словно ткань, сшитая гнилыми нитками. Сперва исчезло то, что Ким видел прямо перед глазами, потом сгинуло и все остальное.
И вот, тогда с сознанием стали происходить удивительные вещи. В нем словно разверзлась бездна, вместив в себя единовременно всю память Кима, всю память тех, кого он знал или просто видел, и память сотен тех, кого он не знал и не видел. Память эта открылась, конечно, не в виде образов. Будь это так, Ким был бы просто распылен в пространстве всею этой мощью страстей, впечатлений, переживаний и чувств. Все открылось ему в виде одного всеобъемлющего и тотального ощущения проникновения. В одно мгновение Ким перестал быть собой и кем бы то ни было еще. Он стал, как бы, единым нервом, сгустком векторов и энергий, средоточием взаимопроникающих силовых полей, ничтожно маленьким и необъятным одновременно. Вновь исчезло время, пространство утратило свои свойства, то, сворачиваясь до бесконечности внутрь, то, разлетаясь во все концы бесконечной Вселенной…
11.
Ким обнаружил себя крепко стоящим на ногах, хотя мгновение назад (или прошла уже вечность?) он лежал и не мог подняться с пола. Тяжесть и неуправляемость, царившие в его теле тогда, без следа испарились. Он чувствовал себя превосходно и удивительно по-новому. Определения этому чувству было дать невозможно, но Киму, как ни странно, больше не требовались определения, равно как и суждения, предположения и умозаключения. Он огляделся по сторонам и обнаружил себя в миле от бункера, внутри которого только что (или когда-то?) видел себя в кошмаре. Он стоял как раз за линией укреплений хасидов. Их тела мирно покоились то тут, то там, и это вовсе не выглядело ни страшным, ни нелепым. Напротив, объяснение пришло к Киму само собой, словно кто-то внутри его беззвучно ответил на незаданный вопрос: биология клонов в сотни раз более уязвима для психотронного оружия, чем структура аборигенов Земли. Первый же импульс начавшей беспорядочно блуждать энергии периметра убил их всех, одновременно, «не рой яму ближнему», как говорится.
Периметр пал перед ним, утратил свою тотальную власть, он был теперь таким же несущественным, как и все иллюзорные картины (или, вернее, все версии реальности), которые «собирал» его ум до этого. Своим новоприобретенным тихим знанием Ким, как бы, ощупывал себя. Свое внутреннее пространство, которое стало теперь таким большим и таким свободным! Он прислушался к себе: сможет ли он теперь радоваться или страдать? Будет ли испытывать голод и жажду? Возможно, что да. Возможно, что он будет совершать ошибки и допускать заблуждения, но, вслушиваясь в безмолвное и тихое Нечто, которое открылось в нем теперь, это будут лишь поверхностные состояния, вроде ряби на зеркально поверхности озера. Наверное, ему пока далеко до настоящего Просветления, как понимали это древние мудрецы, ведь они испытывали родство и единство со всем Сущим в непрерывном самоотверженном деянии. Ким улыбнулся чему-то и пошел к розовеющему восходу, прочь от поля боя и поля ужаса. Деяние в нем еще не зародилось, он был все равно, что новорожденный. Что случилось с ним, чьими жизнями он жил мгновения, а может и года, он не знал. Но знал, что все, что пережито осядет в сознании крупинакми постижения, как золотой песок оседает из мутной воды в сите терпеливого старателя. Навстречу ему прокатился знакомый гром. Это снова был Прохожий, хотя, впрочем, теперь Ким мог бы отбросить это бессмысленное название. Он не знал, конечно, подлинного имени великолепного и могучего духа, который возник у него на пути в виде высокого светового столба, но мог узнать, если захотел бы. Лишь на мгновение трепет проник в его сердце, когда световая волна накрыла его.
Сторонний наблюдатель, если бы таковой случился поблизости, был бы немало удивлен, увидев, как какой-то парень вошел прямо сквозь броню старинного шагающего танка, мирно ржавевшего тут много лет, прямо внутрь. И не вышел наружу, ни сквозь метал, ни сквозь открытые зияющие люки. И, больше того, если бы этот гипотетический наблюдатель заглянул внутрь, он обнаружил бы, что там никого нет. Однако зафиксировать эти престранные факты, увы, было некому.
12.
Тишина уже жила в нем и совершала некое таинственное действо без нетерпения и поспешности, не нуждаясь ни в чем кроме себя. «Она заполняет пустоты», - подумал Ким. Да, всезнающая тишина растекалась лишь ей известными путями по его существу, самодействуя в нем, творя и созидая нечто пока неоформленное, нечто, напоминающее набухшие семена, которые млеют в тепле и темноте, готовясь пустить навстречу яркому свету первый росток. Эта волна потаенных изменений прокатывалась куда-то внутрь и вглубь, затрагивая все новые и новые островки непроявленности и бездействия. Постепенно у Кима стало созревать некое удивительное ощущение, в сотни раз превосходящее по остроте и томительности те, что он пережил, вновь обретая желания, блуждая в мирах, порожденных периметром. И теперь нечто невероятно важное и дорогое, нечто такое, что сохраняло его от хаоса и распада, казалось, от времен сотворения Мира, искало в его сознании воплощения. Оно влекло его самой своей сверкающей простотой, не маня и не прельщая. Ощущение это требовало дать ему дорогу, дать ему жизнь, открыть его образ. И как только образ, еще неосознанно, стал складываться и фокусироваться, он не замедлил материализоваться прямо перед Кимом. Это была Яна…
Как ни странно мир вокруг снова начал меняться, и тогда тишина внутри подсказала Киму: все, что ограничивает человека – тот же периметр, те же Сети Дьявола. Сколько еще периметров предстоит ему преодолеть? Он увидел ее. Вернее, не увидел, а воспринимал всем существом. Ведь смотреть, значит воспринимать отдельно глаза, уши и рот, складки на одежде и изгибы фигуры. Он видел ее всю, видел свет, который проливался сквозь нее от чрезмерной полноты. Этот свет помещал в себе все. Но сказать о своей безмерной любви, которая через Яну охватывала всю бесконечную Вселенную, он не мог. Это не был страх, но своего рода робость, ведь Ким не знал, как именно любят за пределами периметров.
- Ты – Мастер Зимней Ходьбы! – Ким преклонил колено, - я догадался почти сразу.
- Ты очень догадлив, мой хороший, - мягко проговорила Яна, решительно поднимая его за плечи, - но теперь и ты – тоже! Ты преодолел границы.
Ким как-то не думал об этом, но сейчас понял со всей ясностью, пережив все то, что пережил, изменившись так, как он изменился, уже нельзя было остаться прежним человеком.
- Но ты была такой с самого начала…
- Я была такой с тех пор, как стала такой. Мастером можно только стать.
Между тем процесс заполнения пустот и впадин шел у Кима интенсивными темпами. В нем постоянно что-то расширялось и вспыхивало. Не то, чтобы он не знал что, однако ему не было известно название этому. Сознание его летело и летело куда-то вширь и вдаль, а потому он пришел к единственно возможному выводу:
- Тогда я должен вернуться, ведь это меня тогда ждут они там. Вернее не ждут, но я должен…
- Конечно Ким, иди. Иди, когда границ больше не останется.
Орел, 2005-2009 г.
