Всадник

пыталась убить та, кто вас и привлек к этому делу…
- Герцогиня?
Граф смотрел на меня не без иронии:
- Нет. Фронда.
Какое-то время мы смотрели друг на друга.
- Фронда мой дорогой виконт, подобна древнегреческой Гидре. У нее тысяча голов и все думают по-разному, и каждая хочет откусить свой кусок.
Неужели вы всерьез думаете, что это народ поднялся против королевской власти? Никакой народ никогда никуда не поднимется, тем более против хозяина. Народу нужен хозяин и по большому счету ему, народу, на кандидатуру хозяина наплевать. Король это или султан сарацинский.
Граф произнес слово «сарацинский» по старому и я это отметил. А он меж тем продолжил:
- Есть категория людей, которая никогда не будет довольна тем куском хлеба, который имеет на нынешний день, и более того эти люди не только хотят увеличить свой кусок, но и отобрать оный у ближнего своего. Вот вам пример, возникла идея, ограничить нашего монарха в правах, точнее до наступления его совершеннолетия, ограничить в правах королеву и гнусного Мазарини. О! Этот человек дает поводы для революций уже одним только фактом своего существования. Прекрасно. Каким образом это осуществить? Создать организацию влиятельных дворян, к чьему мнению прислушаются, за чей герб пойдут повоевать. Прекрасно? По-моему да. Дальше. Начинается какое-то мутное движение, королева слаба, кардинал напуган, прекрасный момент, для того чтобы брать власть, причем заметьте мой юный друг, не прибегая к помощи никаких внешних союзников.
Война с Испанией? Она только на руку, ибо отвлекает внимание кардинала. Кстати, почему вас не отправили в Испанию?
Я пожал плечами:
« Откуда мне знать…»
Де Флери кивнул и продолжил:
- Но проблема всех этих фрондеров в одном. Они не умеют договариваться, в том числе и между собой! Вот такая нехитрая проблема. В результате в решающий момент ни у кого не хватает смелости сделать решительный ход. Все колеблются, у всех свое мнение, но, увы, не у всех есть мозги. Право, виконт, вы даже себе не представляете, сколько великих проектов в истории человечества было загублено из-за тупости этих стратегов… Но впрочем я отвлекся. Так вот у нашей милой герцогини возник план заручиться поддержкой из-за Ламанша, а я предполагаю, что кто-то из собственных высших соображений, а быть может и просто в пику этой во всех отношениях удивительной даме решил , скажем так поставить палки в колеса ее кареты… И в результате…
- Но я …
Граф всплеснул руками:
 - Да что вы. Поймите для них это только игра, и в играх этих ни ваша жизнь, ни моя, даже того же Бофора и прочих тысяч французов, что пойдут, может быть, за ним умирать, не имеют никакого значения. Значение, пожалуй, имеет только удовлетворение собственных амбиций.
- Так кто же эти люди?
- Не знаю, но думаю это можно просчитать. Но если честно мне это не интересно, эти господа просто скучны в своих амбициях.
На какое-то время воцарилась тишина, нет, не зловещая, было слышно, как поют птицы. Просто видимо граф дал нам возможность осмыслить услышанное.
Мы осмыслили, по крайней мере, я. Дже сидел с глупым выражением на лице и щепочкой ковырялся ухе. Послеобеденный отдых фавна, кажется, так это называется.
- Послушайте граф,- я первым нарушил молчание.- Все это очень хорошо, не пойму одного…
- Да, да…
- Вам то какой резон принимать участие во всей этой… - я не нашел слов, но граф понял и так. – Ведь, как я понял, вы далеки от того чтобы участвовать во всех этих заговорах…
Граф согласно кивал на протяжении моего выступления и при этом улыбался.
Потом он сказал:
- Ну, во-первых, пожалуй, мое вмешательство того стоило, и сейчас я с удовольствием наблюдаю его плоды. А то, знаете ли, разговаривать с мертвецами вообще-то можно, но, к сожалению, они не отвечают.
Меня несколько покоробил цинизм этой шутки, а Джереми естественно расхохотался.
« Ага, весело ему. Урод ».
- Ну а если серьезно, благотворительностью я уже давно не занимаюсь. Я просто немолодой уже человек.
- С четырехствольным мушкетом…- не удержался Дже.
Граф церемонно поклонился.
- Увы, люблю оружие. Имею такую слабость. А еще эксперименты над ним. Но есть еще одна причина… Меня попросили присмотреть за вами.
« Ого!»
Граф смотрел на меня почти грустно.
- Наверное теперь вы спросите, кто этот благодетель?
- Вы чрезвычайно догадливы…
 Я был ошарашен. И это еще слабо сказано. К двадцати годам я не нажил себе особых врагов, а тем более друзей, чему был если честно весьма доволен, и тут вдруг посреди леса я узнаю о том, что оказывается стал довольно важной персоной, что у меня мало того что есть враги пытающиеся меня убить. Так еще и есть друзья, причем таинственные, которые приставили мне личного ангела хранителя с четырехствольным мушкетом, да еще и носящего графский титул.
К счастью я не произнес вслух ни слова, а ограничился коротким:
- Забавно…
- Более чем,- подтвердил Джереми,- ты у нас теперь турецкий паша и испанский гранд в одном лице. У тебя целых два…
- Отстань…
Граф все также печально смотрел на нас.
- К сожалению, я не могу в данный момент удовлетворить ваше любопытство, и прошу меня за это извинить. Я предлагаю вам просто принять все как есть. Как есть…
И по сути, на этом наша беседа закончилась…


х х х


Наступила осень, улетели птицы.
Ходят по подвалам маньяки-убийцы.
Я сожгу скворечник возле грязной лужи
Все равно он старый, никому не нужен…

х х х


« Ну вот, гутен морген, как говорят саксонцы, хотя на самом деле я не уверен, что они настолько саксонцы как из себя представляют. Ой! Чего это я в самом деле как в Одессе на привозе… И вообще что у нас сегодня, в смысле, где мы сегодня? Интересная все-таки штука жизнь, никогда не знаешь, где проснешься на следующее утро. И вообще ни черта в ней этой жизни не знаешь никогда. Такие вот дела, блин.
Была у меня одна дамочка, в свое время, так она утверждала, что жизнь с утра это совсем не то, что жизнь накануне. Пили мы тогда с ней, кажется, шнапс, да точно шнапс, она еще утверждала, что является древним потомком этих самых саксонцев, короче. Намучился я с ней… Ладно, сие есть дела давно минувших дней, не стоит об этом…Оппа! Да мы сегодня вообще герои… Да. Ночевали мы нонче под ясными звездами, что это у нас намедни или ныне? Парк. Центральный надеюсь, в смысле люкс или… Нет, похоже это все-таки просто парк без всяких. Окраина. А это что за тело. Движется, дышит, руками размахивает. Наверное, спортсмен, копьеносец, в смысле копьеметатель…Ян Железны…Чехословакия. Олимпийский чемпион, хрен знает, какого года…»
-Саша! Вы проснулись! Сие отрадно! А вот думал про наш вчерашний разговор и знаете никак не мог впасть в объятия пресловутого Морфея… И как ни странно, я все более и более склоняюсь к мысли, что в словах ваших немало правды…Хотя что есть правда и кривда в своем истинном обличии…Но это тема отдельной дискуссии, я думаю у нас еще будет для нее отдельное время…
«Боже, кто это еще! Какая к чертям дискуссия?»
Всё как обычно. Начиналось самое неприятное, а именно подключение к реальности, я почти физически ощущал эти угольные стержни. Заметьте именно угольные стержни, гладкие, но неумолимые и ужасно неприятные стержни, вонзающиеся в мой еще парализованный алкоголем мозг и гадко так противно входящие в него… Брр…Это было страшно. Это было мучительно, но… Я справился. Говорю об этом с идиотской, дебильной, если хотите истинно славянской гордостью. Которую поймет далеко не всякий читатель… Но это действительно так и это действительно было…Так еще раз чуть-чуть напрячься и вспомнить, кто это у нас такой разговорчивый. Откуда-то из прибитого подсознания всплыло классическое: «Как вас называли в детстве?» «Киса…» «Конгениально!» И вправду конгениально! Лучше и не скажешь.
Так и есть, я вспомнил. Вспомнил! Конрад Карлович! Старый бандит из созвездия Гончих Псов! Живой и, кажется, даже более бодрый, чем я. Чего ж я ему там вчера набуровил?
- А я все же придерживаюсь мнения, что заселение нашей планеты осуществлялось четырьмя различными цивилизациями…
Он бубнил у меня над самым ухом. Было очень холодно и жутко хотелось отлить. Я разлепил один глаз. О боже! Все это правда! В смысле я жив, в смысле похмелье и в смысле я на лавочке в парке. Такие дела брат…
А кто это у нас бубнит? Это Конрад Карлович бубнит. Ох, и нудота… Блин. Я сделал героическое усилие и присел, обводя глазами хмурый парк и подыскивая ближайшее дерево. Какие-то собачьи инстинкты во мне пробуждались. Эх…
Потом я бесцеремонно перебил старика, чтобы хоть как-то унять поток его красноречия:
- А чего там вчера за машина была? – « Надо же какой бред вспомнился! Значит, борется организм, борется родимый!»
- Какая машина? – удивился профессор. Секунду подумал и махнул рукой. Энергично так махнул…
- Впрочем, продолжим… Видите ли господа,- профессор обвел глазами несуществующую аудиторию,- есть вещи с одной стороны настолько очевидные, насколько с другой стороны никто на них внимания не обращает, а точнее не хочет из-за их очевидности, наверное. И вот, скажите на милость, почему европейцы в большинстве своем пишут слева направо, арабы справа налево, а китайцы сверху вниз? А? Вот вам загадка достойная лучших психологов современности! А я вам скажу, что мозги у всех разные и это тоже вещь очевидная, вот в чем вся штука. И идет это из памяти, из глубин, из подсознания…
Примерно на этих словах мне стало легче, и я снова приблизился к так полюбившейся мне лавочке. Зевая во весь рот, я смотрел на удивление бодрого профессора и в кармане куртки обнаружил сигареты. Это было здорово. Конрад Карлович вещал, словно на лекции в своем университете или где он там вещал?
-Древнее необъяснимо для нас нынешних. А по секрету, по секрету скажу, скажу… Была еще и четвертая цивилизация! Обязана была быть.- Он словно и не нуждался в волшебных ста граммах. А я нуждался.- И писала она снизу вверх! Потому что крест! Крест должен быть завершен по всем направлениям!
«Ага, - подумалось мне,- Карфаген должен быть разрушен. Мой безумный друг совсем спятил, как тот очумевший сенатор».  Где же тут киоски?
Профессор меж тем уже булькал и сморкался, причем без носового платка, устало, опершись всем телом о свою «глубокоуважаемую аудиторию» он шептал «милостивым государям» в самое ухо, «государи» морщились, но терпели.
-Я не знаю, что с ними стало, не знаю, но возможно они и сейчас среди нас, невидимые. Или просто мы не хотим их замечать, как не замечаем ничего. А может, и вымерли они как динозавры. Или как население той же Атлантиды. Да. Скучно им с нами стало, да и что за радость смотреть на наши рожи милостивые вы мои государи!
 Тут я, наконец, поймал момент и произнес значительно:
- Уважаемый Конрад Карлович, смею вам заметить, что уже утро, а мы еще не похмелившись…
Профессор всплеснул руками.
- Саша! Ой, а что ж это я … У меня тут вот, вы пока спали, а я раньше… И сбегал, тут недалеко…
Я внимал. Сидел и внимал. Глядя на то, как профессор споро вынул початую бутылку: «вот почему он так бодр!», как за ней на лавочке появились два пластиковых стаканчика, какая-то булочка, сырок плавленый. Эх, золотой человек Конрад Карлович! Профессура!
Мы чокнулись, выпили за науку. Помолчали. Мир переставал быть хмурым. Повторили. В мире появились краски.