Господь говорил, помоги ближнему своему, но стоит ли тут помогать или уже дождаться матери? Но тут разум, опьяненный верой, взял верх над чувствами, и я с гневом произнес: «Вы изнасиловали мою мать в парке. Вы, животное, и смеете упрекать нас, верующих людей, что веры тут нет? Что Бог покинул наши души, и молитвы бессмысленны? Мы вас приняли как человека, а вы, вы»- я запнулся, подбирая нужное слово.
«Я - урод? Ха»- он обнажил кривые зубы в усмешке - «Наполнен гневом? Нет слов, чтобы подобрать. Парень, ты сначала разберись в себе, а потом других вере учи. И с чего ты решил, что твоя мать говорит правду? ».
Я застыл в изумлении, и снова праведный гнев заставил меня открыть рот: «А с чего мне вам, незнакомому человеку верить?».
Отец словно ждал этого ответа. Он как голодный зверь, ощетинился, его ехидное лицо опять расплылось в улыбке, но потом резко помрачнело. Глаза наполнились гневом и, плюясь слюной, он начал атаку: «Вдумайся, ты говоришь про незнакомого тебе человека, то, что сказала мать. Ты меня видишь впервые, но уже проклял, хотя не за что. Твоя мать соврала, и как не страшно тебе говорить правду, не хотелось травмировать детскую психику, но придется. Иначе эта сумасшедшая нас обоих убьет в порыве доказательства веры своему богу»- его запал видно закончился, и он перевел дух, потом что-то изменилось в его лице, появилось новое чувство. И это был не страх, это было отчаяние, безнадега, «непонимание того, что происходит». Это меня кольнуло, но ненадолго, так как отец продолжил свою правду.
«25 июня был мальчишник, у моего друга свадьба на следующий день, и мы должны были оттянуться. Накупили выпивки, закуси, и сняли одну девушку. Машу, твоя мать. Вот именно все там и произошло. Она брала 1000 за час»- он замолчал, тут с ноткой сожаления продолжил - «извини, я не хотел, но ты просил правду. Лови, сполна, с головой хватит». Кровь бросилась мне в голову. Моя мать -блуждающая женщина? Я ему не верю, слезы покатились по моим щекам, я вскочил на ноги и со всего размаху врезал. Удар пришелся в живот, но видно, что сил шестилетнего мальчика, не хватит, чтобы нанести хоть какой-то урон. Отец меня обнял и сказал: «Парень, я понимаю, тебе это тяжело было слышать. Я понимаю весь твой гнев и ярость, затуманившую твой юный разум. Но, если ты веришь в Бога, помни, он наградит тебя за все твои страдания». Эта искренность, прозвучавшая в его последних словах, потрясла меня до глубины души, и слезы снова покатились из моих глаз. И я с радостью отдался в его теплые объятия. Новая мысль внезапно прорезала мою голову: «Он теплый и это тепло не физическое. Оно идет изнутри. У матери такого нет». И слезы градом покатились по моему лицу. Я не смог их сдерживать. Боль, превратилась в одну большую тупую и ржавую ножовку и потихоньку пилила душу. Град из слез лился не прекращая. Я просто устал, у меня нет больше сил, это все терпеть - заточение в подвале, ложь, ответственность, свалившуюся на мои детские плечи. Но Господь решил продолжить истязание моей души. Он словно своими действиями говорил: «Давай посмотрим, выдержишь ли ты и это, и быть может, я прекращу на сегодня». Как говорила мне мать, Отец небесный, посылает самые большие испытания, тем, кого любит. Должно быть, я хожу у него в любимчиках, так как последующие события лишь подтвердили мое предположение, что экзамен только начат.
Где-то вдалеке прогремел гром, и этот звук заставил меня вздрогнуть, и одновременно почувствовать, что отец опять напрягся. Наши чувства нас не подвели, дверь в подвал отворилась, и на пороге во время вспышки молнии появилась мать.
Глава пятая.
«Побег».
«Я вернулась посмотреть, жив…» - тут она замолкла на полуслове, увидев, что мы с отцом обнимаемся. Её лицо исказила гримаса отвращения - «Отпусти моего маленького мальчика, ты испортишь его юную душу. Я сказала, убери руки». Отец заорал: «С меня хватит!», и вскочил на ноги. «Ты достала всех и вся. Бог, видите ли, у неё на уме, везде этот Бог». Я взирал на него с немым ужасом. Мой отец все-таки дьявол? Тут он словно прочитал мои мысли, и захотел их доказать. Он сорвал с моего цепочки крестик, кинул его на земляной пол подвала, и стал его топтать: «Что? Где твой Бог? Ты ни черта не понимаешь в жизни, и ребенку все проела своим богом, своими иконами. А ему нужно учиться, развиваться. Где твоя материнская »– слов невозможно было разобрать, так как воздух пронзил более высокий звук, очень похожий на хлопок и отец заорал. Я в ужасе обернулся на мать, и, увидев на её лице восхищение, понял, что даже мать совершила, чуть ли не убийство. О какой вере в бога могла тогда идти речь? Бог прикрытие для её сумасшествия. Отец прав, она поклоняется своему Богу, который с тем, что должен быть не имеет ничего общего. Да, мой юный разум навряд ли смог сам придумать такую ужасную мысль, но возможно мне помогает тот, в кого в этом подвале никто не верит, кроме меня. Эта мысль словно пришла извне, с голосом, который до этого оставался тихим. Теперь я стал им ведомым. Господь заговорил во мне. Отец катался по полу, закрывая вытекающую кровь. Наверно ему очень больно, но тут опасно оставаться. Если я, конечно, хочу выжить и спасти и отца и мать.
Я бросил взгляд на мать. Она стояла до сих пор с триумфом, и о чем--то думала. И тут она опять заговорила: «Я так и знала, что ты задумал очень плохое. Сегодня я услышала глас свыше. Точнее знак. Когда я пришла домой, Библия упала с полки сама собой, и угадай, где она открылась? Именно на странице Святого Евангелии от Иона, глава 19. Господь сказал, что тебя нужно распять, и ты пока будешь истекать кровью, заодно и очистишь ей наши грехи, в точности как сделал это Сын Божий Иисус, спасший наши души». Я увидел, что мать увлеклась своим рассказом о расплате отца. Ей уже все было все равно, она представляла, как будет мучиться отец, и не замечала ничего вокруг. Я глубоко вдохнул и проговорил «Господь дай мне сил, чтобы бежать быстрее ветра». Отец, почему то молчал. Наверно два повреждения за день ему слишком дорого обошлись. Его бледное лицо словно вдохнуло в меня смелость, я, буквально взлетая, быстро вынесся за порог подвала. Мать даже не обернулась. Ей уже все равно. Я пролетел мимо неё, и она даже глаза не открыла. Но тут мои ноги, словно впечатались в землю, а глаза широко раскрылись. В центре двора стоял огромный вкопанный в землю, освещаемый редкими вспышками молний, крест. Я застыл в изумлении, но тут голос матери заставил меня бежать еще сильнее. «А где мой сын?» - в полном недоумении мать уставилась в зияющую дыру подвала.
Выбежав на дорогу, я стал лихорадочно соображать куда бежать. Мой дом находился на отшибе, и в какой-то из сторон должна быть деревня. Там будет помощь, иначе мать убьет отца, невинного погубит.
Но куда бежать, если я не выходил на улицу уже больше двух лет? В какую сторону? «Помолись» - шепнул мне голос матери. Видимо, Господь был со мной сегодня почти все время, так как я только начал молиться яркая вспышка молнии осветила мне вдалеке золотой крест. В деревне была церковь, меня точно не бросят без помощи. И я опять побежал.
Глава 6.
«Последний экзамен».
Церковь стояла на отшибе села. Она словно притягивала взор, поражая своим великолепием. Церковь вроде не самое высокое здание в селе, но сейчас она мне казалась огромным, могущественным исполином, который как метеорит врезался в землю Сзади неё одной стеной стоял лес. Огромный купол словно прорезывал и без того изрешеченное молниями небо. Церковь, хоть находилась на пустыре, была не лишней в этом мрачном пейзаже, она словно подчеркивала его.
Гроза так и не думала прекращаться, а наоборот еще сильнее заводилась. Дождь стал жестче хлестать по лицу, было даже немного больно, ветер пронизывал до костей (мокрая простыня - не лучшая телогрейка). Но я стоял, разинув рот, несмотря на непогоду, пораженный великолепием церкви. Где то вдалеке громыхнул гром. Как выстрел.
Он напомнил мне о том, что произошло. О истекающим кровью отце. О потерявшей ум матери. Это придало мне трезвости. Я отпрянул и подошел к деревянной двери, перекрестился. Хотел было потянуть за ручку, но тут дверь сама отворилась. Мать бы увидела в этом добрый знак, а я увидел руку батюшки. Это был молодой иеродиакон Никодим. Лет 25, но уже заслужил чин в церкви, к нему приходили люди делиться своими проблемами. Великий человек. Да и кто кроме него мне в этой захудалой деревеньке мог помочь?
Никодим, увидев меня, улыбнулся: Проходи сын мой. Чем я могу тебе помочь? Мне в нос ударил запах воска, и слез. В церкви так пахнет всегда. «Плачут свечи, очищаясь огнем, люди дух очищают слезами»- всплыла в моей памяти поговорка. Её мне рассказывала мать, когда впервые привела меня в церковь. Я был в церкви всего два раза: один раз меня крестили, второй раз меня мать повела в года три. Ей церковь не нравилась, она говорила, главное Бог внутри, а не то, что в церкви. Она была права, контингент людей приходивших в церковь был не широк, а точнее старухи. Церковь служила им местом сбора новостей, они обсуждали разные в ней дела, и лишь потом молились. Никодим на это закрывал глаза, говоря: Людям должно быть хорошо, пусть ведут себя естественно.
Но к этим запахам, примешивался странный знакомый аромат, но я не мог вспомнить что это.
В церкви было тепло, и самое главное тишина, лишь еле слышные моленья, но они создавали особую симфонию этого святого места, добавляю в неё гармонию. В воздухе витало умиротворение.
Мне стало хорошо, внутри меня наливалось тепло, и я не в силах ему противится, зарыдал. Вся тяжесть дня казалось, выходила вместе с моими слезами, хотя я даже ничего не сказал. Никодим, сначала не понявший, в чем дело, обнял меня за плечи, и сказал: «Сын мой, дай выйти своему горю настежь, пусть оно освободит твою маленькую душу». Рыдания стали сильнее, и я уткнулся лицом в рясу Никодима пытаясь остановить слезы. Тут мой нос снова уловил тот странный аромат, он исходил от Никодима. Что-то слишком знакомое. Я перестал рыдать, и посмотрел прямо в лицо иеродиакону. Его глаза были стеклянными, что с ним творится?
«Сын мой, что случилось? Какую весть ты мне принес? Тебе нужна помощь?»- обнимая меня, спросил Никодим.
«Я..я-яя пришел за помощью. Там горе. Мать стреляла в человека. Но она сначала его привела, а потом в него стреляла. Он лежит истекая кровью, а она теперь собирррара »- я стал снова заикаться. Как сложно произнести слово убить в одном предложении со словами моя мать.
«Мария? Убить?Сын мой, клевета дело плохое. На вот выпей, успокойся. Потом мы еще раз выясним, что у тебя произошло»-- с этими словами, он протянул мне бокал. Аромат шел оттуда. Это было вино. Иеродиакон был пьян. В голове заговорил голос матери: «Хлеб-это тело мое, вино моя кровь. Пейте, ешьте, чтобы я был и телесно с вами». Эти слова смели последние сомнения, тем более Никодим служит Богу, ничего плохого он мне не сделает.
Вино оказалось кислым, но безумно вкусным. В голове исчезли голоса, появилась сладкая нега, и я захотел спать. Глаза стали слипаться, а мои проблемы исчезли.
Глава 7
«Подвал».
«Где мой сын, изверг?» мать взревела не своим голосом. Она наставила пистолет отца. «Я выстрелю, выстрелю, ты пожалеешь, что вообще на свет родился. Твоя смерть будет
