Сезон неожиданностей

За окном экзальтированно подвывала метель, то швыряя в стекло охапки снежинок, то пытаясь оторвать от асфальта замаскированные под сугробы машины. Глядя на мешанину снега в темноте за окном, я в очередной раз порадовался, что моя смена на "скорой" уже закончилась. Пальцы грела кружка с только что сваренным кофе, а нос так и норовил залезть поближе к огненной жидкости, чтоб не упустить ни грамма ароматного пара. Да-да, кофе – моя слабость. Есть в нём какая-то магия уюта, которая даже такой ненастный вечер превращает в сказку.
— Уууууууууууууу! – в очередной раз взвыла метель. Здесь, на седьмом этаже она стонала особенно громко и заунывно, но кофе может справиться и не с таким! Маленький глоток прокатывается по языку, оставляя за собой приятную горчинку с ноткой тёмного шоколада. Ещё один глоток заставил меня закашляться и чуть не выронить кружку: в окно постучали.

Отставив недопитый кофе, я выпутался из объятий пледа и кресла и подкрался к окну. Надежда что мне показалось ещё не смылась, высокомерно хмыкнув и задрав нос (или что там бывает у надежды?). Ещё один робкий стук спугнул её, как окрик "брысь!" кошку. Я решительно (не такое видали!) отдёрнул штору и выпучил глаза: в сугробике, наметённом на отлив окна стоял мужичок в ярко-зелёной шубейке. Он мял в руках шапку, переминался с ноги на ногу, а стоило приоткрыть окно откашлялся и жалостливо затянул, глядя куда-то себе под ноги:
— Помогите люди добрые кто чем может! Сами мы не местные, погорельцы-страдальцы. От поезда отстали... Короче, дайте водички попить, а то так кушать хочется, что аж переночевать негде. Ой... – В это момент он поднял, наконец, на меня глаза. – А Хозяин где? 
— Я за него. Заходи, гость неведомый, так и быть, водицы плесну тебе в мисочку. Не бойся, не укушу.
— Вот ещё, – фыркнул мужичок, стряхивая снег с пышной шевелюры, – мы и сами кого хошь покусаем.
— И много вас таких, кусачих? – поинтересовался я, когда гость перебрался с улицы на подоконник.
— Один я остался. Сиротинушка неприкаянный, – шмыгнул носом чудик. Шубейка его тут же закапала растаявшими от тепла снежинками. Я уж было хотел предложить ему скинуть не по-зимнему яркую одёжку, как вдруг до меня дошло, что это не мех такой, крашеный в цвет молодой весенней травы, а сама трава и есть – яркая, сочная, ни чуть не пострадавшая от мороза и метели.
— А ты кто ж такой будешь? – ну да, сглупил, сначала впустил в дом неведомо кого, а потом интересуюсь.
— Ауки мы лесные, – приосанился мужичок, – испокон около Леших проживали.
— А сейчас чего тогда бродишь по городам? – ещё больше удивился я.
— Срубили лес наш, – гость закручинился, уселся на подоконник, пристроив ноги к горячей батарее, – подчистую изничтожили. А Леший вовсе на чужбину подался. Эмигрировал. Ну как эмигрировал... Когда последнюю сосёнку срубили, да на экспорт (так ироды-губители баяли) поволокли, он, горемычный, за неё ухватился, всё отдавать не хотел. Вот вместе с ним и экспортировали.

За беседой мы переместились на кухню. Аука отогрелся, залил пол целой лужей талой воды и так алчно стал принюхиваться к пирожковым запахам, что пришлось вспоминать законы гостеприимства, потчевать гостя свежей выпечкой и отпаивать горячим чаем. Там нас и застало чудо-юдо подкроватное, откликающееся на имя Чудь.
— Кто это тут мои пироги уминает так, что аж треск за ушами стоит? – Чудь сложил мохнатые лапы на груди и, вздёрнув лиловую бровь, разглядывал зелёного сиротинушку.
— Ох-ти, батюшки! – застигнутый врасплох аука всплеснул руками и рухнул со стула. Приземлился с грохотом на пол уже крупный замшелый булыжник. 

Чудь посверлил булыжник взглядом, к чему тот остался безучастен, после чего сцапал со стола ополовиненное блюдо с пирогами и потопал восвояси. На пороге кухни он всё-таки не выдержал:
— Вот вечно ты, Константин, в какие-то авантюры ввязываешься! – покачал осуждающе головой и скрылся с добычей в пыльном логове подкроватья.
— Чудище ушло? – скинувший окаменение, аука лежал всё там же на полу в позе эмбриона, прикрыв глаза ладонями. И вроде шептал он негромко, но...
— Я всё слышу! – недовольно рыкнул Чудь в ответ. – И вообще, сам ты ОНО!!! – после чего эмоционально зачавкал пирожком.

Утро встретило нас темнотой. Бестолку пощёлкав выключателями во всей квартире, я осознал, что "кина не будет – электричество кончилось". Сунулся было свечи поискать, как в сонном мозгу проснулись извилины и потребовали открыть шторы. Вид за окном не радовал. Да и чего бы он стал радовать, если его не было? Причём совершенно обоснованно не было: так и на утихшая ночью метель залепила стёкла сверху донизу. Пока я отдирал (по другому не скажешь) сугробы от стёкол, успел выстудидь всю квартиру так, что зуб на зуб не попадал. Даже Чудь вылез из под кровати и пришёл уточнять причину ледникового периода, да так и застыл в дверях удивлённо выпучив глаза и трепеща на сквозняке пушистым лиловым мехом.
— Это чего? – хрипло каркнул он наконец.
— Окна залепило, чищу. Чего непонятного? 
— Да нет же! ЭТО чего? – вот тут уже удивился я. Чудь стоял посреди комнаты и разглядывал пол так, будто там вдруг сокровища Атлантиды возникли из воздуха! Ну намело немного снега, пока я по пояс в окне торчал, подумаешь невидаль какая! Я фыркнул, про себя обозвав Чудика педантом, как вдруг тоже замер: залетавшие из всё ещё распахнутого окна снежинки укладывались на паркет не абы как, а в каком-то им одним известном порядке, образуя не то узор, не то картину.
— Ну нифига себе чудеса! Чудь, это что такое? – подкроватник укоризненно покосился на меня, но промолчал.
— А ждёть тебя, мил человек, дорога дальняя, – раздался грозный голос со всех сторон разом, – идтить тебе тропами не торными, да лесами дремучими. Тридцать сапогов истоптать, да тридцать хлебов изгрызть... Ну и дальше там по тексту, – закруглил речь голос уже совсем другим тоном.
— А? – хором с Чудем поинтересовались мы у потолка.
— Чо непонятного-то? – удивился вынырнувший из-за тумбочки аука. – Говорю, карту перерисовывай пошибче, пока не потаяла, да в путь манатки собирай. Неча рассиживаться, когда отечество в тревоге!

Ничего перерисовывать я, конечно, не стал – нашли дурака! – я просто сфотографировал странный узор из снежинок на полу. Аука утверждал, что это карта. Нууууу, может и так. Там видно будет. Чудь всё утро ворчал, что со мной вечно какие-то истории приключаются, что шило в... хм... организме сидеть на попе ровно не даёт и прочее в том же духе. Но узелок между тем собирал. А я что? Я ничего! Привратник я, в конце концов, или кто? Одно ясно: пока не разберусь что это и куда меня опять отправляют – с места не сдвинусь! Только я так подумал, как распахнулась входная дверь, возле которой я и стоял, уперев руки в бока и генеральским оком окидывая поле сборов. Дверь со всего маху наподдала мне по тылам не то что сдвинув с места, а сметя из прихожей напрочь. На пороге стояла сердитая Яшка, с зажатым подмышкой крупным рыжим котом офигевшей наружности.
— Всё, – прогрохотала Яшка, тряся кота за шкирку, – моё терпение лопнуло! Депортирую этого блохастого вредителя из своих владений без права въезда!
— Да что я сделал-то? – возмутился в ответ кот Баюн и вывернулся из цепких рук моей сестрицы.
— Ты ещё спрашиваешь???? А кто сожрал образцы притирок, румян и помады, которые я для курсовой по косметическим средствам Древней Греции составила? Я все выходные над ними корпела! Это тебе не ширпотреб современный, а натуральный продукт! Кто, я тебя спрашиваю?
— А, так это кремы были, – слегка смутился кот. — Но, знаешь, очень даже вкусно вышло! Запиши мне потом рецептик того... в зелёной миске.
— Ах вкусно?! – сестрица уперла руки в бока и, гневно раздувая ноздри, выдала рецептик. — Записывай: тридцать грамм высушенных толчёных клопов, пятьдесят грамм свиного топленого жира... – Дальше она продолжить не успела, наш убежденный вегетарианец в кошачьей шкуре по-жабьи раздул щёки, зажал пасть лапами и рванул в уборную, едва не сшибив по пути Чудя. Яшка оглядела перевёрнутую с ног на голову квартиру и задала вполне закономерный вопрос:
— А что это вы тут делаете?

— Да куда ты лезешь? Отползай вправо и не мешай мне разбираться! – пыхтела Яшка, отпихивая Чудя от разложенной на полу карты. Для удобства и беспрепятственного доступа всех желающих пришлось её распечатать и теперь мы пытались собрать на полу пазл из россыпи получившихся листиков в единую картину. Ползали уже минут пять, но пока безуспешно. Закончилось всё тем, что Чудь психанул, щёлкнул когтями, листики засветились фиолетовым и как живые поползли друг другу, по пути перетасовываясь. Секунда, и вот уже они срослись в одно большое неразрывное полотно.
— А сразу так сделать не мог? – возмутился я, потирая оттоптанную Яшкой руку.
— Я не ожидал, что у вас прогрессирующий геометрический кретинизм! – пропыхтел подкроватник.
— Эй! Я врач, между прочим, а не инженер! – нет, ну правда, что за наезды такие! Чудь фыркнул, но отвечать не стал. Аука снова где-то затихорился, Баюн возлежал в кресле с видом смертельно больного, мокрым полотенцем на голове и пустой миской в лапах, а Яшка ползала вокруг карты и хмыкала куда-то в глубины вселенной.
— Хм, – хмыкнула она уже на меня, – Кот, а вот этот рисуночек тебе ничего не напоминает? – и ткнула пальцем в какие-то завитушки на краю полотна. Я и так, и эдак приглядывался, закрывал поочерёдно то левый, то правый глаз, прищуривался... Короче, ничего я там не разглядел, о чём и помотал головой. – Это ж прям план твоей спальни! – продолжила Марьяна. – Гляди: вот шкаф, – она ткнула ногтем в прямоугольник с краю, – вот стол, окно, даже – гляди-ка! – тапки твои валяются в разных местах, а вот кровать с мощным крестиком поверх.
  Я пригляделся ещё раз. Действительно похоже. Всей толпой (даже потравленный свиным жиром в помаде вегетарианец) рванули в мою комнату. Как и было нарисовано на карте, тапки обнаружились на своих местах: один под батареей, второй в противоположном углу под шкафом. Никакого крестика на кровати не было, но вот из под самой кроватью виднелось какое-то странное свечение. Яшка полезла было узнать что это, но уперлась лбом в лапы Чудя.
— Эээээээ... А там ничего нету, – объяснил он нам.
— А светится что? Ты себе электричество провел под кровать, или лучиной перебираешься? – хмыкнула в ответ Марьяна, и нырнула в пыльную темноту подкроватья. – Ага! – возрадовалась она тут же. – А это что такое? – секунду провозившись, Яшка выволокла пред наши ясные очи металлическое блюдо, по которому нарезало круги знакомое волшебное яблочко. – Как тебе не стыдно? Ведь просили же оставить тарелочку за гранью!
— Вот ещё, брошу я такую нужную в хозяйстве вещь где ни попадя! Ишь чего удумала!
— Да зачем она тебе сдалась здесь? – не выдержал уже я.
— Кино смотреть, – отрезал Чудь. Яшка тряхнула блюдом как аргументом, собираясь продолжить обвинительную речь, но яблочко перешло на другую дорожку, середина блюда мигнула и...
— ... новости. Наш корреспондент зарегистрировал подозрительную активность среди кромешников, – азартно вещала из блюда зеленоволосая дамочка с микрофоном. – Выходцев из Нави всё чаще можно встретить среди обитателей Яви. Если скорость их