жить бы да жить

                             ЖИТЬ  БЫ  ДА  ЖИТЬ




Старший следователь районной прокуратуры, майор  Шляпкин, пребывал в растерянности. И опыт огромный за плечами: не один год на розыскной работе, - умел вникать в душевные хитросплетения человеческой психологии. И к своим недостаткам и достоинствам относился с пониманием: которые по должности, которые – по существу организма. Но как говорится, век живи – не помереть бы дураком.
Возьмём ту же растерянность. Вполне справедливо Шляпкин считал её пережитком тёмного прошлого, то есть недостатком душевно-атавистическим – блажью организма. И вот, пожалуйста, попал следователь в этот непривычный недостаток по должности, званию и по велению организма. Правда, запил, к его чести, привычно: необходимое качество в его непростой, запутанной работе. И надо сказать, для большинства сотрудников прокуратуры, такой метод ведения всяких дел: уголовных… бытовых… - очень удобен и производителен. Если кто укрылся в своём кабинете или на природе, а может, и ещё в каком месте на два-три дня, то уж тут ясно – идет напряжённая розыскная работа. У Шляпкина, как у старшего по званию и должности, процесс этот более мучителен и длителен. Не дай бог, сложное дело, тут майору, ой, как непросто приходится. Вот как в этот раз…
Поступило заявление на имя прокурора района от директора краевого музея, господина Латунного, по совместительству председателя совместного предприятия «Вторчермет» о случае недостачи, то есть утраты по неизвестным причинам части экспоната. То бишь, во время проведения инвентаризации не обнаружилась нога – железная – весом десять килограмм, сто грамм - тамошнего немецкого рыцаря, приписанного к побоищу на Чудском озере. Оторвали ногу под самую репицу, унесли вместе со шпагой. Стоит, скособочившись, железный мужик, могучей подмышкой о костыль опирается.
Вроде все просто, чего теряться? Поступило заявление – реагируй: отпечатки пальцев, опрос свидетелей, следственный эксперимент и так далее – выходи на преступника. В том и дело. Опыта следователю Шляпкину не занимать, только глянул на заявление – и испарина меж крыл: как на ладони преступник.
Оставим на некоторое время немного растерянного старшего следователя со своими невесёлыми мыслями и отправимся в далёкую, богом забытую деревню Ступино этого же района. Окраина деревеньки, на взгорке крепкий домик, хороший сад за высоким частоколом.
У палисадника – толпа: человек десять старух и три старика, - чутко затихла в напряжённом внимании. Окна домика – настежь. У пасечника дяди Анисима – ревностный скандал: в заветном сундучке, где у него хранится праздничный протез – пополнение. Рядом с его: розовая пластмасса, никель, ремни, пряжки – глаз не отвести, - лежит, портя картину, невзрачная железная протезина. И вот теперь, каков позор! Решил дядька Анисим отметить удачное медовое лето. А собравшиеся в благодушии старики и старушки стали невольными свидетелями  невероятного: тётя Груня, семидесятилетняя, крепкая старуха, заблудила, вещественное доказательство налицо – забытый протез.
-То чей?.. – кричал фальцетом дядя Анисим.
Тётка пыталась успокоить не на шутку распетушившегося дядьку, - Сто лет мне твой сундук не нужён, сам отколь приволок… Ты подумай своей пчелиной башкой, сколь мне лет. Это ты всех старух на деревне перещупал.
-Не мой размер!—кричит дядька, ты мне мозги не пудри старухами, я только щупаю.
Дядька загрохотал костылём, стараясь не порушить собранный стол:
-Б… старая, хахаля завела, я вас в момент инвалидами сделаю…
Деревенские озабоченно толпились у палисадника, стараясь заглянуть в окна.
-Побьеть, всё побьёть, паразит, - осуждающе шумели старушки.
-Ни в жись! Твоё, может, и побил бы, своё – хоть тресни – не тронет, - прокомментировал дед Ефим.
-Ну, что на человека наговаривають?—пропела бабка Луша, - праздник устроил для всей деревни, и опять плохо.
-Огород яму убирать надоть, за ентот стол ещё сгорбатишься, - разъяснил щедрость пасечника Ефим.
Крик Анисима приблизился к окнам. Сорвав тюлевую занавеску, какой-то увесистый предмет вылетел из окна, и, чуть не сбив бабу Маню, тяжело шлёпнулся на траву.
-Ну… дела… - озадаченно скреб в затылке Ефим, - отродясь такого протеза не видал: старый какой-то, железо добротное, но ржой побитое. Носок как вострый и колесо рогатое на проволоке позади. Это точно, у Анисима такого не было, приблудный протез, нагуляла бабка Груня.
-Ай-я-я!.. - осуждающе закачали головами старушки, - в годах же, и дом – полная чаша, как не совестно… чиво нада бестыжей?
Дед Ефим отцепил от колёсика тюль, с трудом поставил железную ногу: ростом она оказалась ему чуть не по плечо.
-Ой, батюшки! - запричитали опять бабки.
-Вот страхолюдина, нога-та! Размера пятидесятого, не мене. У нас в округе мужиков энтаких отродясь не водилось, - затараторила   востроносая Павлючиха.
-Не… жил в Бурове, за озером, Яким Лягушкин, яму б впору, так он лет пять, как преставился.
-Може, на том  свети,  тожить инвалиды есть? - предположил дед Еремей, бывший колхозный конюх, - сбруи не видать, без кожи, без войлока, поди, всю культяпку обкровянишь…
-А каки маслы на том свете? Раскопай могилу – все трухлявые там лежать, - перекрестилась Лукерья.
- А к чяму ж там их кряпить, если они тут сгнившие ляжать? - удивился Еремей, - …тут что-то инопланетное или палтаргейс…
-Тьфу, греховодники!.. - закрестилась Павлючиха, - не троньте тот свет, с этого свету нога, от живого мужика, тут его искать надо!
Пока народ растерянно соображал: откуда мог появиться такой диковинный протез, в далёком районном городе майор Шляпкин допился до сути решения…
Годов шесть назад это было, в разгар перестройки. Крупно завернул борьбу с пьянством и алкоголизмом тот президент. И поперли старшего лейтенанта, следователя этой прокуратуры, с должности. Пришлось сменить Шляпкину кабинет с видом из окон на статую Ильича в профиль, посреди брусчатой площади, на музейный кабинет с видом вождя в фас. Три года чихал и кашлял пылью, проклиная судьбу, гроза районного преступного мира, веря, что придет его время. Запоминал посетителей, навещавших музей ради  одной сладострастной цели: глянуть на ненавистного мента.
Как мечтал, так и получилось: закончились компании, поехала демократия. Отряхнули Шляпкина от пыли, дали майора. И с прежним рвением взялся он искоренять пьянство, воровство и всякие там бытовые разные дела, скандалы, и прочее…
Ильича с постамента сняли, поставили истребитель МиГ-21. Какой дурак и откуда его приволок в городок, которому в пору телегу или сани-розвальни водружать, - неизвестно. Заявлений не поступало. И, значит, интерес майора к этому истребителю был чисто поверхностный: в целях безопасности беспокоился, как бы он  не упал и не придавил местных алкашей, со смаком глушивших в теньке треугольного крыла одеколон, политуру, самогон и прочие деликатесы переходного периода от социализма к капитализму
Шляпкин с трудом поднялся из засиженного до неприличия, глубокого кресла, доковылял до окошка: « Опять пьют, паразиты, может, что доброе? Послать кого? Башка болит. Тяжелое следствие, непростое решение, неделю путал, докопался до истины. Теперь наручники. И – в камеру. Себе вешать?.. не с руки, придется к дядьке ехать, - повздыхал Шляпкин, - опохмелюсь заодно». Подключил телефон: с трудом воткнул розетку в вилку, - с десятой попытки и двумя руками. Било и колотило майора, как в лихорадке. В желудке что-то прыгало и пищало, рыгнул противно, керосином. «Сволочь, этот совместный  предприниматель, конечность ему понадобилась: вынь да положь. Прокурору нажаловался. Загонит, паразит, экспонат за рубеж, грабанёт, а тут следствие не с чем заканчивать. Зря с хорошего места ушёл…
Майор включил громкоговорящую:
-Ма…ши…ну к отделу, - с трудом проклацал Шляпкин, - уф! - откинулся на спинку кресла, посмотрел в угол кабинета, - да… непорядок, Марью Ивановну звать придётся. Хекая, сопя и отдуваясь, набрал номер: «Спасибо…» - всхлипнул майор. Постоял ещё возле стола, поймал равновесие, тронулся с места. Штаны коробом тянули зад, мешали шагать.
И, как назло, навстречу ему сам прокурор Надзоров:
- Ну, как Иваныч, по музею?
- К вечеру на двух стоять будет!
-Преступника нашёл?! Кто?
-Да какой преступник… При ремонте мужики штукатурку со стен старую отбивали, вместе с мусором и выбросили.
-Значит, дело закрываем?!
- Да, конечно!
- Интересный метод работы у тебя, Иваныч. Преступность-то растёт, а ты – молодец! Такое дело в неделю раскрутил. Опытом пора делиться, молодёжь привлекать поактивней.
-Будет сделано, - икнул Шляпкин. До деревни – пыльных, тряских – тридцать километров. Раз десять останавливал машину майор, ковылял за куст, или нырял в кювет, пытался облегчить зашлакованый организм. Никак не получалось телу напрячься, опорожниться. Мышцы судорожно, невпопад сжимались, вся плоть больно дрожала, мерзко вибрировала. А в машине чуть тряхнет – и поехало. Сержант Андрюшкин, водитель, страдальчески    морщился, закатывал глаза, белел лицом, вывернув голову в окно, рулил, глотая пыль. В момент, когда выползал из машины Шляпкин, сержант пулей вылетал с другой стороны, отбегал метров на двадцать, блаженно поднимал руки, расправлял грудь: «Эх! Хорошо как!»  «Сволочь, - думал майор, - поживи с моё, посмотрю, куда морду воротить будешь…»
К вечеру добрались до деревни, подрулили к дому дяди Анисима. Старушки, так и не угостившись, разошлись, какое-никакое хозяйство, досмотра требует. До завтра отложил дядька Анисим праздник. Сидел он на лавочке с дедом Ефимом у двора, перед ними – железная нога на траве.
-Вот и вещьдок, тормози! – Шляпкин задом вылез из машины,  повернул раскисшим лицом к дедкам, на дрожащих ногах подошёл к лавочке, остановился, придерживая губами прыгающий язык, поздоровался.  
 -Здорово, племяш! Вишь, какое дело! - дядька кивнул на ногу, - не признаётся, стерва, - чей. Гуляить тут, пока я на пасеке, калеку обижаить, - глянул на Шляпкина, - опять расследовал? Ну погодь, остынь, счас разберёмся!        
Через полчаса майор плескался в деревянной лохани возле крылечка, смывая с себя следы напряжённой розыскной работы.
-Подсказать, что ли, этому сраному предпринимателю, чем следователя угощать надо: стакан – и человеком стал. Сидя на веранде в лучах закатного солнышка, потягивая с дядькой настоечку, поведал ему Шляпкин историю гулящей железной ноги. Показал тому и заявление официальное, и резолюцию прокурора на нем, с печатью. Анисим законы чтил, на кривой не объедешь.
-Дядь, ты попомни позапрошлый год…
-Помню, хороший, медовый год был.
-Во, во, на базар ты его привозил? Привозил! Взял с него очень неплохо.
-Ну было, - насторожённо смотрел на племянника Анисим.
-Ну…было! Гульнул ты крепко!
-А ты что? Смотрел? По усам текло?..
-Нет, и я за компанию, только ты свою деревяшку забыл где-то: то ли у вдовы Марьи, то ли у молдаванок…
-Ну и что?.. Ты мне за компанию этот протез железный пристроил!
-Да не протез это, а экспонат, нога немецкого, с ледового побоища, рыцаря.
-Так откель этот рыцарь взялся, мы пили вместе или как?
-Ну, пили. Он, правда, не пил, рядом стоял.
-Если не пьёть, откуда такой добрый? Мне протез за так подарил? Ты сам, племяш, на дармовщинку нажрался, ничего не помнишь.
-Ну,