Любимый внук Великой бабки ( Александр I )

по количеству бойцов превосходит русскую в три раза, «ОН» на которого работает вся Европа во много раз богаче российского императора. Насмехаясь, император попросил Балашова отметить на карте самую короткую дорогу на Москву. Балашов ответил, что в Москву–Третий Рим ведет много дорог, он хотел бы посоветовать императору, повторить деяние Карла XII, и идти к первопрестольной через Полтаву. Отпуская дерзкого адъютанта, Наполеон передал Александру I письмо. В нем он «сожалел», что иногда даже Господь Бог не в силах обратить события вспять, и сообщал, что если Александр возьмет на себя вину за развязывание войны, он готов к переговорам о мире. Наполеон предупредил, что в случае отказа русский император собственноручно погубит свою великую империю. Государь оставил письмо без ответа.

Ежедневно Александр I получал донесения о продвижении французов, он знал, что 600-тысячное войско Бонапарта уже в начале похода испытывало дефицит продовольствия.  Двигаясь вглубь ненавидимой ими страны, европейцы, словно саранча пожирали все на своем пути.

Наполеону противостояли 2 армии: 1-я армия (127-тысяч человек) под командованием Барклая де Толли и 2-я армия (27-тысяч человек) под командованием Петра Ивановича Багратиона.

Госсекретарь Александр Семёнович Шишков, Аракчеев и Балашов уговаривали императора покинуть действующую армию, Государь колебался, он согласился исполнить просьбу царедворцев, прочитав письмо от сестры Екатерины. Великая княгиня писала, что, безусловно, он способен управлять армией, но генералов в российской армии много, а император у России один. Если народ утратит веру в самодержца, страна погибнет. Поблагодарив сестру за прямоту, император приказал Шишкову подготовить к печати манифест о начале «Отечественной войны» и в тот же день выехал в Москву.

«БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ
МЫ АЛЕКСАНДР ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,
и прочая, и прочая, и прочая.

По воззвании ко всем верноподданным НАШИМ о составлении внутренних сил для защиты Отечества, и по прибытии НАШЕМ в Москву, нашли МЫ к совершенному удовольствию НАШЕМУ во всех сословиях и состояниях такую ревность и усердие, что предлагаемые добровольно приношения далеко превосходят потребное к ополчению число людей. Сего ради, приемля таковое рвение с отеческим умилением и признательностию, обращаем МЫ попечение НАШЕ на то, чтоб составя достаточные силы из одних Губерний, не тревожить без нужды других. Для того учреждаем: 

1) Округа, состоящая из Московской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Рязанской, Тульской, Калужской, Смоленской Губерний, примет самые скорые и деятельные меры к собранию, вооружению и устроению внутренних сил, долженствующих охранять первопрестольную Столицу НАШУ Москву и пределы сего округа. 

2) Округа, состоящая из С. Петербургской и Новгородской Губерний сделает то же самое для охранения С. Петербурга и пределов сего округа. 

3) Округа состоящая из Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской, Вятской Губерний приготовится расчислить и назначить людей, но до повеления не собирает их и не отрывает от сельских работ. 

4) Все прочие Губернии остаются без всякого по оным действия, доколе не будет надобности употребить их к равномерным Отечеству жертвам и услугам. 

Наконец, 5) составляемая ныне Внутренняя сила не есть милиция или рекрутский набор, но временное верных сынов России ополчение, устрояемое из предосторожности, в подкрепление войскам и для надежнейшего охранения Отечества. Каждый из военноначальников и воинов, при новом звании своем сохраняет прежнее; даже не принуждается к перемене одежды, и по прошествии надобности, то есть по изгнании неприятеля из земли НАШЕЙ, всяк возвратится с честию и славою в первобытное свое состояние и к прежним своим обязанностям.

Государственные экономические и удельные крестьяне в тех Губерниях, из коих составляется временное внутреннее ополчение, не участвуют в оном, но предоставляются для обыкновенного с них набора рекрут по установленным правилам.
Москва. 18 Июля 1812 года.

На подлинном собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою подписано тако:
АЛЕКСАНДР.
Печатан в Санктпетербурге при Сенате Июля 24 дня 1812 года».

12 июля первопрестольная торжественно встретила Александра I. Горожане, кричали Ура, дворянство выставило против супостата 32-тысячное ополчение, а купцы пожертвовали 2,5 млн. руб. Через неделю император прибыл в Санкт-Петербург, после встречи с москвичами он ощущал себя «мечом» Господа, призванным поразить вторгшегося в Святую Русь «антихриста». Наступление войск маршала Удино на петербургском направлении серьезно угрожало столице, царский двор в смятении упаковывал вещи. Великая княгиня Екатерина, находящаяся в положении в Ярославле, в письме просила брата назначить главнокомандующего, в силы которого поверила бы Россия.

Александр сохранял хладнокровие, он словно бы знал, что Витгенштейн не даст французам прорваться к столице. Дважды раненый в битвах под Клястицами и Полоцком Пётр Христианович оправдал надежды императора и остановил неприятеля на подступах к городу, став «Защитником Санкт-Петербурга». Северная Пальмира была спасена, но французы взяли Смоленск, Наполеону оставалось пройти до Москвы 346 верст.

Армия обвиняла в поражениях главнокомандующего Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. Багратион писал Аракчееву, что в Отчизне, и в армии не осталось человека, который бы не верил в то, что Барклай продал Российскую империю Наполеону. Он спрашивал любимца императора, что им скажет Родина Мать, узнав, что её защита доверена такой сволочи, будоражащей в народе ненависть и срам. Багратион просил разжаловать его в солдаты, избавив от выполнения нелепых приказов Барклая.

Александр не прочь был заменить Барклая, но кем? Его сподвижники словно сговорившись, называли только Кутузова. Генерала от инфантерии любили офицеры и солдаты, дворяне видели в нем истинного русского патриота, а священнослужители защитника православной веры. Так и не простивший полководцу поражения под Аустерлицем, наступив на горло собственной песне, он назначил Михаила Илларионовича главнокомандующим. После этого нелегкого выбора Государь отправился в шведский город Або (финский Турку, русский Кабы), на встречу с Бернадоттом. Россия и Швеция стали союзниками, теперь императору ничего не мешало перебросить войска из Финляндии на русско-французский театр военных действий. Узнав о назначении главнокомандующим 67-летнего Кутузова, Бонапарт в задумчивости сказал, что теперь ему придется воевать против старого и хитрого «северного лиса».

В русской армии «старики» рассказывали «молодым», как Суворов и Кутузов заботились о солдатах, и не проливали понапрасну кровушку, они не сомневались в том, что «Ларионыч, хранцуза антихриста обязательно изничтожит».
На смотре полков, новый главнокомандующий приказал армии готовиться к победам, он сказал, что с такими молодцами он собирается не отступать, а наступать. Понимая, что дух войск подорван, он объявил, что он намерен дать Бонапарту генеральное сражение под Москвой.

26 августа 1812г. состоялось овеянное славой Бородинское сражение. Поутру началась такая канонада, что казалось еще мгновенье и потрясенное небо рухнет на землю. День напролет французы, словно в исступлении атаковали русские позиции, после восьми яростных штурмов противник захватил Багратионовы флеши. Князь Багратион лично повел солдат в контратаку и получил смертельное ранение, над левым крылом русской армии нависла серьезная угроза.

Почуяв близость победы, французы нанесли удар по нашему центру, стараясь вывести из боя батарею генерал-лейтенанта Николая Николаевича Раевского. Невзирая на потуги «европейцев», русская оборона выдержала, в решающий момент боя 

Наполеон отказался бросить в атаку гвардию.

Ночью противники вернулись на исходные позиции, Кутузов приказал отдыхать и набираться сил перед новой схваткой. Однако узнав о том, что каждая из сторон потеряла 40-тысяч солдат, главнокомандующий приказал отступать.

Каждый из полководцев считал себя победителем в Бородинском сражении.

После боя Михаил Илларионович написал письмо супруге и сообщил радостную новость он, слава Богу, жив и здоров, армию сохранил и выиграл у Бонапартия сражение под Москвой.

Заняв позиции западнее столицы, Кутузов собрал военный совет в Филях, генералам предстояло решить: биться с французами на невыгодной позиции, или сдать Первопрестольную неприятелю. После горьких раздумий, главнокомандующий решил, пусть корсиканец займет столицу, Матушка-Москва не подведет, она выпьет из «Grande Armée» все жизненные соки. Армия получила приказ отступать, адъютант главнокомандующего Алексей Степанович Кожухов, слышал, как до самого утра Михаил Илларионович плакал.

Из 270-тысяч жителей в опустевшей Москве осталось не более 10-15-тысяч человек. Французский авангард шел на почтительном расстоянии от русского арьергарда, мы медленно отступали, французы медленно наступали. Никто не стрелял и не атаковал противника, солдаты устали, они мечтали пусть и о непродолжительном, но отдыхе.

Кутузов разбил лагерь на старой Калужской дороге, у села Тарутино перекрыв Наполеону выход к оружейным заводам Тулы, зажиточным Калуге и Брянску и богатым южным губерниям. В Тарутинском лагере армию доукомплектовали, снабдили пушками, боеприпасами и необходимым продовольствием.

Через четыре дня после Бородинской битвы Александр I получил рапорт Кутузова, из него не возможно было понять, победили мы, или проиграли:

[i]«После донесения моего о том, что неприятель 24-го числа производил атаку важными силами на левой фланг нашей армии, 25-е число прошло в том, что он не занимался важными предприятиями, но вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа с рассветом направил все свои силы на левой фланг нашей армии. Сражение было общее и продолжалось до самой ночи. Потеря с обеих сторон велика: урон неприятельской, судя по упорным его атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма нашу превосходить. Войски вашего императорского величества сражались с неимоверною храбростию.