Любовь после любви

значит, так надо. Я не буду Вас ругать, нет. Я буду всё равно Вас любить, как и прежде. Я подошла к той черте, за которой что-то бесповоротное, наверное, это счастье. Оно будет вечно жить во мне. Я счастлива от того, что Вы во мне оставили часть своей души. А Вы! Я имею в виду Ваше тело. Вы можете уходить в свои дела…
Виктор:
– Почему уходить? – спросил я и встал.
– Почему? – повторила она и тоже встала. – Потому, что я знаю вас, Князев, лучше, чем вы себя. Потому, что вы иногда меня называете другим именем. Потому, что нам так удобно. Потому… Больше не буду продолжать. Всё хорошо.
Она подошла к окну. У меня что-то оборвалось на сердце. Неужели я называл её Лерой? Отвращение к себе ударило в голову. Я сел на диван. Чёрно-зеленая полночь куда-то исчезла. Таня стояла, а её плечи вздрагивали. Я подошёл сзади и обнял, прижал, почувствовав запах её волос.
– Глупая, какая же ты глупая. Да никто мне не нужен, – я чувствую, что закружилась голова, ещё немного, и я могу её потерять.
Вот так глупо. Нет. И я упал от потери внутренних сил головой прямо перед ней на колени. Сколько длилось это состояние, не помню. Я чувствовал, как она повернулась и ласково перебирала пальцами мои волосы, гладила голову. Меня начал одолевать озноб. С её помощью я лёг, накрылся одеялом и заснул.
Утром нас разбудили петухи с монастырского хозяйственного двора. Грудь у меня была открыта, на сердце лежал холодный мокрый компресс. Я лежал полуголый, и Таня тоже, прижавшись, лежала рядом, вся такая тёплая, как грелка. Она не спала, смотрела на меня. Наши глаза встретились.
– Я испугалась за тебя, оказала первую помощь, – виновато произнесла она. – Потом подумала, ты замерзаешь, стала тебя греть собою.
Она протянула руку и подала какой-то настой из трав.
– Выпей, милый, – ласково сказала она и я подчинился. – Это настойка княженики, брусники, клюквы и ещё трав, которые мне дал местный инок. Княженика тебе, Князев, точно поможет!
Таня положила руку мне на лоб и поцеловала.
– Кажется, температура спала. Прошло, всё прошло? – сказала она звенящим высоким голосом. – Что я наделала! Я сделала Вам очень больно.
– Милая моя Танюша, не печалься. Здесь нет твоей вины, всё дело во мне: старые раны души.
Мы обнялись. И всё-таки в эти часы я любил её. Она перепутала все мои мысли, порывы души, все пути, смешала все карты и сказала мне тоже о любви так просто. Я не могу и не смею бороться с этим.
В душе после гибели жены, после расставания с Лерой, возникла пустота. Таня сумела появиться вовремя и заполнить её. Не знаю, что это. Я не знал и до сих пор не знаю себя. Все понятия о мужской любви смешались, и я уже не понимал, что это – желание женщины, любовь или просто уважение.
В жизни всё уходит в вечность. Есть только одно – сегодняшний миг, который больше никогда не повторится: ни в прошлом, ни в будущем. Живу сегодняшним днём. Именно сегодня я вот такой, завтра, возможно, буду другой. Какой? Не знаю… Так бывает. И от себя разного никуда не убежишь, несёшь этот нежный меняющийся груз повсюду. Любишь, ненавидишь, обижаешься на что-то, прощаешь, и снова летишь, куда ведут твои кочующие, как облака, мысли и чувства.
Я прижал её к себе крепче, она поддалась, прильнула навстречу всем телом, и мы забылись в объятиях на несколько минут, или на несколько часов, а может быть, на двадцать лет, как тогда, после школы.
Когда я снова проснулся, было уже совсем светло. И я подумал: всё равно жизнь прекрасна, мучительна, но всё же, в конце концов, так порой непонятна. Вот сейчас тебе хорошо, а что будет завтра, послезавтра… Русский человек живет надеждой, верой и любовью, ну, ещё немного на авось. Авось пронесёт, и всё будет хорошо! Слюбится, стерпится, с… Она продолжала заботиться обо мне, зная, что я не могу быть в комнате без кислорода:
– Я приоткрою окно, нужно проветрить. Но только на 15 минут, а то простудишься!
– Мне приятна твоя забота. Я что-то продрог!
– Может, Вам чаю?!
– Да, пожалуй, чаю. А, может, коньячку? Да, лучше чаю и коньячку, – я улыбнулся в ответ на её улыбку, и она налила и того, и другого.
Автор:
Днём пошли бродить по окаменелому острову.  Они пробирались между карликовыми соснами, вспугивали каких-то крупных гнездящихся птиц. Их крик, тревожный и дикий, тонул в медлительной монашеской тишине. Кругом валялись камни. Иногда Виктор останавливался, подавал Тане руку, и она карабкалась на валуны. Вековая тишь стояла под чёрным небом, и было слышно только, как шуршал под ногами песок. Молчал камень на острове Валаам, отзвенев своё время серьгою у Бога в ухе.
Как только здесь люди живут? Но монахи имели на хоздворе всё: огород, домашних животных и даже разводили в чистом пруду карпа и карасей. Электричество вырабатывал мощный генератор, а столбы для проводов не зарывались в гранитную почву острова, а обкладывались камнями, которые подпирали их со всех сторон.
Виктор:
Дыша этим сильным воздухом намоленного места и Ладоги, мы незаметно стали похожи и легко понимали друг друга. Однако меня пробирал озноб. Татьяна взяла мою холодную руку и спрятала у себя на груди. Моя рука почувствовала тепло женского тела и тихо вздрагивала от ее дыхания.
Было необычно смотреть на островную нелёгкую жизнь мужского населения монастыря. Однако благоустроенную, спокойную, совсем не мирскую, в молитвах, в послушании, но в борьбе за наши неспокойные мирские души. Я бы так не смог.
Может быть, поэтому мы грешим и едем замаливать к ним свою непростую жизнь – жизнь по правилам и без правил. Выпросили прощение и снова возвращаемся к обычной грешной жизни, порой совершая те же старые ошибки. Может быть, потому, что человек так устроен: жить привычками, гормонами, традициями предков, порой в праведной работе, а порой в забавах и удовольствиях.
Мы ищем избавление от вредных привычек и пороков где-то, вместо того чтобы изменить себя внутри, своё отношение, свои правила, возможно, в масштабах даже государства. Надо жить, двигаться вперёд, эволюционировать.
Кругом блестела, переливаясь серебром, вода, на взгляд, бескрайней Ладоги. Мы сидели на камешках у берега и оба смотрели в завораживающую, дающую некую надежду, водную, волнующую, самую большую стихию земли. Каждый думал о своём, о своём и нашем общем будущем, в надежде на счастливую жизнь. Казалось, что вот теперь, после священной земли Валаама, мы обретём вместе жизнь, понимание, некую родственную связь, как тогда за одной партой обрели встречу, прикосновение нашей ауры в одно целое, но непостоянное, ещё некрепкое, неумелое.
В озере, похожем на море, поблёскивало холодное небо.
Прозрачная поверхность огромного водоёма отражала облака, как будто рвала белую, как снег, вату, к нашим израненным душам. А мудрец монастырь будто говорил нам, мол, приложите, промокнИте грусть-тоску и живите дальше…
Я вернусь, я ещё непременно вернусь сюда, пусть, хотя бы, дождём или выпавшим снегом. Мы уезжали в Питер тем же путём, а оттуда – в Москву.
– Мне что-то нездоровится, – сказал я Татьяне на вокзале. – Я позвоню тебе вечером. Голова трещит от этих сквозняков.
– Я тебя отпускаю, – она, словно что-то понимала. – Конечно, тебе надо побыть одному. Помни, если что, я всегда буду рядом.
Она всё-таки поймала, разглядела неуверенность в моих чувствах. Как это тонко, как чутко с её стороны. Какой же я медведь, какой идиот, эгоист. Как я мог, вот так, без продолжения отношений, а лишь на время, когда мне было тяжело. А она?! Она пришла на помощь, теперь ей нелегко. А что я могу для неё сделать? Только лишь удалиться. С глаз долой.
– Ты обиделась, – я дотронулся до её плеча.
– Нет.
– Сильно?
– Да.
Она взяла мою руку и поцеловала, мягко сжала и погладила.
– Ты устал, – она произнесла первое «ты», печальное, какое-то материнское. – Отдохни, милый.
Она отстранилась и внимательно посмотрела мне в глаза. Я посадил её в подъехавшую машину.
Такси отъехало, она оглянулась в открытое окно, и мне показалось, что на глазах у неё слёзы. В комнате я с раздражением открыл окна, вымылся холодной водой и лёг. Всю ночь я не спал, забылся только к утру.
Мне почему-то стало все ясно – над всей моей жизнью пройдёт эта любовь, как материнская ласка. Я еще никогда так бережливо не слушал свою разумную плоть.
«Она, конечно же, любит меня, – подумал я о Тане. – Но это что-то бОльшее, материнское. Даже не могу подобрать это слово. Такими женщинами надо только дорожить».
Где-то у психологов я читал, что существуют кармические матери, то есть из прошлой жизни, там, когда-то, она была действительно твоей матерью. А в этой жизни таким женщинам выпадает слепая доля: встретившись, продолжает вести себя так же, словно мы не уходили, и я остался её шаловливым сыном, которому она продолжает прощать всё и любит тебя, как мать, с какой-то безусловной любовью.
Возможно, что я долго не мог перейти рубикон из-за того, что она, как в «Онегине», первой заявила о любви ко мне, а не я: «Я к вам пишу – чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать… Вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой; я знаю, ты мне послан богом, до гроба ты хранитель мой…»
Но девушка не должна первой сознаваться и притягивать это чувство у мужчины. Лучшее доказательство любви – это блеск в её глазах, сияющая улыбка и внимание. Так думал я тогда.
Другое дело – Лера. Я как баран бьюсь лбом в ворота, а они то открываются, то закрываются, и ты опять у разбитого корыта с выпученными глазами. Охота продолжается, дичь умело ускользала, егерь ничего не понимал в следах, в преследовании. Если такая погоня будет всю жизнь, то пошлю всё это к чёртовой матери.
Я встал и принял рюмку абсента. Стало тепло внутри, и это тепло приятно расползлось по всему телу. Послал смс: «Милая Танюша, приеду к обеду. Мне стало лучше».
Утренняя сырость пропитывала тело, хотелось горячего чаю или кофе, женского тепла, уютных комнат.
На тумбочке лежала раскрытая книга, которую листал, видимо, перед сном. Я прочёл, как сонет Шекспира:
Любовь ни в чём не ведает преград,
Ей не страшны ни время, ни измена.
Слиянью двух сердец всегда я рад,
Прекрасны узы сладостного плена.
Смысл нашей жизни заключён в любви.
Она – маяк, звезда на небосводе.
Она – огонь, пылающий в крови.
Она – луч света в чёрной непогоде…
Я сел к столу и заново переписал весь сонет себе в тетрадь: всю жизнь собираю умные высказывания, стихи и удачные метафоры. А здесь – подсказка к сегодняшнему дню. Это знак судьбы!
Я брёл по улице и думал: «Какой же я дурак, что пользуюсь её любовью. Об такого можно душу поранить. Значит, сам я не способен на выход из грустного этапа жизни, чёрного затянувшегося тупика? Правильно говорят, что мужики – слабаки. Им нужна женская материнская