как всегда оказались лишними, и я отрубился прямо на лавочке в этом уютном на первый взгляд пьяных глаз скверике. Еще почему-то помню странную черную машину, она рассмешила меня потому что была похожа на катафалк и дурацкий шепот старика:
- А вам не кажется Саша, что за нами кто-то следит…
Это рассмешило меня еще больше, но прервать сон не смогло.
х х х
- Зачем ты подлил ему пива в водку, Арфедокс? Это не по правилам.
- Да ладно, он и так с него начинал…
- Если ты не прекратишь я буду вынужден обратиться к…
- Перестань…
- Но…
- Все и так идет, так как нужно. Перестань, мне просто забавна их беседа…
х х х
Местную карлу Ивонну Вера нашла в нижних помещениях дома, тех, что были поближе к кухне, разумеется. В конце рабочего дня шутиха была в весьма расслабленном состоянии, что само по себе понятно, специфика профессии, знаете ли…
Так что Вера вынуждена была заранее согласиться с тем, что ее собеседница время от времени прикладывалась к пузатой бутыли, нимало не стесняясь присутствия Присциллы. Стараясь не обращать внимание, на неприятный запах исходящий от шутихи Вера потребовала:
- Ивонна! Сказку!
Та икнула и плотоядно усмехнулась. Потом еще разок приложилась к своей бутыли, комично поклонилась, при этом рубиновое вино, едва не пролилось на пол, и прохрипела:
- Извольте юное высочество…
Ивонна особо не церемонилась в выборе титулов для собеседников, потому что и с ней не особенно церемонились. Сейчас же она была в неплохом настроении, а иначе запросто могла бы обратиться к Присцилле, как-нибудь типа, Ваше величество Жаба, или даже Наше Юное Убожество. Да впрочем, Вере было все равно. Шутиха еще немного поиграла с бутылью и вопросила:
- Какую изволите сказку услышать? О рыцарях славных, в сражениях необгадившихся? Либо о воителях-предводителях, в сражениях великих сотни сотен воинов отважных угробивших, как ваш безумный прапрадедушка Господь упокой его душу. Отменный был мерзавец…- Ивонна снова икнула, сделала попытку осенить себя крестом, но почему-то ничего не получилось, и она снова обреченно забулькала.
- Об эльфах поведай мне…- наблюдая мучения шутихи, изволила произнести Присцилла.
Та прищурила на нее один мутный глаз за ним второй и голосом замогильным и комичным одновременно воспела:
- О странник , желающий услышать песнь песней, преклони колени пред сим камнем! О древних сидах я поведаю тебе…
Потом неизвестно зачем бухнулась на колени, очевидно, изображая то ли странника пред камнем, то ли сам булыжник, сначала замерла в этой нелепой позе, а затем стала жутко раскачиваться в разные стороны. Вера терпеливо ждала. Через какое-то время шатания завершились, и Ивонна почти трезвым голосом сказала:
- Имей ввиду, история будет длинной…
И подняла вверх почти пустую бутыль. Допила и указала ею путь:
- Идем…
В покоях Ивонны было довольно грязно, но Вера была готова на любые жертвы, потому что чувствовала она, знает что-то старая карлица. Чисто интуитивно чувствовала. И потому терпела.
Ивонна между тем бухнулась в углу на кучу какого-то тряпья, очевидно, служившего ей постелью. На Веру она похоже совсем не обращала внимания, поэтому та проявила инициативу и довольствовалась табуретом.
Карла копошилась на своей постели, а ее гостья меж тем подумала:
«Странно и непонятно под час переплетаются вполне обыкновенные вещи. Жизнь и смерть идут рядом, и трудно понять в каком состоянии ты на данный момент находишься. Вот Ивонна, с точки зрения Веры, той Веры и кости уже давно истлели ее, ан нет же, копошится, возится на своей кровати. Дышит… А с точки зрения той же Ивонны, и нету Веры никакой и неизвестно, будет ли когда-нибудь, появится ли…»
Карлица, наконец, устроилась на своем ложе и притихла. Притихла и Вера, ожидая.
- Странно,- подала голос Ивонна.
- Что?- откликнулась Присцилла.
- Странно, когда о сидах говорит тот, кто сидит с ними на той же ветке. Не понимаю…
Вера передернула плечами.
- Вот и я не понимаю… - а сама подумала: « О чем это она?»
Ивонна хмыкнула что-то в темноте. И вдруг заговорила, причем голос ее и манера повествования стали совершенно другими, исчезла грубость и ржавчина, и сам голос стал совсем иным, незнакомым и ужасно печальным.
- И была ночь, и был день, и так миновало время. И пришли те, над кем время невластно, и сказано было им: « Владейте!» И стали владеть они миром. И несли они на землю Свет. Как они его называли, и говорили всем иным, что свет сей, есть смысл бытия, и не нужно иным ничего кроме света, ни богатства, ни пищи, ни пития, ни иных радостей обыденных, и что нужно принять свою долю, как благо и мечтать лишь о жизни грядущей, неведомой. И иные народы, населявшие землю, приняли Бессмертных как божью кару, ибо тем наплевать было на народы сии. Тех же, кто воспротивился сидам бессмертным, истребляли жестоко, говоря, что насилие сие есть благо, ибо, умерев, заблуждающиеся скорее поймут, что в жизни нынешней нет ничего, кроме грязи и скотства. И вырезаны были под корень расы малые, непожелавшие покориться, и были кровавые битвы и были сражения великие. И те, кто выжил, ушли в пещеры глубокие и перестали видеть солнечный свет, и постигло их вырождение. Так на земле остались лишь люди, которые постепенно забыли себя и имя свое, и сущность свою. И приняли они веру сидову, что все сущее есть мрак печальный, и тлен, и в грядущей жизни обещанной будет им счастье. А какое неведомо…
И стали сиды править людьми, вещая о разуме вечном и счастье грядущем. И стали они хранить людей, как скотник бережет свою скотину, дозволяя ей плодиться и кушать травы сочные, но при этом соблюдать установленные законы свои.
И люди забыли постепенно о том, чем владели ранее, и любовь, и магию свою забыли, и гордость прежнюю и силу бесстрашия своего, и решили они, что есть жизнь, а есть смерть, и решили, что есть конец и начало. Сами решили, и стали их бояться, и смерти и жизни…
И лишь немногие из них пытались заглянуть за грани сии, и говорили они о том, но не верили им такие же, как они, а другие лишь ухмылялись одобряюще, ибо самыми ценными для скотников были те твари людские, что сами творить пытались, невольно сидам уподобляясь. Ибо сила продолжала в них жить великая, и сила эта хозяевам была потребна, ибо во веки веков бессмертие их этой силой питалось…
Вера чувствовала, что голос Ивонны уносит, ее в непонятные дали, зыбкие и невесомые, словно сон снился ей наяву, и были в том сне, странные лица прекрасные и пугающие одновременно. И была тут неясная суть, ускользающая и неведомая…
И разом все кончилось, Вера даже не сразу поняла, что случилось, Ивонна перхала с жутким присвистом. И при этом пыталась зажечь свечу. Вера вскочила, помогла зажечь фитиль, протянула платок. Карлица платок выбросила, утерлась каким-то тряпьем, мутно посмотрела на Присциллу и прохрипела своим обычным голосом:
- Что уставилось ваше высочество? Хорош пялиться, кончилась сказка…
Вера быстро кивнула и стала пробираться к дверям, но на пороге все же обернулась и спросила:
- Скажи только одно… А что это за народы, что спрятались под землю… Это были бесы?
Какое-то время Ивонна молчала, только жутко вращала в темноте страшными белками глаз. Потом опять зашлась в кашле. Но это был не кашель, это был смех.
- Дура!- прокричала она.- Это были гномы!.. Ни черта ты не поняла…
Присцилла поникла и, закрывая дверь, услышала звон посуды и странное бормотанье: «…Каждому по вере его…» - уже совсем заплетающимся языком произнесла шутиха и Веру оторопь пробрала до костей от этой невинной в целом фразы.
х х х
Отсчет времени прекращен. Новый цикл в границах периметра. По наступлении…
Похоже, что здесь действительно жили воины. Правда, не более сотни. Коновалов отметил это про себя наметанным глазом почти сразу. Вокруг расстилалась бескрайняя степь. Помимо двух вытянутых ангаров, в которых проживало это непонятное войско, было лишь несколько площадок для занятий с различными видами холодного и огнестрельного оружия, коего вокруг наблюдалось в избытке. Навстречу никто не вышел, очевидно, нападения здесь не боялись, а быть может, что, скорее всего, отметил про себя капитан, безопасность обеспечивали посты, типа Иванового.
Вход в казарму представлял собою железную дверь с дальнего торца здания, и на пороге сидел мрачноватый скучающего вида мужик с окладистой бородой и нешироким, но довольно длинным клинком в занятых работой руках, работа заключалась в полировке оружия зеленой тряпочкой.
Мужик окинул Коновалова тяжелым недружелюбным взглядом и снова углубился в работу.
Коновалов остановился в двух шагах от него, а тот даже не сделал попытки отлепить свой зад от порога.
- Привет, что ли,- негромко произнес капитан.
Мужик не поднимая головы, что-то буркнул.
- Чего ты говоришь?- сохраняя остатки приличия, вопросил Коновалов, а мужик, вдруг почти не меняя позы, совершил какое-то неуловимое движение и начищенная, сверкающая полоска стали, метнулась навстречу капитану. Он успел, на рефлексах. Успел не только увернуться, но и, выхватив арбалетный болт ткнуть в прищуренный глаз бородатого. Однако, все было зря, противник легко ушел от болта, каким-то странным корявым под стать всей его фигуре перекатом, а потом и вовсе удивил Коновалова, тем что от продолжения поединка отказался, а метрах в четырех от капитана снова уселся на свой зад прямо в пыль и снова занялся своей тряпочкой, благо клинок опять совершенно чудесным образом оказался у него в руках.
Он еще и соизволил даже приглашающее указать внутрь казармы. Коновалов пожал плечами, поправил арбалет и направился в указанном направлении, благо теперь дорога была открыта.
- Там у вас все такие,- он не удержался и обернулся таки на пороге.
Бородач кивнул и продолжил свою полировку. Капитан вошел.
…Внутри было как в казарме, кто бывал, поймет. В этом искусственном мире в наличие было все, даже запахи и отнюдь не парфюмерные.
«Ну вот,- вздохнул про себя капитан,- все как всегда, что в той жизни, что в этой!»
Два ряда коек, похожие на смотровые щели окна и несколько десятков внимательных глаз.
Капитан поставил к стене арбалет и произнес в это внимательное пространство:
- Здравствуйте, люди добрые! Принимайте пополнение, капитан Коновалов, российские вооруженные силы 2002 год прибытия, или отбытия, не знаю как правильно.- Он улыбнулся и развел руками.
Шутка, похоже, понравилась, так как, по крайней мере, саблями, коих было в достатке, никто не бросался. Народ чего-то загомонил, и Коновалов увидел, как по проходу к нему движется пожилой седовласый мужчина. Он подошел внимательно посмотрел Коновалову в глаза и протянул руку для рукопожатия. Оно было крепким, и похоже что искренним. Седовласый подтвердил это тем, что обернувшись произнес громко:
- Порядок. Настоящий!
Напряжение сразу заметно спало. Количество внимательных глаз уменьшилось.
- Пойдем…- позвал за собой вглубь казармы седовласый и пошел впереди.
Капитан двинулся следом. Они подошли к группе товарищей, сидевших на сдвинутых койках. И седовласый сказал:
- Это наш…
К капитану потянулись руки и имена: стальная клешня Федора, жесткая ладонь Сени, запястье кушающего и не успевшего вытереть руку Николая, вялая кисть Игоря, ничем не примечательная рука
