заглянуть она не успела: раздался звонок, и мы с ней побежали открывать дверь. Точнее, дверь открывала я, а она стояла рядом, - просто за компанию, любопытствуя, кто это там пришёл.
За дверью оказалась Леонидовна. Она была снова одета по-праздничному, - в яркое платье и белый платок, и глаза её сияли.
- Ну, принимай гостей, - сказала она, улыбаясь чуть смущённо, что случалось с ней крайне редко, а на моей памяти - и вовсе никогда: Леонидовна не страдала застенчивостью.
Рядом с ней в дверном проёме возвышалась гора... По крайней мере, сначала мне так показалось. Была эта гора чёрная, с русой окладистой бородой... она всколыхнулась и поздоровалась басом, - казалось, голос раздавался откуда-то из её недр, из неведомых тёмных глубин.
- Здравствуйте, - ответила я, пропуская отца Николая в комнату. В его присутствии комната сразу показалась маленькой, а недоумённо фыркнувшая Тонька стала походить на котёнка.
- Ну, вот и славно, - заискивающе улыбнулась Леонидовна.- Вы тут располагайтесь, батюшка, а я пойду, у меня дела...
- Как, - ужаснулась я, - а вы разве не будете... - Перспектива остаться наедине с изгоняемым духом, бородатой горой и обученной ритуальной магии кошкой меня не обрадовала, - я почему-то надеялась, что Леонидовна будет присутствовать при обряде.
- Дела у меня, - повторила соседка. - Дочка ко мне приезжает. И внуков привезёт. Уж я им напеку, наготовлю...
Вздохнув, я покорилась своей нелёгкой судьбе, - и провела отца Николая в комнату, где ему предстояло проводить обряд освящения.
X
...Белый дым тонкой струйкой тянется из кадильницы, поднимаясь к потолку. Пахнет ладаном; отец Николай монотонно читает молитву, обходя комнату по кругу. Вскоре его голос растворяется в подёрнутой дымом пустоте, и в молитву вклинивается другое, чужое монотонное бормотание:
- Мы придём... мы придём...
Сотни маленьких красных глаз смотрят из-за дымной пелены, - словно из другого мира, отделённого от нас дымовой завесой. Голоса, - низкие, грубые, и тоненькие, хрустальные, - звучат у меня в ушах, полностью заглушив молитву отца Николая. Белая завеса дыма обретает краски, меняется, и я вижу, как на ней появляются разные лица. Вот лицо уродливой старухи с клыками и длинным носом; вот парочка красноглазых существ с маленькими рожками и гладкой коричневой шёрсткой; они шепчутся и смеются, - возможно, надо мной... Но вот, закрыв собой всё, передо мной появляется лицо деда, - огромное, мёртвое; из-под нахмуренных бровей глядят глаза, подёрнутые смертной пеленой. Я знаю, что главное сейчас - не встречаться с ним взглядом, потому что в руке у него нож...
XI
...Раздался грохот. Дым, застилавший мне глаза, развеялся; призраки исчезли, а мои странные грёзы, - полусон-полуявь, - были прерваны громовым басом:
- ...Твою мать!
Обходя комнату, отец Николай наступил на край тарелки с пшеном, стоявшей в углу.
Казалось, огромная гора обрушилась вниз, погребая всё живое под своими обломками. От грохота содрогнулись стены; со шкафа, задетого могучим плечом, посыпались книги, - самые разные: "Теория электрических цепей" в потрёпанной обложке, "Сказки народов мира", томик стихов, зачитанный до дыр... Больше всего на свете я любила стихи о смерти. Нет, умирать я не собиралась, но в них была своеобразная красота, привлекающая меня, как свет фонаря привлекает бабочку. "Сказки народов мира" нравились мне куда меньше: истории, рассказанные простым языком, без изысков и подробностей, не будоражили моего воображения. Мне всегда хотелось знать такие вещи, о которых сказки умалчивали. "Жил-был король"... интересно, какого цвета были у него глаза? А волосы? Или лысина... Что он любил есть на завтрак? Чем занимался на досуге, каким было его детство, ходил ли он в школу?.. Книга была почти новая, в твёрдой обложке с острыми краями. Она больно ударила отца Николая по голове.
- ...Твоя мать!
Голос отца Николая прервал мои размышления.
- Я говорю: где твоя мать?
- Переехала.
- Одна живёшь?
- Ага.
- За чистотой следить надобно. Иначе ещё и не такое заведётся, - он покосился на Плутонию, недобро смотревшую на гостя прищуренными зелёными глазами.
- А зачем здесь тарелка с пшеном?
Я скромно опустила взгляд, - и соврала первое, что пришло в голову:
- Крыса у меня живёт.
- Крыса?! - глаза отца Николая округлились, выражая крайнюю степень удивления. - А кошка что же... её не ест?..
- Нет, они дружат. С детства. Тонька ведь совсем котёночком ко мне пришла, - продолжала врать я, - уже вдохновенно.
- Вот это да, - поразился отец Николай. - Да здесь цирк дрессированных зверей...
Плутония с презрительной миной смотрела на меня, словно всё поняла, - и была оскорблена, что из-за меня её обозвали дрессированным зверем. "Да врёшь ты всё, врёшь!" - как будто хотела сказать она...
XII
Закончив обряд освящения, отец Николай попрощался со мной в прихожей. Уже уходя, он бросил мимолётный взгляд на старый электросчётчик, к которому тянулись ещё более старые, потерявшие свой первозданный цвет провода.
- Проводку здесь сменить надо бы. Так и до пожара недалеко, - отец Николай неодобрительно покачал головой. - А матушку твою я знал, - не к месту добавил он. - Мы с ней вместе на электротехническом учились. И папу твоего, царствие ему небесное, помню. Добрейшей души был человек...
- Как, - удивилась я, - разве после электротехнического факультета можно?..
- Сначала электротехнический, потом семинария. Теперь не старое время, привыкай. Сейчас и такие священники бывают... Кстати, батюшка-то твой как? Давно преставился?
- Да больше года уже прошло.
- Не беспокоит?
Я отрицательно мотнула головой.
- Нет... Даже во сне не приходит. Не знаю, почему, - но ходит всегда один дед, хотя он уже восемь лет назад умер.
- Ну, если придёт, - тогда обращайся, поможем.
Проводив отца Николая, я занялась ликвидацией последствий, вызванных его падением: расставила книги на полках, убрала осколки тарелки, подмела пол, насыпала в железную миску ещё немного пшена из пакета, который опять достала с балкона, и поставила её на старое место, в угол, - из-за досадной случайности я не собиралась отказываться от ритуала.
XIII
В десятом часу я завалилась спать, уставшая от приключений, но счастливая: теперь квартира была освящена, и этот кошмар должен был закончиться. Если же визит отца Николая, паче чаяния, не отпугнул бы беспокойного мертвеца, в ход должна была пойти тяжёлая артиллерия в виде Плутонии - специально обученной ведьмы, которая, возможно, только притворяется кошкой... Уже засыпая, я подумала: всё-таки Алинка - добрая душа, раз решила одолжить мне самое дорогое - свою ненаглядную Тонечку...
Тоня тихонько мурлыкала, свернувшись калачиком у меня в ногах; казалось, сейчас она забыла о том, что презирает и ненавидит жалких людишек. В эти минуты она была вполне милой кошкой - домашней и ласковой. Слушая её мурлыканье, я незаметно задремала, а потом...
Меня разбудил дикий крик. Спросонья я не поняла, кто кричал; казалось, тысяча чертей одновременно мучает в аду несчастную грешную душу. Стараясь ни на кого не наступить в темноте, я встала с постели и нащупала на стене выключатель...
Крик раздался снова. Теперь мне было ясно, что кричали одно-единственное слово, да к тому же и на чужом языке. "Маааауууу!" Это слово как нельзя лучше выражало кошачье отчаяние.
Тонька забилась в угол, плотно прижала уши и, дрожа всем телом, громко призывала меня на помощь.
- Тонечка, кисонька, что с тобой? - я старалась говорить ласковым голосом, но у меня это плохо получалось.
- Маауу! - сказала Тонька уже потише, испуганно покосившись на дверь.
Вслед за этим воцарилась тишина, - и в этой тишине я услышала, как с привычным металлическим скрежетом поворачивается в замке ключ... Дед всё-таки вернулся.
Холодный ветер ворвался в комнату, и он появился на пороге, - в своём неизменном сером костюме, запачканном могильной землёй.
- Кошку в дом притащила? - низким голосом прохрипел дед.
Подняв клюку, он размахнулся, целясь в угол, - туда, где, не помня себя от страха, сидело Алинкино ненаглядное сокровище.
Если бы Алинка сейчас была рядом, покойнику пришлось бы плохо. Но в отсутствие хозяйки Тонька могла рассчитывать только на собственные кошачьи силы. Рассудив, что борьба будет неравной, она ловко увернулась от удара, прошмыгнула вдоль стены - и выскочила в дверь, которую дед за собой не закрыл...
...Секунда - и я уже мчалась по лестнице, тщетно надеясь догнать убежавшую кошку. Тонька летела с такой скоростью, что сразу же скрылась из вида, и я могла только догадываться, куда лежит её путь.
На первом этаже я остановилась передохнуть; мне показалось, что впереди мелькнул чёрный хвост, и это обнадёжило меня. Тут-то, возможно, я бы и поймала беглянку, - если бы не пара подгулявших соседей, возвращавшихся с ночной попойки. Проскользнув у них под ногами, Тонька просочилась на улицу, - навстречу ночи и свободе...
Едва не сбив соседей с ног, я выскочила за ней. Словно желая подразнить меня, Тонька отпрыгнула на безопасное расстояние и как ни в чём не бывало уселась у стены, щуря бесстыжие зелёные глаза...
- Тоня, Тонечка! Кис-кис-кис! - ласково позвала я.
Но Плутония, возможно, решила, что мы с дедом - одна шайка-лейка, и, услышав мой голос, бросилась от меня наутёк. Спасение было близко: над её головой маячила четырёхугольная дыра - вход в подвал...
Махнув хвостом, Тонька прыгнула в дыру и исчезла в ней, а я осталась на улице, не зная, как достать сбежавшую кошку: отверстие в стене было слишком маленьким, чтобы туда мог пролезть человек.
- Тоня, Тонечка! Кис-кис-кис!
Ответа не было. Все усилия были тщетны...
ХIV
Что может быть хуже, чем необходимость достать из подвала сбежавшую кошку, в то время как дома бесчинствует мертвец? В ту минуту мне казалось, что со мной никогда не случится ничего ужаснее. А в случае неудачи утром меня ждала медленная и мучительная смерть: Алинка никогда бы не простила мне потерю своей любимицы.
Но, как это часто бывает в тяжёлые минуты, помощь пришла оттуда, откуда её не ждали. Леонидовна, страдавшая бессонницей, вышла из подъезда, - и увидела меня.
- А ты что тут делаешь?! - удивилась она, - и взглянула на меня так, как будто я была, по меньшей мере, чёртом. - В такой час... И в ночной рубашке... Неужели опять пришёл?!
- Пришёл, - кивнула я. - Но не в этом дело. Кошка у меня сбежала...
- И отец Николай ему не помеха, - Леонидовна всплеснула руками. - Бога он не боится, вот что... В первую же ночь... Вслед за батюшкой в дом пришёл.
- Не боится, - согласилась я. - Обнаглел совсем.
- Хоть бы обождал три дня, как тогда... после заупокойной. Для приличия хотя бы. Так нет... Ну и покойники нынче пошли... не то, что в мои времена...
- Так ведь он - атеист, - заметила я. - С чего бы ему Бога бояться? В ваши-то времена покойники, наверное, верующие были... вот они и боялись. Я с самого начала,
