Мишкин остров

командир! — отчеканил партизан.
— Отряд! Отходим! Идем след в след! — скомандовал Евсеев и посмотрел, как Мишка уже ступил на тропу в болоте. — Аккуратней, Миша! Аккуратней!
За мальчишкой сразу шел Арсений, страхуя и прикрывая своим телом маленького проводника. А за ним один за другим пошли бойцы партизанского отряда, доверившие свои жизни местному пацану.
— Я за вами, товарищ командир! — твердо сказал последний боец, престарелый партизан.
Евсеев кивнул, хотя собирался идти замыкающим, и ступил в болото.
Проходя мимо кочки, Мишка смахнул с осколки немецкого зеркальца, выброшенного им не для того чтобы оставить ориентир, а просто потому что толку от осколков уже не было. Да и примета плохая — смотреться в осколки. Как будто может быть что-то страшнее и хуже войны.
Мишка, не останавливаясь, глянул на солнце, быстро оглянулся на отряд. Ком встал у него в горле от того, какая на нем лежала ответственность за жизни этих людей. Он не мог их подвести.
Выстрелы сзади раздавались все реже. Отряд уже прошел часть пути, когда раздался последний взрыв и все стихло.
Мишка торопился. Он шел зло и решительно, втыкая палку, которую подобрал на кромке болота, в дно перед собой.
Пацан глотал слезы, утирал их грязным рукавом, но шел по болоту и вел за собой партизанский отряд, зорко смотря по сторонам. Мишка был собран и внимательно подмечая знакомые ориентиры, делал следующий уверенный шаг.
Ему показалось, что в этот раз путь занял в сотню раз меньше времени. Когда он выбрался на твердую почву острова, глубоко вздохнул, и пропустив вперед Арсения, протянул руку партизану, идущему третьим, за которым шли раненные товарищи и медсестра.
— Все, пацан, отдыхай, — сжал его плечо выбравшийся на сушу молодой боец и протянул руку следующему товарищу. — Спасибо тебе.
— Устал, бедняга? — тяжело дыша, спросил еще один выбравшийся на остров партизан. Он был ранен, и переход дался ему тяжело. Мишка помог ему дойти до сосны и усесться на сухую траву. — Не бедняга я! — огрызнулся мальчишка.  — И не устал я! — буркнул и отошел в сторону.
Он тоже устал, но признаваться в этом не собирался.
Когда на остров ступил Евсеев, солнце уже почти опустилось за горизонт. Командир сел на траву и, сняв сапоги, вылил из них воду. То же самое делали и остальные.
— Арсений! Посты расставь. Остальным сушиться и отдыхать. Костры не разводить. — И, увидев в глазах партизана удивление, добавил, усмехнувшись: — Прав ты, Арсений, без костров не обсушишься. Но что сделать? Остров осмотрим и выставим посты. Мальчишка где? Мишка! — позвал чуть громче.
— Здесь я, — отозвался стоящий недалеко пацан и подошел к капитану.
— Спасибо, парень. Ты настоящий герой. Присаживайся. — Мишка присел рядом с командиром. Тот положил на колени планшет и достал из него карту. — Расскажи, какими ветрами тебя забросило на эти болота. Паша говорил, что ты местный.
— Да, местный я, товарищ командир.
— Давай отставим пока официальность. Зови меня просто дядя Сережа или Сергей Владимирович. Договорились?
— Договорились, — кивнул Мишка и, немного помолчав, собираясь с мыслями, начал тяжелый рассказ о тех событиях, которые ему пришлось пережить, прежде чем он очутился на этом острове первый раз.
— Немцы зашли в поселок в конце августа. — с некоторой тоской в голосе, начал свой рассказ подросток. — И сразу же начали наводить свой «порядок». Сначала согнали всех, и стариков и детей, и женщин на площадь. И зачитали им приказ. За нарушение которого было строгое наказание… — и посмотрел на капитана Евсеева. — Вы, наверное, дядя Сережа поняли, какое наказание?
— Понял Миша, понял, — командир зло сжал губы.
— Потом стали выгонять всех на работы, на строительство разных оборонительных укреплений. Окопы рыть, лес валить. А кому работать? По домам пацаны да девчонки — школьники. Да женщины…
Мишка замолчал, словно что-то вспоминая, и глаза его стали наливаться предательскими слезами. Но он не позволил себе проявить слабость и, глубоко втянув в себя ртом воздух, провел рукой по глазам, убирая влагу с ресниц.
— Да ты, не тушуйся, Мишка. — сказал капитан Евсеев сочувственно, — не прячь слезы. Знаешь, как говорили мудрые? Кто не плакал, тот не жил, — и обнял мальчишку за плечи.
Мишка грустно улыбнулся и продолжил дальше свой невеселый рассказ. Много поведал он командиру о том, что творили захватчики. Как отбирали у местных продукты, обрекая их на голодную смерть. Как выявляли с помощью предателей, а были и такие, патриотов Советской Родины и партизан. Как проводили регистрацию трудоспособных. В списки которых, почти через год оккупации, попал и Мишка. И как потом, по этим спискам, набрали молодежь, чтобы угнать ее в Германию на работы. Как старшие ребята сломали дверь. Как Мишка убегал от преследования и оказался на болоте. И про тяжелый путь через топь рассказал. Про самолет немецкий, мертвого летчика в желтом комбинезоне. Ни о чем не забыл.
— Миша! — капитан посмотрел на мальчишку. — Как ты этот год войны прожил? Как выдержал?
— Как выдержал, спрашиваете? — Мишка крепко сжал кулаки и, низко пустив голову, тихо проговорил, но твердо: — Выдержал. Тяжело было. — И снова посмотрел на капитана. — У меня же… — замолчал и тяжело вздохнул.
— Говори, Миша, говори. — Евсеев внимательно посмотрел на мальчишку, пытаясь понять, что же тот ему не договаривает. — Я слушаю тебя.
— У меня… — Мишка опять на мгновение замолчал, но встретившись взглядом с командиром, кивнул и грустно продолжил? — Маму немцы повесили. За связь с партизанами. И сестру… сестру тоже.
— А ты… — участливо подтолкнул рассказывать дальше командир.
— Меня бабка спрятала. Соседка. Наш дом сожгли фрицы. — Мальчишка поднял взгляд на небо и посмотрел на солнце. На глазах опять выступили слезы. И было непонятно отчего: от заново переживаемых событий или от яркого света. — Когда каратели ушли, я думал в лес уйти или еще куда-нибудь. Но бабка Зоя сказала: «Сиди. В лесу если поймают — еще хуже будет» — и мотнул головой. — Немцы никого не жалеют. Сестре всего пятнадцать лет было.
— Пятнадцать лет… — задумчиво повторил капитан и сжал ладонью небритый подбородок. — У вас там где-то партизанский отряд стоял? — посмотрел он на Мишку.
— Нет. Не было партизанского отряда там никакого. — Мишка встал на ноги. — В лесу красноармейцы были. Из окружения выходили. Трое. Один раненый — ходить не мог совсем. Его у нас на чердаке оставили. Мама лечила его. Кто-то прознал об этом и полицаям в комендатуру донес. Те карателям. Меня дома не было, когда фашисты пришли. Маму сразу арестовали. И сестру. И все… — Мишка опять тяжело вздохнул. Было видно, что эти воспоминания даются ему с трудом. — Казнили их. За связь с партизанами. — И замолчал.
      — Да-а-а, Миша… — покачал головой Евсеев. — Сколько, говоришь, тебе лет? — невесело спросил.
— Двенадцать, — вздохнул тяжело Мишка.
— Двенадцать лет… — тихо повторил командир отряда и поднялся с земли. — Еще жить и жить, — и снова посмотрел на Мишку. — Сколько же вас таких, кому выпало это испытание войной. Ничего, при первой возможности отправим тебя в тыл.
— Я не хочу в тыл. Оставьте меня в отряде. Я уже большой! — Мальчишка вскочил на ноги. — И где этот тыл, дядь Сереж? Где? Ленинград в окружении. Это он, что ли, тыл?
Евсеев положил руку на плечо пацану.
— Ленинград в окружении, но он борется. И он наш тыл. И никогда не сдастся врагу. А оставить тебя в отряде я не могу.
Мальчишка снова присел на траву.
— Вот скажи мне, дядя Сережа, почему такая несправедливость? И за что нам эта война? Столько жизней уже забрала! Я вот учиться хочу, а приходится по болотам бегать… — и замолчал, будто что-то вспомнил.
— Прав ты, Мишка, — кивнул капитан. — Прав. Рано вы повзрослели. Я вот что тебе скажу. Как взрослому. Я тоже всегда думаю об этом. Если ты воин, то воюй с подобными себе, а не с бабами и детишками. Если ты воин, то выйди в чистое поле на честный бой, а не бей исподтишка. Если ты воин, то будь великодушен к противнику, а не издевайся над ним, когда он не может дать сдачи. Но фашист — такой человек, который не может быть честным и великодушным. Фашисты — захватчики, оккупанты, они слабые, потому что дело их подлое. Потому и убивают они женщин и детей издеваются над побежденными. Фашисты — это не воины, а подлые крысы. И мы обязательно их победим. Иначе просто быть не может, Миша.
Евсеев тяжело вздохнул.
— А за что нам это испытание? — Мишка смотрел в глаза командира.
— Любая война — испытание мужества, чести, сплоченности. Оно раскрывает сущность человека. Кто его выдерживает, тот становится героем, а кто слаб, труслив и продажен — тот становится предателем. К сожалению, немало таких. Но предателей нигде не любят: ни те, кого они предают, не те, ради кого… Ладно, Мишка, давай пока закончим этот разговор. Вон и Арсений торопится с чем-то…. — Евсеев хмуро смотрел в сторону густых кустов. — Ты отдыхай, парень. Ты молодец, такой путь почти без отдыха проделал, тропу вспомнил, отряд из окружения вывел. Ты уже герой, Мишка. Горжусь, что такие пацаны в нашей стране есть. — И обратился уже к подошедшему партизану, чем-то сильно взволнованному: — Что случилось?
— Товарищ командир, — Арсений и поправил ремень висевшей на плече винтовки. — Немцы!
***
Замполит с оставшимися добровольцами, которые остались прикрыть отступление партизанского отряда, засели в засаду за стволами деревьев. Они сделали растяжки и ждали, когда покажутся враги и можно будет открыть огонь на поражение.
Наконец, в лесу в отдалении, в той стороне, где остался брошенный лагерь, раздалась громкая немецкая речь. Фашисты не обнаружили убитых партизан и разозлились. Да так, что даже выпустили автоматную очередь.
— Ну, братцы, сейчас эти гниды фашистские будут прочесывать лес. Готовьтесь к бою, патроны беречь, последние оставить для себя. — сказал тихо замполит, выплюнул соломинку. — Двигаться только к минному полю, прикрывать друг друга. Немцы пойдут за нами, а нам больше некуда.
Через некоторое время лающая речь немецких солдат была слышна уже близко, а после и сами они показались на расстоянии выстрелов.
— Огонь! — тихо скомандовал замполит и первый нажал на спусковой крючок.
Автомат в руках отозвался длинной очередью.
И остальные партизаны, залегшие за деревьями, открыли прицельный огонь.
В рядах карателей случилось замешательство, но партизанам хватило этих нескольких секунд, чтобы переместиться за другие деревья.
Так, короткими перебежками, прикрывая друг друга, несколько добровольцев уводили фашистов за собой от отряда все дальше.
Солнца медленно опускалось за горизонт…
4 глава
Капитан Евсеев поднес к глазам бинокль. Довольно-таки большое подразделение карателей стояло у болота в том месте, куда утром собирался совершить второй переход партизанский отряд.
— Посмотри, Арсений! — и капитан передал бинокль своему помощнику. — Что-то они задумали.
— Да, товарищ капитан… — Арсений внимательно смотрел на группу фашистов. — Кажется, идти собираются сюда, к острову. Их там… — и стал шепотом пересчитывать немцев. — Раз. Два. Три… Семнадцать. Восемнадцать. Нас больше, — подвел итог.
— Да они не воевать, наверное, идут. — вдруг раздался тихий голос Мишки.
Капитан Евсеев