Ведоцен и Вонни-Бух

троллями также набили себе брюхо останками убитых, но тролли погнали их самих прочь, поранив брошенными пару раз в туловище и голову камнями. Будь они голоднее или злее, обоим бы наземным животным пришлось разделить участь отчаянно матерившихся «жириков». 

 Раны были неопасными, и оба зверя спокойно пошли дальше. В Ведоцене у всех позвоночных регенерация стала в 15 раз лучше, чем во времена людского голоцена, чтобы переживать раны от острых камней и мелких метеоритов во времена Смертельного Фейерверка, так что надо было раздобыть пропитание на день-два.

Пропитание нашлось быстро: они вышли с другой стороны к большой реке, и проливной дождь снова позволял Пятачку добыть пару среднего размера бубунов ещё с икрой внутри. Вонни Бух дал неспособному плавать товарищу по несчастью остатки трапезы, дополнив её тем, чем не поделился и не поделится ни с кем. Это был потомок асцидии, глазоротик (Ascidia oculustomatus sp.), и он из морского фильтратора стал придонным хищником. Личинки крабоидов для него с мальками и икрой - главная еда.

Название это не случайно: рот примитивного хордового состоит из складывающихся в одно целое лепестков, зубастых изнутри, и при складывании «бутон» напоминает чей-то выпученный глаз. Такая маскировка наравне с ядом отпугивает крупную рыбу, а мелкая дичь думает, что пасть далеко от глаза, на чём и ловится. На самом деле любой глазоротик слеп и ощущает лишь водные колебания с запахом, точно определяя их направление и источник.

В отлив или при нападении ряда хищников он может «закрываться» от воздуха в особой роговой раковине у основание длинного стебля, как двустворчатые моллюски, потомки мидий и беззубок, изобильно живущие на дне всех озёр, рек и морей Ведоцена. Густо они теперь растут на всех глубинах, от почти поверхности около берега до ровно 12-километровой глубочайшей точки Впадины Стоунхенджа, оставшейся на месте Британии после падения на неё самой крупной серии комет в истории Земли. Они вместо кораллов образовали рифы по всему океану Ведоцена.

Пятачок, занявший в Ведоцене нишу вроде свиньи и медведя одновременно, устойчив к любому яду, потому глазоротики и моллюски - 40 % отвсей его еды. Лишь одно животное для него ядовито, и именно оно сейчас в огромном количестве пожирало глазоротиков. Рыба, сугубо донная и крепкая, плоская, как скат, но бронированная со всех сторон, плавала по дну реки и пожирала их вместе с раковиной. Материал раковины рыбе был тоже в пользу, становясь со временем её собственной бронёй, и стая этих рыб оккупировало всё речное дно. Они переговаривались между собой инфразвуком, как бегемоты, хоть и размер был с рысь у бывшего кузовка. Теперь он перебрался и в реки с озёрами, став самой распространённой после бубуна рыбой в истории Земли.

Его яд, тетродоксин, опасен даже для Пятачка, и тот в гневе ретировался, а рыбы высунули из воды плоские морды и триумфально стали голосить звуками, похожими в воздухе на «Иа-Иа-Иа». Рыбка Иа (Ostracon cubicus Ia-Ia). Они глушили всех вокруг и мешали обедать.

Но появилась другая проблема. Намного более опасная: в своём анусе Пятачок ощутил чужеродный объект, и тут же страшная боль от пожираемой заживо изнутри тела прямой кишки заставила Пятачка дико крутиться на месте. Крохотный потомок грызунов, а ныне паразит опаснее вымершей осы-кандиру, волковский аналофаг (Volkovus analophagus). Проникал в задний проход или(и) влагалище крупных животных и пожирал их изнутри, живьём, как упомянутая выше вымершая рыбка. Это почти всегда убивало несчастных жертв зеленоватой остроносой мыши полной потерей крови и сепсисом, ведь прятавшийся в лесу убийца не был стерильным.

И у него было страшное свойство: он нуждался в небольшом количестве кислорода в пользу гликолиза, как, опять же, у давно вымершего кандиру. Страшнее в аналофаге более совершенное, чем обычное, бесполое размножение. Отсутствие вырождения из-за возможного инбридинга и отсутствие необходимости во втором партнёре для размножения делало его «первой ласточкой» выедания всей жертвы заживо потомками первого атакующего. Верховных хищник-паразит позвоночных на суще Ведоцена и одновременно жертва всех лесных и водных крабоидов, надёжно защищённых во всех местах панцирем от его атак, – именно он-она.

Но Пятачок знал, что делать, и тут же нырнул в воду, испражняясь. Потоки кала с кровью выкинули треклятого тонущего от полной нехватки кислорода паразита. В воде он беспомощен и погибает, и ближайшая рыбка Иа радостно прикончила барахтающегося зеленоватого гада. Очередного. Ведь туша старой самки Вонни неделю назад исторгла из себя 1500 таких убийц, а в этом лесу росло мало мешавших их жизнедеятельности лекарственной ягоды Вед (Prunus acsclepius vedus sp.), бывшей сливы. Её яды - природные родентициды, иначе бы грызуны во главе с Пятачком съели бы её.

 Но именно эти яды наравне с мелкими крабоидами, любящими с аппетитом есть мелких животных на обед, вместе миллионы лет спасают крупным животным Ведоцена жизнь. Когда ягоды Вед растут мало из-за расплода прожорливых и любящих сугубо их молодых крабов Жириновского, начинаются эпидемии аналофагов. Убивают они почти всё, до чего могут дотянуться из засады на нижних ветвях молодых деревьев.

Но Пятачок заживлял раны в воде, плавая на манер бегемота, как было не один раз. И даже вой Рыбок Иа не мешал ему. Не до того раненому изнутри зверю, а в голоцене эти раны были бы летальными для всех позвоночных. Хотя голоса рыбки Иа могли нагнать депрессию на любого, кто был рядом с ними. Уж очень мешают обедать!