физиономии появлялось непередаваемое выражение брезгливости и он, беспомощно оглядываясь на собутыльников, испытывавших те же муки, возвращал "сосуд" на место. Звука не было, но для того, чтобы догадаться, что при этом произносилось, и при помощи каких речевых изысков, большого воображения не требовалось.
Что же касательно участников "соревнования", так у них дело сразу не заладилось. "Наездники" вдруг решили, что во всём виновата женская половина и стали ей, половине, объяснять это довольно эмоционально, с применением верхних, а то и нижних конечностей. "Тёлки", разгорячённые "соревнованием", и уже находившиеся в чувственном нокауте, не сразу уразумели, что хмель из их голов улетучился. Одна из них к тому моменту была почти в отключке и только "рабочее место" всё так же жадно тянулось к удовольствиям. Очнулась она лишь после того, как получила по нему звонкий шлепок от разгневанного партнёра. На лицах раздосадованных "дам" с каждой секундой всё явственнее проступало выражение обиды и разочарования.
Пора было приступать ко второму действию.
Но тут возникли проблемы. Гнев, возмущение, брезгливость - это всё присутствовало в моей душе при виде сей "пасторали". Однако вызвать в себе чувство стыда у меня никак не получалось. Просто фраза, мол, стыдно, ребята, такую жизнь вести, сама по себе ничего не даст, кроме раздражения. Требовалось транслировать само чувство.
Но где его взять?
Может, надо вспомнить что-либо из прошлого? Из ситуаций, когда мне было мучительно стыдно за себя?
Но в голову лезли всё какие-то пустяки. По крупному я, вроде как и не успел никому нагадить. Жене изменить не успел... Детей не бросил на произвол судьбы... Убить - никого не... Хотя - нет... Мне вдруг припомнилась сцена с Настиным дедом. Когда я браслет получил, а дед в тот же момент перебрался в лучший из миров.
Я прислушался к себе, но угрызений совести не ощутил. Дед ведь сам всё спланировал и вёл меня, как барана на верёвке. И, если говорить о криминале, то случившееся можно с чистой совестью назвать самоубийством. Так что, виноватым я себя не чувствовал, как ни крути.
Видимо, лицо моё отражало ход моих мыслей, поскольку Санька участливо поинтересовался:
- Проблемы?
- Похоже на то, - виновато моргнул я и вкратце изложил суть камня преткновения.
- Отсутствие греха - лишнее подтверждение правильности выбора деда, - веско проговорил Санька. - Но, позволю себе заметить, ты несколько своеобразно понял задачу. Насколько я понимаю, дело не в том, чтобы выплеснуть наружу чувство стыда за что-то конкретное. Иначе все подопытные будут мучиться только твоими проблемами, для них несуществующими. Суть дела, по-моему, в том и состоит, чтобы транслировать в мир самого себя, свою сущность, своё... как бы это выразиться?.. своё мироощущение! Короче, во время передачи ты должен ощутить себя Человеком с большой буквы. Христом, если на то пошло… Ты не улыбайся, лучше припомни основной его пунктик. Помнишь? Любовь называется. Есть на свете такое чувство. Не знал? Все о нём говорят, но никто его не видел. Вот ты и не должен испытывать к подопытным ничего, кроме любви. Пусть даже отеческой.
- Не много ли чести? - мрачно хмыкнул Пашка и ткнул пальцем в экран. - Их-то за что любить? Быдло! Одно слово!
Санька фыркнул:
- Не будем опускаться до частностей! Какая, в принципе, разница, это быдло или другое? Сейчас вся планета - один общий бордель. А кандидатов в святые - единицы! Так кого нам из дерьма вытаскивать? Вот именно! - сам себе ответил он и заключил: - Излучай порядочность, излучай, если сумеешь, любовь. В высшем смысле, естественно. А всеобщее поле любви породит и обострённую совесть и всё, что с этим связано.
- Какие речи! - хрюкнул Пашка. - Слезу вышибает!
Санька слегка порозовел и отвёл взгляд в сторону:
- Пал Ксанч со мною не согласны?..
Пашка понял, что встрял не вовремя и стушевался:
- Да я чё? Всё правильно... Я так...
- Вот и не мешай, если всё правильно! - цыкнул я на него и обратился к смущённому Саньке: - Я, кажись, понял. Щас попробую...
Как говаривал в своё время мой дед (не Настин): "Языком молоть - не мешки ворочать!" Попробуйте думать о Боге, о спасении души во время просмотра крутого эротического фильма. Слабо? Вот то-то же! В таком положении оказался и я.
Общие рассуждения - это, конечно, хорошо. Но вот дело дошло до практического воплощения и я стал в тупик. В принципе, ведь я - простой смертный (хоть и получил сверхъестественные способности) и ничто человеческое мне не чуждо. И высокодуховное, и низменное. И потому вид обнажённого женского тела вызывает у меня, как и у всякого нормального мужика, совершенно адекватную реакцию.
А о художественной стороне этого вопроса можно говорить, когда снижен накал страстей, когда красива поза, когда зришь юное, не отмеченное печатью порока, лицо и тело, когда чуть прикрыты, а не призывно выпирают интимные места...
А это что? Это, извините меня, эротический нокаут! Иначе не назовёшь! О какой там Любви высшего порядка может идти речь?!!
Я закрыл глаза, чтобы хоть таким образом отгородиться от картины, возбуждающей низменные инстинкты, и попробовал сосредоточиться.
Все мои самые светлые воспоминания о том времени, когда я всею силою души любил Вселенную, а вместе с ней и Землю со всем человечеством, приходятся на детство и школьные годы. Потому что, уже будучи в армии, я вплотную столкнулся с людской жестокостью, тупостью и ханжеством, и лёгкое, безоблачное восприятие мира поблекло, стало боле приземлённым и прагматичным. Не скажу, что это состояние мне сильно нравилось, но яд, проникший в душу, возымел своё действие: я стал более осторожным, осмотрительным, трудно сходился с людьми. Душа облачилась в защитный кокон, внутри которого хранились все мои сантименты и наивные идеалы, не претерпевшие существенных изменений и до сей поры.
Я сделал мысленное усилие и проскользнул по оси личного времени назад, в свои детские воспоминания. И вдруг я с удивлением обнаружил, что совершенно ничего не забыто, что всё помнится так ярко и празднично, будто пережито только вчера! В голове моей будто солнце взошло и ярко высветило каждую мало-мальски значимую подробность. Исчезла та серая пелена, которой обычно покрыты все давние воспоминания, за исключением, может быть, некоторых, оставивших неизгладимые шрамы в памяти.
Мелькнула мысль и тут же угасла, что так ярко помнить обычному человеку невозможно, и что без браслета тут дело не обошлось...
Но - какая разница? Я вновь чувствовал себя беззаботным и радостным ребёнком, воспринимавшим мир во всём его великолепном многоцветии! Ожили совершенно забытые воспоминания, а вместе с ними - глубина их восприятия и переживания.
На меня ринулась лавина мелких, с точки зрения взрослого человека ничего не значащих событий, но таких значительных и важных для меня, ребёнка со сложной и чувствительной душой!
Вот я в школе, у доски. Учился я хорошо и потому воспоминание было приятным. Сам процесс получения новых знаний доставлял мне неизъяснимое удовольствие, а изложение усвоенного и принятого, как своё, привносило в моё мироощущение осознание причастности к окружающей меня действительности, ко всей Вселенной!
А вот и улица, где я рос...
Всё своё детство я провозился с девчонками. Хоть и были пацаны на нашей улице, но меня к ним не тянуло. Нарочитая грубость, цинизм, ложное понятие о мужественности - отталкивали.
Сначала игры, потом первая влюблённость... Аромат нежных, пугливых ощущений сладкой патокой нахлынул на меня и с удвоенной силой закружил голову... Полузабытые имена и лица трепетно всплыли в памяти... Вспомнились первые взгляды украдкой, вдруг появившееся особое отношение к той, рядом с которой прошло всё детство. Расцвела, похорошела... Всплыли тайные фантазии, томление неопытной души...
Боже! Какое сладкое и забытое чувство! Огромное, занимающее собою весь окружающий мир! Душа пела гимн прекрасной жизни!..
Воспоминания наплывали одно за другим, как волны на берег моря, но никуда не уходили, а накапливались, усиливалось их переживание, душа пребывала в экстатическом онемении...
Это было удивительно, но приходили только приятные воспоминания! Я утопал в море эмоций, любовь переполняла меня и я почувствовал, как из глаз моих брызнули слёзы...
- Володь... - послышался тихий голос Саньки. - Ты не рассчитал силу воздействия!...
Я открыл глаза. Нервы гудели, душа трепетала и сердце готово было выпрыгнуть из груди! Несколько секунд я сидел, блуждая взглядом по сторонам и силился вспомнить, где я нахожусь...
- Ну ты чё? - подошёл ко мне Пашка и с беспокойством заглянул в лицо. - Тебе плохо, что ли?
Я расплылся в глупой улыбке и проблеял:
- Хорошо...
До моего оглушённого сознания вновь пробился тихий голос Саньки, в котором слышались истерические нотки:
- Володь, ты хоть знаешь, на каком этаже мы живём?
Я повернул к нему своё заплаканное лицо и удивлённо ответил:
- Н-нет...
- На девятом!.. Далеко лететь!..
Я вытер слёзы, поморгал и спросил:
- Зачем ты мне это говоришь?
- А ты посмотри туда, - кивнул он на прозрачную стену.
Я посмотрел. "Берлога" опустела. Окно было распахнуто настежь и ветер трепал замызганную занавеску.
- Они ушли, что ли?
- Ага! - ехидно хихикнул Пашка. - Туда! Через подоконник!
- Ты хочешь сказать...
- Именно это я и хочу сказать, - серьёзно сказал Санька. - Видел бы ты, как они переживали, как метались по комнате, заламывая руки! Натуральное кино! Я бы подумал, что они притворяются, если б и нас с Пашкой не зацепило.
- Во-во! - хрюкнул тот, стоя возле стены и брезгливо разглядывая опустевший притон. - Я думал, крыша съедет от кайфа! - Он повернулся ко мне и со странным выражением оглядел меня с ног до головы: - С тобой теперь опасно дело иметь!..
- Они, что же?.. - промямлил я, медленно осознавая ужас произошедшего. - В окно выпрыгнули?!
- Ты что-то совсем тормозить стал! - удивился Пашка и они с Санькой переглянулись.
- Так ведь их же спасать надо! - подхватился я, но Санька крепко схватил меня за руку и усадил на место: - Сиди! Как сказал Пал Ксанч: "Много чести!" Будем считать это побочным эффектом нашего эксперимента.
- Да ты что?! - возмутился, не оставляя попыток встать с кресла.
- А то! - припечатал Санька довольно жёстко. - Ты что же, теперь каждому бомжу на выручку будешь кидаться, если он станет от угрызений совести загинаться?
- А как же иначе?
- Ну, знаешь ли! Христос, и тот был более разборчив в своих благодеяниях!
- Да ты-то почём знаешь?!
Я всё-таки встал, открыл проход в "берлогу" и, переступая через горы мусора, подошёл к окну. Перегнувшись через подоконник, я глянул с высоты девятого этажа. Далеко внизу, на асфальте, распластались наши старые знакомые. Вокруг них толпился народ, оживлённо обсуждая происшествие. Многие размахивали руками, кричали и показывали вверх.
- Я бы не стал этого делать, - донёсся до меня приглушённый расстоянием голос Саньки.
Он был прав: меня заметили и, как по команде, подняли головы кверху. Я запоздало отшатнулся от окна и захлопнул раму.
- И этого я бы не стал делать, - так же сдержанно заявил Санька.
Я уже и сам понял, что сглупил. Поди теперь докажи, что ты не верблюд, и что в комнате после ЧП никого не было!
