Лёня Кора

Иванов как раз такой, а я на его фоне - стерва и ничтожество, ведь могу без сомнений сказать в глаза, кто есть кто, и кинуться убивать насильника в то время, как все стоят и этого насильника подбадривают своими советами.

Часы, встроенные в мою голову, просигналили полдень, и я решила вернуться домой. По дороге мне попалась яма, оставшаяся от дома и фундамента. В ней было полно гнилушек, сплошь покрытых опятами. Разве я могла это пропустить! Скатившись в яму, как в воронку, от этих грустных мыслей, я стала собирать грибы. Никакой посудины или пакета у меня не было, и я складывала опята в подол своей длинной юбки. Вот как-то с детства я не очень люблю штаны и брюки, практически их не ношу, если только в дорогу или поход надеваю, к тому же, комары юбок не прокусывают, попробуйте сами.

Набрав грибов вполне себе изрядно, я увидела, что выбраться из ямы мне будет очень проблематично, и потому, одной рукой держа подол, другой я взялась за собачий хвост и скомандовала Тигре «вперёд», она вытянула меня наверх. Представив эту картину со стороны, я засмеялась. Хорошо, когда рядом нет дураков, не способных оценить комичность ситуации, но и пройти по деревне с задранным подолом – тоже та ещё история.

На моё счастье центральная улица была пустынна. Мне навстречу попалась открытая полуторка, из которой торчало сено. Почему-то я вспомнила Лёню, и одновременно на память пришёл не совсем приличный анекдот про несуна из Курчатника:
мужик проглотил кусочек урановой руды для тёщи, которая шпыняла его за то, что все воруют, а он нет.
- Я же работаю с ураном, и у нас строгий контроль!
- Ну и что, кто на чём сидит, тот то и несёт. Нам всё сгодится. Хоть в рот себе засунь, а принеси.
- Ладно, вынесу я Вам кусок руды!
И на другой день он проглотил маленький фрагмент того, что называется 239 92.  Мужика ждут дома, его нет, жена с тёщей пошли к институту.

И вот открываются ворота Курчатника, и из них медленно выезжает грузовик. Оказалось, что мужик пукнул и целиком разнёс производственный цех, а теперь его за город везут, чтобы он мог покакать… Правда, рассказывали этот анекдот более выразительно, используя не такие нежные слова, как я.

У дома толклись алкаши. Это была многодетная пара. Тощая женщина с огромным беременным пузом и скособоченный мужичок в кепи о чём-то оживлённо разговаривали с Ивановым. Он возвышался над ними благородной скалой из розового мрамора. Парочку эту все знали, они нигде не работали, пили, плодились и размножались, их детей подкармливала вся деревня.

- Я дал им четыреста рублей, чтобы они построили тебе забор вокруг дома.
Иванов, похоже, решил вложиться в совместно нажитое имущество.
- Нам на эти деньги можно было бы месяц прожить! Зачем нам забор? Это же алкаши, они пропьют деньги.
- Ты, Тима, глупая женщина, это тебе нельзя денег в руки давать.
 

Как будто это не он проигрывал в карты всю свою зарплату и клянчил у матери на хлеб. Я фигею, дорогая редакция! Мне хотелось плакать. Я села разбирать грибы и уже в который раз пыталась побороть в себе брезгливые чувства к розовому мраморному чуду. Иванов уехал на вечернем автобусе. Я вздохнула с облегчением.

А на следующий день в нашу дверь поскреблась многодетная парочка.
- Дай нам двести рублей, твой приятель дома у нас лежит и жрать просит.
- Вы мне лучше верните те четыреста рублей, которые взяли вчера на строительство забора.
- Это не ты нам дала!
- Валите отсюда оба, пока я собаку не натравила!

Я минуту поколебалась и двинулась следом за парочкой, чтобы убедиться в том, что они говорили именно о Лёне. Таки да, Лёня лежал в грязной комнатухе на железной кровати, покрытой матрацем неопределённого цвета. Он был в плачевном состоянии. Рядом с кроватью стояло ведро с мочой. Вонь была ужасная.

Бывший комсомолец несказанно обрадовался моему появлению. Дело было так: коровник они достроили, деньги за работу получили, выпили на радостях накануне отъезда, и Лёня под комсомольскую песню решил объездить колхозного быка Петра, которого вся деревня боялась, как огня. Это был могучий скот чёрного цвета без единого пятнышка, который высекал искры копытом даже из дорожной пыли. Лёня запрыгнул на быка, свалился ему под ноги, и Пётр растоптал правую Лёнину ногу, сломав её в двух местах. Комсомольского вожака нашли только на следующий день в поле, где он объезжал бешеного быка.

Товарищи ждали Леонида на остановке, не дождались и уехали, прихватив его вещи, деньги и документы. Да здравствует дружба!
Перво-наперво, я сбегала домой и принесла Лёне котлет и хлеба, прихватив пачку печенья для троих худеньких замурзанных детей, которые сновали у дома. Мамаша выхватила печенье из детских рук и стала угощаться сама…

- Ты мне поможешь? – Лёня смотрел на меня с надеждой. – Позвони жене, пусть за мной приедет, - и он дал рабочий телефон жены. Но Лёнина супружница вместе с детьми отдыхала в санатории, и найти её не представлялось возможным. То есть, я опять впряглась в чужую проблему, вспоминая, как Лёня как-то между песнями говорил мне, что уж с ним-то у меня проблем не будет ни за что и никогда.

3.

Вот вы мне скажите, это мне так «везёт», или воистину везёт тем, кто меня приручил? Лёню было жаль не только чисто по-человечески, хотя выпороть бы его розгами, но я подумала о Лёниных детях, он говорил, что жена не работает, и ему приходится крутиться одному. Так вот, я знала, что инвалиду в наше время на приличную работу устроиться сложно, а Лёнина нога уже отдавала лёгкой синевой. Современные «благожелатели», возможно, возразят мне, дескать, у комсомольского босса полно разных связей, возражу им тем, что, если человек нуждается в помощи, я даже паспорт у него не спрашиваю.

Почтарка подсказала мне несколько адресов, по которым жили питерцы, приехавшие в Ходуново и Гребенёво на машинах. Она очень рекомендовала гребенёвскую докторицу, мол, она хороший человек и может войти в положение. Я пробежала три километра практически бегом, свою деревню я оставила на потом, чтобы не рыскать в темноте по пустой просёлочной дороге. Докторица парилась в бане, я вошла в горячее облако банного отделения, в чём была.

- Вы кто? - Спросила меня женщина, похожая на бисквит. Её распаренное лицо смотрело на меня из пара с любопытством, но без раздражения.
- Я живу в Ходуново, в школьной столовой, у нас случилось несчастье, мой знакомый может остаться без ноги, его бык затоптал.
- А-а, я слышала, Вы москвичка с двумя дочками. От меня-то Вы что хотите?
- Раненого надо срочно отвезти в Питер, у него двое детей, может начаться гангрена, - я вывалила всё сразу.
- Ну, гангрена так скоро не начнётся, а он Вам кто, любовник? - Раздевайтесь, попаримся вместе.
Докторица ждала интересного рассказа, но я попрощалась и выскочила на волю.

Обежав все адреса, записанные почтаркой, я не нашла ни одного желающего помочь незнакомому человеку. Но тут я увидела паренька, паркующего жигули возле одного из ходуновских домов, - номера на машине были питерские.
Я буквально вцепилась в свою последнюю надежду помочь Лёне.
- Нет, в Питер я не поеду, сказал Сергей, давайте сделаем так: завтра с утра я отвезу Вас вместе с этим мужчиной в Фирово, а там посмотрим.
Я предложила Сергею денег на бензин, но он отказался.

На следующий день мы с моим новым знакомым кое-как дотащили Лёню до жигулей. Выяснилось, что бык помимо всего поддел рогом Лёнин бок, видимо, сломав ему ребро, и транспортировать пострадавшего было весьма непросто. Я захватила из дома одну из трёх подушек, на которую положили сломанную ногу нашего питомца. Он сидел сзади, скособочившись и морщась от боли. В Фирово был фельдшерский пункт, фельдшерица сказала, что Лёне нужен рентген, и мы не стали вытаскивать его из машины, а поехали дальше - в Вышний Волочёк.

Там в местной больнице принимать Лёню без документов отказывались. Я соврала, что являюсь столичной журналисткой, что написать статью о местном гуманизме мне раз плюнуть, как в хвалебном, так и в обличающем ключе, мы с Сергеем дотащили Лёню до рентгена, и в результате получили снимок и лангету. С ногой было всё плохо.
- Если через три дня ему не будет оказана надлежащая помощь, останется только ампутировать ногу, - сказал доктор.
- А Вы не можете её оказать?
- Мы – нет, но, если найдёте вертолёт, то можно будет отправить его в Тверь.
- Вы шутите?
- Нет, я не шучу. Его нужно срочно увозить из ваших трепеней. Врач пожал мне руку и сказал, что я молодец и что я со всем справлюсь. Люблю оптимистов, с ними как-то легче жить. Правда, не со всеми, точно не с тем, которого мы снова тащили к автомобилю.

Моим читателям уже известно, что хорошая мысля приходит ко мне не опосля, а мгновенно. Мы с Сергеем заехали на станцию Фирово, и я купила два билета до Питера на утренний поезд.
Лёня затаился в своём горе и сидел тихо, как мышь, но, когда мы стали приближаться к дому алкашей, он взмолился:
- Я вас очень прошу, ребята, положите меня на лужайке перед Наташиным домом, я лучше на улице переночую, только не туда.

Мы привезли Лёню ко мне, взяли у соседки Зинаиды раскладушку и положили Лёню в избе. Позже я нашла какую-то брошенную в ручей посудину, чтобы Лёня мог на неё сесть. Пуританам можно не читать, как я ухаживала за человеком, с трудом пользовавшимся одной здоровой ногой. Женя меня понимала, она сочувствовала, но Катя всем своим видом давала понять, насколько ей неприятна  и даже противна эта возня с посторонним мужчиной.

- Мама, тебе не стыдно, зачем ты его к нам притащила?
- Катя, человек не собака, его на произвол судьбы не бросишь, хотя это неудачное сравнение. Вы же с сестрой сами таскали домой подбитых голубей, я что, возражала?
- Тоже мне, голубь, у него жена есть!
- Она далеко, до неё доехать надо. Имей совесть, ты же вроде не бездушная девочка!
Но всё было бесполезно. На следующее утро, когда Сергей приехал, чтобы везти нас с Лёней на станцию, Катя и вовсе устроила плач Ярославны.

- Мама, не бросай нас из-за этого Лёни! – рыдала она, - я знаю, ты больше не вернёшься!
- Кать, не мели ерунды, я приеду завтра. В крайнем случае, послезавтра, мне негде оставаться в Питере, и деньги я практически уже потратила.
Приковыляла Зинаида, она начала утешать плачущую Катерину, мол, все мы здесь за вами с Женечкой присмотрим, вы уже большие, и собака у вас людоедская, если что…

Под эти звуки мы загрузили Лёню в машину, уложили его ногу на подушку и тронулись в путь. В поезд болящего засовывала толпа народа, билеты были купейные, Лёню сразу уложили на полку, у нас было два нижних места. Сергей обещал наловить рыбы и отнести девчонкам.
- Не переживайте, Наталья, я им её даже пожарю!

Шесть часов в пути, и вот мы в Питере. Выгрузились, взяли такси, засунули туда Лёню с подушкой, по дороге нас остановили гайцы, растянули водителя на переднем капоте, я накинулась на них, застыдила, указывая на Лёню, вроде всё обошлось. Сейчас и не вспомню, какого чёрта они нас тормознули. Впрочем, в девяностых,- во времена перестройки,- было много чего интересного.

 У Лёни был приятель-хирург, работавший в центральной больнице. Счастье, что он оказался на месте.
- Дааа, протянул он, Вам, Наталья надо памятник при жизни поставить.
- Не надо памятник, помогите материально.
Хирург почему-то решил, что я шучу, но я не шутила.