Вместе с тем единое сознание голограммы [2] в течение жизни каждого существа сохраняет с ним связь со своей стороны, но отключает ее со стороны живого существа, обеспечивая тем самым автономность действий каждого индивидуального сознания в собственном носителе: связь со стороны единого сознания голограммы с каждым индивидуальным сознанием сохраняется в течение жизни живого существа как основное свойство голограммы, становясь односторонней в момент рождения, со снятием этого ограничения в момент смерти живого существа, приобщая тем самым данное индивидуальное сознание, выпадающее из текущего времени, к себе полностью.
Формирование собственного времени каждым живым существом из их бесконечного множества автоматически конвертируется в формирование общего времени, то есть, создание каждым существом своего собственного окружения создает всем этим множеством, точнее, воссоздает, бесконечно, но дискретно всё бытие с каждым импульсом высокочастотного обновления голографической проекции вневременной бесконечности.
Проявление данной ипостаси единого сознания голограммы в конечном бесконечно, но дискретно среди вещей и непосредственно в них (объектов бытия), подверженных разрушению в течение собственного существования, стабилизирует частицы сознания, находящиеся в живом, поскольку ядро каждой частицы сознания восстанавливается в конечном в ходе взаимодействия с ним в результате соответствующих реакций на происходящее. Тем самым каждая частица единого сознания является неизменной и вечной по своей сущности, но вместе с тем бесконечно меняющейся, как и единое сознание в целом.
В данной ипостаси непроявленное единое сознание голограммы распространяется на всё бытие, являясь тем самым бесконечным и всепроникающим, проявляя себя среди движущихся вещей в пространственно-временном континууме, то есть используя проявленное бытие для собственного изменения и развития благодаря непрерывному изменению в формируемом им посредством живых существ времени. Поэтому оно не может быть неизменным.
Раз в этой ипостаси единое сознание голограммы в целом непрестанно меняется, стремясь к новизне, оно не может быть всеведущим и всемогущим, но может в вечности стремиться к этому, то есть к непроявленному единому сознанию вневременной бесконечности, содержащей в потенции всё, что есть, и всё, чего еще нет, но что рано или поздно появится в том или ином виде по мере необходимости и степени развития формообразующих способностей единого сознания голограммы, которое идет бесконечно, постигая все неисчислимые и многообразные оттенки бытия, ошибаясь и исправляя содеянное, находя именно в этом прелесть собственного существования, точнее, жизни в этом вечно меняющемся бытии.
При этом для собственной реализации единое сознание должно быть разделенным, чтобы действовать через свои частицы в конечном, в частности, в смертных существах-людях, временно оживляя их и делая разумными в той или иной степени, но не знающими, что они функционируют, хотя и по собственной воле, но при представительстве того же проявленного в них единого сознания.
Всё же остальное в бытии является базой и условием для развития частиц проявленного в бытии единого сознания, которое как разделено и вездесуще, так и едино, и целостно, что вполне возможно на разных уровнях, поскольку нам известен соответствующий этому голографический принцип [2].
Единое сознание голограммы не присутствует единственно в непонятно каком надмирном месте в виде непонятной бестелесности, и не образует мир своим внезапным велением. Оно в своем нераздельном единстве с непроявленным единым сознанием вневременной бесконечности, будучи его проявленной во квази-времени проекцией и вместе с тем – проявленной в текущем времени бытия в виде живых существ, есть в определенной степени ведущее звено бытия. Этим самым непрестанно формирующееся во времени бытие оказывается со-бытием для единого сознания.
Таким образом, сознание является единым и разделенным в своих ипостасях для собственного проявления и развития в бытии, которое формируется им же через собственные частицы посредством голографической проекции бесконечного Ничто (вневременной бесконечности.
***
Любопытно задать и попытаться разрешить следующий вопрос: есть ли смысл в рождении и смерти, кроме всем понятного непреложного конца, если уж случилось начало, правда, не совсем ясное? Или же автоматизм в рождении и смерти так и останется непонятым для нас – смертных?
То есть, почему и для чего рождаются живые существ, то есть вследствие чего мироздание не обходится без них, и то, почему и для чего им приходится умирать, но не исчезать полностью, хотя бы потому что от них остается потомство, чего лишены все остальные объекты бытия. Кроме того, если мироздание неспособно проявляться без живых существ, то момент смерти и момент рождения в текущем времени не могут быть разнесены и должны совпадать.
Все религиозные конфессии, материалисты разного рода и экзистенциалисты, которые наиболее отчетливо показали современное отношение философии к смерти, сходятся, как ни парадоксально, в одном: все они полагают, что смерть «изымает» человека из бытия.
В частности, христиане считают смерть возвращением души из бытия к Богу, сохраняя душу в вечности, отказываясь тем самым от хоть какого-то правдоподобного объяснения того, зачем душе следует без всякого толку обретаться в вечности, побывав один раз в бытии.
Материалисты безапелляционно утверждают, что смерть – это безвозвратный переход человека из жизни в небытие, что уж совершенно бессмысленно для сознания человека хотя бы потому, что и оно должно тоже исчезнуть, но это вполне логично для материалистов, так как они считают сознание конечным продуктом неодушевленной материи, и куда ж ему деться, как не пропасть вместе с телом, обратившись снова в неживую материю.
То есть материалисты устраняют сознание точно так же, как и христиане душу, навсегда от последовательного участия в событиях, которые происходят только в бытии.
Кажется, что уж экзистенциалисты, полагающие существование, то есть жизнь, единственно интересным, откроют нам правду жизни и смерти, и они действительно правы в том, что кроме жизни ничего интересного нет, но и экзистенциалисты опять же приходят к несуществованию после смерти.
Экзистенциалисты, рассуждая о смерти, подразумевают жизнь, поскольку смерть, как они полагают, есть отсутствие существования, которое их не интересует. Значит, о смерти можно говорить только в контексте приближения к несуществованию.
Например, Хайдеггер пишет о смерти так: «Смерть мы эксзистенциально осмыслили как характеризованную возможность невозможности экзистенции, то есть как прямую ничтожность присутствия» [9, с. 306]; «… В своей смерти присутствию предстоит себя просто «изъять» [там же, с. 308].
Подобный перенос проблемы смерти на жизнь, во-первых, предполагает, что человек всегда должен находиться в состоянии преддверия смерти, которая может наступить в любой момент, означая конец всему, то есть - в состоянии тревоги, уничтожая тем самым разнообразные, в том числе и приятные впечатления от жизни, и, во-вторых, экзистенциалисты, подобно представителям религиозных конфессий и материалистам, не способны конструктивно заглянуть за порог смерти, поскольку не отмечают там никакого присутствия жизни.
Объяснение столь парадоксальному совпадению по итогу таких, как кажется, совершенно разных подходов к существованию в бытии и за ним после смерти, состоит в том, что все они -гуманисты, которые, как известно, полагают, что в основе бытия находится человек.
Поэтому христиане полагают, что после смерти душа навсегда отделяется от человека, оставляя его грешное тело в бытии, и, вероятно, вспоминая в вечности о том, как жилось ей в этом теле, так как больше вспомнить не о чем.
Материалисты вообще отрицают присутствие души в теле, полагая, что сознание есть естественное следствие развития неживой материи, фиксируя свое внимание только на конечном человеке в обществе в качестве продукта общественных отношений. Поэтому человек для них вполне естественно исчезает после смерти, навсегда выпадая из бытия, захватывая с собой сознание.
Экзистенциалисты вовсе не замечают сознание (душу), подменяя ее заботой в бытии о бытии: «Забота равноисходно таит в себе смерть и вину. Лишь заступающая решимость впервые понимает способность-быть-виновным собственно и цело, т.е. исходно» [9, с. 306].
Поэтому более адекватным решением проблемы рождения и смерти, на наш взгляд, может оказаться выдвинутая нами гипотеза о голографической «прокладке» [2] между бытием и вневременной бесконечностью, поскольку следствия из нее, выглядят довольно убедительно [3].
Действительно, основная тайна рождения и смерти состоит в том, что живое существо приходит как бы ниоткуда и уходит как бы в никуда. Очевидно, тут не обойтись без потустороннего, которое тоже надо как-то определить.
Поэтому требуется некая удобоваримая гипотеза, чтобы объяснить хотя бы для себя, что же происходит, отвергая сугубо односторонние подходы как идеалистов, так и материалистов, в сущности, ничего не объясняющие даже с позиции обычной логики.
[justify]В частности, идеалисты