привыкнуть к звёздной бездне, частью которой я окажусь совсем скоро. Может, когда это случится, я стану меньше бояться? Теперь я как никогда понимала английскую королеву Екатерину Говард, которая, когда ей объявили смертный приговор, попросила принести ей в темницу плаху, чтобы «с ней подружиться».
[justify]Проходя мимо памятника Бредову, я привычно извинилась перед Анатолием Фёдоровичем за нас, потомков недостойных, затем вышла на улицу Профсоюзов. По пути мне встретился ещё один мемориал, посвящённый тем, кто, если верить Расулу Гамзатову, «не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей». Стелла с высеченными на камне профилями и датами 1941-1945, и рядом с ней рябиновое дерево. Простите и вы нас, если