благоверного или буддиста. Является ли смерть абсолютным законом? Глубоко укоренённая привычка — это ещё не закон. К тому же — законов не существует. Есть лишь договорённости. А над всем этим простирается взгляд души; и её голос шепчет, что время пришло. Он шепчет это с начала возникновения вселенной; но когда появляется тот, кто может услышать и осознать этот шёпот, тогда и начинается йога. И монолог среди пустоты превращается в диалог с Возлюбленным. Без всякой логики. В радости узнавания Бескрайнего в Бескрайнем среди напоенного Блаженством Силы осознанного Существования.
И только тогда понимаешь, зачем на самом деле нужна эта троица — самата, шуддхи и самарпана. Есть знание непосредственное, не имеющее ничего общего с умственными рассуждениями, и оно... грозно. Его мощь потрясает ум, дерзнувший открыться ему. И хотя шквал этого знания чудесным образом дозирован, но тем не менее, даже этих крохотных капель бывает достаточно, чтобы травмировать неподготовленного цензора в строгих очках, поселившегося в голове. И мы начинаем петь, смеяться, плакать, танцевать, бездарно расплёскивая эти золотые капли, облекая их в серую слизь рассуждений или в красную — страстей. Нам не хватает саматы.
Мы постоянно используем логику против истины; речь даже не о тех, кто выбрал свинское или волчье существование и медленно умирает в своём добровольном рабстве. Речь о тех, кто «что-то видел», кто «способен». Почему мы так боимся сменить инструмент? Всего лишь потому, что мы прикипели к нему всей душой и решили, что этот инструмент и есть наше истинное «Я»?
Мы учимся разбирать и собирать автоматы Калашникова, но ничего не хотим знать о тех светоносных глубинах, что молча и спокойно поддерживают нашу заржавевшую логику и наше закисшее существование. Что ж, мы получили то, что хотели: материк из пластикового мусора величиной с Австралию посреди мирового океана, чахлое потомство и сонмы демонов, кормящихся за счёт той глубинной радости, которая пропитывает субстанцию наших тел. Тел, о которых мы НИЧЕГО не знаем, поскольку мы существа разумные, а разум ничего не смыслит в материи; потому что физическое — это тайна, которую нашим душам ещё предстоит разоблачить и главное — пережить. Ибо переживание (а не рассуждение) — начало, конец и основа истинного познания.
Переживания, приходящие в неочищенный адхар, приводят к искажениям — взрастает эго, теряется равновесие, и частенько адепт послушно идёт на поводу враждебных сил, как верный пёс за своим хозяином. Более важным является очищение, а не переживание. То, что нужно, придёт в своё время; важно, чтобы, придя, оно не было бы искажено или испорчено неподготовленным или неочищенным инструментом. Посему, не «дай мне переживаний», но «очисти и аннулируй меня». Беда лишь в том, что для нашего западного мировоззрения потеря эго означает потерю себя. Так уж мы устроены; чуть что не по нашему разумению — спорим, плачем, кричим, рассуждаем, а то и по рукам даём. Ситуацию впору считать фатальной, и это действительно так. Раньше Он стоял у порога и ждал, когда мы сами пригласим его в дом. Однако, это всего лишь интерпретация нашего религиозного разума, стоящего одной ногой в могиле, а другой — в луже нечистот. Изменится наше сознание — изменится и сам Господь.
И тогда уже это будет не грустная, любящая Мать, обивающая пороги слепых в своей гордыне сыновей, а грозная создательница и разрушительница миров, царящая в нашем сердце. И если мы не захотим по своей воле совершить этот шаг дементализации, то нас принудят сделать это сами обстоятельства, сама логика эволюции, не имеющая ничего общего с нашей логикой. Ибо она руководима самой Истиной. И если мы не ухватимся за Истину, и только за неё одну, то наш мир можно считать списанным в утиль.
* * *
Колеся по дорогам мира, стоит помнить об основной цели путешествия — избавление от квартиры в голове. Подавляющее число путешественников об этом забывают.
Побывав во многих местах и повстречав множество людей, чья жизнь и чьи действия были подчас непостижимы и загадочны для физического разума, живущего в пределах привычек, я, тем не менее, до сих пор сохранил эту двуногую форму высшего примата, почти весь набор рефлексов и своё жалкое мнение в закромах черепной коробки. Это сильно мешало общению. Однако, некая светлая плотность в глубине сердца всегда просто и естественно входила в контакт с самыми незаурядными личностями в самых загадочных обстоятельствах. Не испытывая ни трудностей понимания, ни проблем с реагированием, ни тяжести расставаний; нужно было лишь позволить ей действовать самостоятельно. Возникало даже какое-то дикое ощущение, что там, в этом «хридайе гухайям», есть всё и вся. И что эти встречи и события уже происходили когда-то, но однако, в ином ракурсе и под иным углом... Под иными звёздами и в иных мирах?.. Но я меньше всего мог бы походить на грезящего об этих иных мирах. Земля. Я садился на эту бренную родную землю, пересыпая песок в ладонях и понимая, что именно эта больная и задыхающаяся земля является целью для той таинственной силы, которая двигала моим существом испокон веков и будет двигать им и впредь. Для той силы, что растёт и крепнет под панцирем из лжи и смерти, который с каждым годом становится всё более ощутимым и конкретным; и который в один прекрасный день растворится, как будто его и не было.
И я прекрасно понимал, что во всём мире нет более подходящего места для моего (твоего, их) прогресса, чем то, в котором я находился в этот самый момент.
Мир никуда не уходит, просто он видится другими глазами другого тебя. Нужно лишь смотреть, смотреть не мигая, вбуравливая чёрный взгляд в эту плотную белизну, стоящую за предметами и поддерживающую их в их нелёгком пути к истине момента. Но мы всегда опаздываем к этому моменту, потому что «нас здесь нет». И мы снова мчимся туда, в эту страну, в тот город, к тем людям, к этим храмам, к океану, в горы, в тайгу, в пустыню, в Антарктиду, к чёрту на кулички. Но мгновение, когда всё схвачено, все наши шаги наугад, наши крики в пустоту, наш плач над могилой любимого, наш восторженный смех и даже наши предсмертные судороги в конце этого сумбурного жизненного пути, - мгновение тишины, выпуклое, как комок шквального ветра в ладони, и недвижного, как колонны Луксора; это мгновение всегда здесь. Так чего же мы ищем? Ведь мы ищем, не так ли? Даже за нашими усладами, за модным загаром, за тоннами фотографий в социальных сетях, - за всем этим стоит неутолимая жажда, толкающая нас в дорогу. Путешествие — погоня за птицей, которая на самом деле спрятана в нас самих.
Мир находится не вокруг нас, а внутри. Это гигантская точка, и центр её повсюду. Но если ты пожелаешь, центр её будет в твоей голове, в этом сером сиропе тошнотворных умозаключений, весь смысл которых состоит в одном — что ты ничего не можешь; и цель которых лишь в том, чтобы сделать нашу тюрьму настолько невыносимой, что нам останется либо покинуть её, либо исчезнуть навсегда.
Или этот центр может базироваться на два цюня3 ниже пупка, помогая нам расстаться с нашими силами любым из многочисленных способов, изобретённых королями лжи, невидимыми для материалистического глаза, но от этого не менее (а возможно, и более) гибельными для бедного парня, даже не подозревающего, в какую переделку он попадает по нескольку раз на дню. Впрочем, некоторым даже нравится, когда им на голову надевают мешок и говорят от их имени всяческие глупости.
Кто-то скажет о Сатане. Но кто такой Сатана? Те, кого обычно называют этим именем, не более, чем тряпичные куклы без души и света, и о них даже не стоит говорить. А что касается реального носителя сего имени, то о нём мы знаем меньше, чем ничего.
Но эта гигантская точка, что она делает? Ведь в любом случае, всё в нашем мире, включая нас самих, существует для того, чтобы делать. Можно сказать, что она делает нас. Она открывает радость спонтанного действия, происходящего в вечности, находящейся здесь и сейчас. А какой в ней смысл? Боюсь, что с точки зрения рассудка ответить на этот вопрос невозможно; разве что промолчать загадочно и судьбоносно, устремив взгляд к Высшему.
Впрочем, лгуны-гуру всех мастей научились прекрасно имитировать загадочные взгляды, а убедительность их лживых речей не оставляет места для самостоятельных поисков цели, смысла.., себя. Но на этом они и прокалываются — на цели и смысле, а также на том, кого они имеют ввиду, когда обращаются к вам со своими душеспасительными лекциями. «Вы станете счастливыми, будете совершенствоваться, вы войдёте в контакт с богом, вы..., вы...» Но что они разумеют под «вы»? Ваше эго или вашу истинную личность? И таким образом солнечный путь превращается в тропу смерти — ложь весьма прилипчива, а Истина ненавязчива, как цветок незабудки среди луговых трав; как закатное пламя где-то там, за тем горным хребтом, изломанным подобно смертоносному изгибу кобры; как преданность. Истина просто есть, она не бросается в глаза, как это делает ложь, потому что ей нет надобности доказывать своё существование таким примитивным способом. Она повсюду и всегда, и некуда уйти от неё.
* * *
Возвышенность, коли это слово ещё не избито настолько, чтобы вызывать смех у подавляющего (точнее не скажешь) большинства, могла бы стать ключом, открывающим дверь. Однако ключ — всего лишь ключ. Нужен кто-то, кто войдёт через эту дверь.
Возвышенность, как альтернатива цинизму, в наше время не в моде; и это очень знаменательно. Придёт ли пора, когда возвышенная мысль будет создавать плотную текучую эмоцию в субстанции сознательного тела, рождающего миры на потрескавшемся асфальте минувших веков машинерии, оставившей столько памятных язв на теле земли и столь быстро исчезнувшей... или никогда не существовавшей, кроме как в наших воспалённых алчностью разумах? Придёт ли пора Истины?
Можно сколько угодно сетовать по поводу чёрных и белых, правых и неправых, но на самом-то деле этого разделения не существует. Нам давно пора понять, что мы — единая масса человечества, продвигающаяся к своему изменению. Мы пожираемы вселенскими богами-силами, как планктонная масса пожираема синим китом, степенно плывущим по океанской глади; и как планктону, дабы избежать чрева кита, нет надобности делить себя на «глупых» и «умных» рачков, «святых» и «грешных», так так и человеческой массе не нужны все эти деления, чтобы найти свою истину..., или хотя бы просто выжить. Стая должна изменить направление, вот и всё.
Мы отчаянно нуждаемся в новом направлении нашего... даже не мышления, а нашего видения мира. Старый эго-центрический образ действия — я в центре, мир вокруг — должен смениться иным, совсем иным восприятием реальности - «Я» во всём и во всех. Это «Я» летит по небу вместе с перелётными птицами, это «Я» копошится червём в земляной подстилке, «Я» растёт в лесу, поднимая крону к солнцу, «Я» плещется в озёрах, океанах, лужах... Всё это «Я», и некуда уйти от него. Но кто же тогда спешит по улицам на двух ногах или колёсах, забывая себя в тысячах мелочей — работа, дом, спальня; кто распыляет себя в утомительных тусовках-вечеринках-застольях-корпоративах, пожирающих остатки искренности, той Искренности, которая могла бы
