Лёня Кора

 Первый раз на Валдай нас вывез мой дальний родственник. У нас с ним был один пращур, похороненный в Новодевичьем монастыре, генерал от инфантерии, лежащий под большим мраморным параллелепипедом с барельефом и двумя рыцарями, сидящими наверху. Герб и портрет генерала были весьма внушительными, недаром Димка мне говорил, что я похожа на памятник.

Я только что сделала операцию кошке Дусе, она не могла разродиться последним котёнком, но родственник сказал, что из-за кошки задерживаться не станет, как наметили, так и поедем. Дуся лежала в коробке из-под обуви, девочки держали её на руках, собака Тигра сидела вместе со мной на переднем сидении, придавливая меня своей огромной башкой, сверху над нами к багажнику была прикручена наша двуспальная деревянная кровать, разобранная на доски.
Все остальные звери были рассажены по переноскам и мяукали в унисон с девчонками.

Я переживала из-за Дуси, это была милая шиншилловая кошечка, я просила приятельницу взять её до выздоровления, но она сказала, что ни за какие деньги у неё не будет чужих больных кошек. Можно подумать, что её кошки никогда не болели, и Дуся была ей не родная. У неё же я эту кошку и купила. Да ладно, особо и не надеялась. Но тут вилы: из-за Дуси мы остались бы в Москве на всё лето и тогда неизвестно, что было бы с купленным без документов домом.

Однако Дуся умерла в дороге. Мы схоронили её в лесу. Было жарко, кошку растрясло в машине. Уколы антибиотика не помогли.
Игорь торопил, у него дома остались жена и маленькая дочка, а тут мы со своими несчастьями. Но доехали, и я впервые увидела свою покупку – кривобокую избушку на курьих ножках - целиком. Она стояла на отшибе, как и положено ведьминому дому, как окрестила его Катя.

Напротив была библиотека, что весьма всех нас обрадовало. Игорь собрал кровать, пообедал, чем Бог послал, и уехал в Москву, а мы стали мыть и чистить наше неказистое пристанище. К нам заглянула библиотекарша, молодая полная женщина с добрым лицом, спросила, не надо ли чего, я узнала у неё расписание автобусов до Фирово, расписание состояло всего из трёх пунктов – утро, день и вечер, а девчонки побежали записываться в библиотеку, благо она была буквально дверь в дверь через лужайку.

На следующее утро я закрыла собаку и кошек в избе, взяла девчонок и заспешила на автобус. На остановке никого не было, к нам подгребла старушка с костылём и спросила, не надо ли картошки.
- Надо, я возьму ведро.
- Тогда пойдём со мной.
- А автобус?
- Пускай девочки скажут водителю, мол, мать сейчас придёт, тут рядом!

Я метнулась за картошкой, - всё не переть из посёлка, - и вернулась на остановку. Автобус опаздывал, а моих детей, сидя на травке, развлекал какой-то мужик, и все они весело смеялись. Я напряглась, готовая вцепиться в незнакомца, но он повернулся ко мне лицом, и я увидела… себя. Он остановился на полуслове, однако его радостная физиономия продолжала говорить:
- Вот он я, не волнуйся, всё хорошо, девочки под присмотром.
- Будем знакомы, - Лёня, - продолжил он вслух, - у меня в Питере двое пацанов такого же возраста. Вы не переживайте, мы тут шабашим на стройке, я помогу Вам, чем смогу.
Глаза Лёни продолжали смеяться, Катя и Женя явно ему симпатизировали, а Катерине редко кто-то нравился, да и я не увидела перед собой то, чего боялась всю жизнь.

Лёня помог нам с покупками, таская свои и наши сумки. На обратном пути он оставил нас на автостанции, чтобы сходить за пивом, и ко мне начали приставать два алкаша, которых Лёня распугал криком:
- Отойдите от моей жены, морду набью!
- Извини, перешёл он на «ты», по-другому они бы не поняли. Здесь люди простые, им надо всё объяснять без прелюдий.

В автобусе он рассказал, что до перестройки работал в горкоме, половину рассказа я, разумеется, пропустила мимо ушей, мне и половины хватило, зато после не удивлялась, что Лёня постоянно поёт комсомольские песни. Раздолбай он был ещё тот. Пообедав с нами, Лёня скрылся за дорожной пылью, забрав свои харчи, закупленные в Фирово:
- Меня мужики ждут, пошёл я, спасибо за гостеприимство, я ещё загляну, если не возражаете.
Мы не возражали, наоборот, с появлением Лёни почувствовали себя в незнакомом месте более уверенно.

Лёня стал захаживать на щи, рассказывал смешные байки, приносил нам грибы, и я долго выпытывала у него подходы к лесу, так как, чтобы войти в чащу, надо было знать тропинки. Лес на Валдае суровый, в нём заблудиться ничего не стоит, а библиотекарша Верочка говорила, что как-то собирала малину вместе с медведем, думая, что через кусты пыхтит соседский тракторист.

Однажды Лёня предложил мне пойти с ним за мёдом на дальний хутор. В те времена для меня пятнадцать километров туда-обратно было не расстояние, и я согласилась. Мы взяли пару трёхлитровых банок и под комсомольские песни прошагали семь с половиной километров за полтора часа. Тропа была протоптана рыбаками, так как на середине пути лежало одно из тринадцати окрестных озёр, знаменитое своей ледяной водой, оно так и называлось «Холодное». Я не боялась оставлять девочек с библиотекаршей и собакой, деревня была тихая, правда, в ней обретались беженцы из Чечни, но они были чьими-то родственниками, им-то Лёня со товарищи как раз и строили магазин, разбирая колхозные коровники.

Надо сказать, что Ходуново когда-то было богатой деревней: две маслобойни, три рыбзавода, не считая артелей и артелок. Но всё порушили перестроечные годы, мужики начали пить, погорели дома, торчащие тут и там, словно гнилые зубы, да, что говорить, вы всё и без меня знаете. Я и то «прикупила» бывшую школьную столовую.

И вот, наконец, мы увидели хутор в маленькой лощине: он лежал, как на ладони, зажатый холмами. Я сказала Лёне, что отдохну на бугре, пока он будет выпрашивать мёд, и растянулась на травке. Я почти задремала, когда услышала:
- Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеееры, дети рабочих, вставай, мамаша, труба зовёт!
Я взяла у Лёни одну банку, и мы двинулись в обратный путь. Мёд сверкал, как янтарь, я открыла пластмассовую крышку и сделала большой глоток. Ах, какая прелесть этот свежеоткачанный мёд! Хвала пчелиным богам, что у меня есть возможность насладиться душистым разнотравьем из четырёхкиллограмовой посудины. Нам хватит этого надолго.

Через некоторое время впереди засияла водная гладь Холодного озера. Лёня сунул мне свой мёд и на ходу начал стаскивать с себя футболку, - и впрямь было так жарко, что мы обливались потом, а я ещё мёда выпила. Но оказалось, что тренировочные штаны Лёне тоже мешают, он остановился, а я прошла вперёд и услышала за спиной характерный плеск воды. Лёня, побросав одежду на берегу, нырнул в озеро. Нести обе банки было тяжело, но и караулить Лёню у озера я не посчитала нужным, и вдруг за моей спиной послышались отборный мат и поспешный топот.
- Надо же, он и так умеет, - мелькнуло у меня в голове, - уж не медведя ли он встретил?
Лёня на форсаже промчался мимо и скрылся за деревьями, а я, ничего не понимая, от волнения прибавила шагу, но догнала комсомольского вожака только на опушке леса.

- Что случилось?
- Ну, ты и зараза, не могла посмотреть, куда я кидаю одежду?
- Объясни толком и хватит материться, уши вянут. Я испугалась, думала, медведь.
- Да я же штаны бросил на муравейник, а там муравьи с мизинец, они мне все яйца обгрызли! Чего ты ржёшь, тут плакать надо!
- Это пусть твоя жена плачет, а я пёрла восемь с лишним килограмм по твоей милости, скажи спасибо.

В тот день Лёня с друзьями напился, купил у кого-то лошадь и привязал к нашему окну, зацепив сбрую за резной наличник. Утром мы с девчонками проснулись, увидели коня и пошли искать его хозяина, думая, что кто-то подшутил, но крестьяне объяснили, что скотина теперь наша и за неё «уплочено». Катя заявила, что поедет на лошади в Москву, а жить она будет у нас на балконе, однако мне было не до смеха.

Через дорогу от нас жили два пенсионера – Михаил Кириллович и Зинаида Степановна, сами они были из Питера и приезжали в деревню на лето, Зинаида была старше мужа на двадцать лет и попервоначалу ревновала меня к нему, но после того, как я спасла их поросёнка, удалив жировик у него на шее, смягчилась и прониклась уважением.
- Ты сходи к почтарке, она наверняка знает, чья это лошадь. Ну и знакомый у тебя, чудак человек, на мясо он вам её подарил, что ли.
- Да мы мало знакомы, мне кажется, что у него исключительно после возлияний душа такая широкая, всё же двое детей, а он лошадей покупает, наверное, уже пожалел.

Я нашла хозяина коня, наказав вернуть деньги Лёне. Но это было только начало, дальше случилось то, чего я даже предположить не могла, хотя… Кто их, этих комсомольских вожаков ведает.
Кстати, пока я бродила вместе с конём по деревне, местный рыбак, который удил рыбу в стороне от того места, где Лёня нырнул в озеро, сказал мне, чтобы я предупредила отчаянного ныряльщика, мол, озеро Холодное имеет двойное дно, то есть, буквально в двух метрах от поверхности лежит ледяной пласт с чарусами, попав в одну из них, можно уже не вынырнуть. Чудные дела твои, Господи, смешались в моей голове кони и люди…

Но тут навестить детей приехал Иванов.
 Не было, не было, и вот опять…

2.

Сказать, что я была удивлена, значит, не сказать ничего. Интересно, зачем всё же Иванов пожаловал, мне и в голову не могло прийти, что он был отправлен сожительницей для инспектирования моих владений, ведь мы не были разведены. Это после покушения на квартиру в Саввинском до меня дошло, что Ивановское бескорыстие продлится исключительно до совершеннолетия детей…

Девочки обрадовались: «Папа приехал!». Иванов шевелил усами, ощупывая наши облупленные стены: «Могла бы обои поклеить!»
- А мне и так неплохо, - ответила я, - не дворец, но ты можешь поклеить, мы тебе спасибо скажем.

Я решила прогуляться с собакой, оставив девчонок пообщаться с папашей, и отправилась на холмы за деревней, оттуда было хорошо смотреть на облака. Они бежали с сумасшедшей скоростью, как будто их кто-то подгонял, принимая разные формы, в которых угадывалась даже круглая физиономия моего супружника, знакомая до боли, то анфас, то в профиль, или это из меня выплёскивалось недоумение: приехать за четыреста километров на своих двоих? Неужели он начал совершать подвиги?

Я лежала на холме и думала о вечности, в которой моя, ничего не значащая для вечности жизнь, тонула крошечной песчинкой из песочных часов. Сколько мне отпущено этой маяты, я не знала, единственным светлым пятном на моей биографии была любовь к детям и Димке, оставленном в Москве, мне очень его не хватало. Я не надеялась на «они жили долго и счастливо, и умерли в один день», вернее, даже не мечтала об этом, всё было по воде вилами писано, и от того тревожно. Слишком большая разница в возрасте, слишком много противников нашей близости.

«Не нравится, пройди мимо» - не для нашей страны советов, здесь все тебя поучают и требуют высоких моральных качеств, сами являясь далеко не безупречными. Такова природа мутантов, полученных с помощью социалистической селекции. Я бы даже назвала это сепарированием. Большинство живёт с оглядкой, - как бы кто чего не подумал, раздвоение души – это такая мелочь по сравнению с мировой бесконечностью. На работе я - человек паук, а дома - свинья свиньёй…

Собственно,