Мумиё

культуры… Они строго по правилам живут: это нужно, то нельзя. Пить нельзя, ругаться нельзя. Я при одном таджике заматерился, без задней мысли, так, для связки слов, так он драться полез, подумал, короче, я его оскорбить хочу…  Разве можно так жить?

– Можно и нужно, –  отрезал вдруг Кирилл.

Стас опять посмотрел на него. Он словно к нему приглядывался.

– Кому нужно? Не по правилам, неизвестно кем и когда придуманным надо жить… – Стас оглушительно чихнул, –  …а как душа велит. (Девушка согласно покивала головой.) Я давно заметил: те, кто всегда правильно поступают – недобрые обычно. – Он глядел на звезды. Окружающая обстановка располагала видимо к философствованию.– Злятся они на людей как бы за то, что ради них душу свою в узде держать приходится…

Маша слушала, не отрывая от Стаса взгляда. Кирилл пригладил на голове редкие светлые волосы, сказал желчно:

– Удобная философия.

Стас нахмурился, однако промолчал.

– А я со Стасом согласна, –  задумчиво и как будто грустно произнесла девушка. – Что от сердца идет, только то и настоящее.

Кирилл лишь нетерпеливо и досадливо махнул рукой.

Гость остался у них ночевать.

А утром Стас проснулся в жару.

– И как ты умудрился летом простудиться, –  удивленно и недовольно сказал Кирилл.

– Сам не пойму… Прошлой ночью я по дороге шел; мимо Газзы прохожу, смотрю: в реке щенок барахтается, из последних сил. Может, свалился, может, бросили – не знаю. Полез, вытащил, самого чуть не снесло. А потом, за поворотом уже, как был, мокрый, на земле заснул. (Маша молча всплеснула руками.) От этого, может. Мне собак всегда жалко. Я его с собой хотел даже взять. Только куда я с ним?

– Конечно, их жалко, – кивнула девушка. – Они же как люди чувствуют всё.

– Анимализм,– буркнул как бы про себя Кирилл.

Маша стала рыться в своем рюкзаке.

– Я вроде сюда аспирин поклала. Не могу найти…

– Очевидно, не положила. И уж точно не поклала, – раздраженно заметил Кирилл. Он не мог скрыть досады: день был потерян.

– Тогда, Кирюша, ты, может, сходишь, эфедры нарвешь? Дядя Дима говорил, она от простуды лечит.

– И что мы с ней будем делать? – отмахнулся тот. – Это лекарство, на фабрике из нее изготовленное, помогает, возможно.

– Ничего не нужно, Маша, –  поддержал его Стас. – Пусть организм сам борется, не надо ему мешать. Жар – это полезно, клин клином вышибают. Кризис пройдет – и я как огурчик буду.

Он бодрился, шутил, но температура продолжала подниматься. Маша не отходила от него ни на шаг. Поила горячим чаем, прикладывала ко лбу смоченное в холодной воде полотенце. К вечеру Стас покрылся потом, застучал зубами. Затем забылся тяжелым сном.

Проснулся он в полдень. Здоровым, как и обещал. За чаем Стас дал несколько советов.

– В сухих пещерах ищите. В сырых мумиё не бывает. И на очень большой высоте не бывает. Искать лучше вдвоем.

– А я сегодня уезжаю, – вздохнула девушка.

– Печальный факт. На пару надо искать, на пару. – Он посмотрел на Кирилла.

– Я тебе свой спальник оставлю, – решила Маша. – Тебе, Стасик, сейчас переохлаждаться нельзя.

Кирилл скривил тонкие губы. Стас от спального мешка отказался. После чая Маша отвела Кирилла в сторону.

– Кирюша, по-моему, он хочет вместе мумиё собирать.

Он посмотрел на нее ледяным взглядом.

– И зачем он нужен?

– Мне спокойнее будет, если ты не один.

– Еще неизвестно,  что он за тип. Ходит ночами… Руки в наколках…

– А  по-моему, хороший человек.

Он сдвинул брови.

– Да ты вообще не знаешь уже как ему угодить! Только и слышно: «Стасик! Стасик!»

Маша отшатнулась.

– Кирюша, ты что?.. Он же в таком состоянии был…

– Эти твои нежные взгляды тоже в лечение входили?

Несколько секунд девушка смотрела на него с молчаливым укором. Потом вздохнула.

– Ты сам, между прочим, ему чай предложил, ночевать оставил.

– Если приходит гость, его надо принять. Угостить. Такое правило. Меня родители так воспитали. Но теперь мы все, что положено, сделали. Пусть уходит.

Они вернулись к палатке. Минуту все молчали. Стас, кажется, догадался обо всем. Он встал. Сказал с искренней теплотой:

– Спасибо за все.

Крепко пожал руку Кириллу, с признанием взглянул на Машу. Наверное, он принадлежал к тем, кто скуп на изъявления благодарности именно из-за своей благодарной натуры. Такие люди боятся растратить чувство благодарности на слова, они ждут возможности выказать благодарность в поступке, в деле. Стас ушел.

Они намечали спуститься в одну пещеру, но теперь времени на это не оставалось. Кирилл проводил Машу до Пенджикента, посадил в самаркандский автобус. Он был угрюм, почти не разговаривал. Она уехала с тоской в душе.

3
 
Маша вернулась в палатку, долго ворочалась в спальном мешке. Наконец она заснула тревожным, чутким сном.

Дмитрий разбудил ее на рассвете. Только они сели пить чай, как услышали сердитые возгласы. К ним со стороны дороги подъезжал на ишаке молодой таджик в полосатом халате. Голову покрывал завязанный на затылке синий платок.

– Э-э, Дима! Ты зачем хому загубил? Желтая стала, сыпется. Каждый год ее режешь! Менять надо место. Что наши козы кушать будут?

– Хайдар не жалуется, – сдержанно ответил Дмитрий. – Над дорогой эфедра, действительно, сохнет, все правильно. Это когда коз по дороге перегоняют, они ее жрут, отрасти не дают. А тут-то смотри, Зиё, какая эфедра. – Он широким жестом показал на сизые кусты. – Загляденье!

Таджик то и дело поглядывал на девушку. И она каждый раз опускала длинные ресницы: трудно было выдержать пристальный взгляд его глубоко посаженных черных глаз. С ишака он не слезал. Тот принялся щипать траву.

– А крики наверху слыхал,  Дима? Человек кричал. Жалобно кричал…  Потом замолчал.

На открытом, милом лице девушки изобразился испуг.

– Что-то слышал… Я думал – почудилось…  Слезай, Зиё, чай попей.

–  Э-э, некогда…  А такого русского здесь не видел? Двадцать четыре года.  Высокий. Волосы короткие. Глаза темные. На щеке родинки, – без запинки проговорил таджик. – В Рудаки приметы его прислали. Из колонии сбежал. За убийство сидел.

Маша широко открыла глаза. Дмитрий погладил бороду.

– Такого не встречал.

– Видели, как он мумиё продавал. – Зиё заговорил горячо и сердито. – И он за мумиём сюда пришел. Почему, Дима, все в наших горах мумиё собирают? Всё уже выгребли! Это же наше мумиё. Наше богатство!

Дмитрий молчал. Зиё еще раз взглянул на девушку, развернул ишака, хлестнул его в сердцах плеткой и уехал.

– Это один из братьев, – сказал Дмитрий. – Не люблю я его. Он всегда вредным был, а теперь, когда о независимости заговорили, еще вреднее стал.

– А что за крики, дядя Дима? – пролепетала Маша.

– Когда я позавчера на том сыпце работал, вроде бы кричал кто-то. Еле слышно. Протяжно так. Я еще подумал: волк воет. Крикнет – замолчит. Потом опять… А вчера там был – тишина.

– Что же вы мне не сказали?

– Говорю же: думал – показалось. Не хотел тебя тревожить без причины.

Солнце уже осветило двуглавую вершину. Они двинулись в путь. Поднимались по неглубокому ущелью, по едва намеченной тропе, между кустами эфедры и дикой вишни.

– Да, полазил я за мумиё в свое время, – равномерно, в такт вдохам и выдохам, заговорил Дмитрий. – Чего только не было. И падал, и кости ломал. Один раз змея чуть не цапнула. Я голову в нишу в скале всунул, мумиё высматриваю. А сам над пропастью стою. Вдруг замечаю: сантиметров пятнадцать от лица – змея!  В кольца уже свернулась, вот-вот бросится! Я отпрянул, едва вниз не сорвался. Если б она в висок, скажем, укусила – все, конец. Я один всегда ходил. А вообще-то мумиё одному собирать нельзя…

–  И я Кирюше это твержу, – поддакнула Маша.

– …Но такой азарт появляется, что про опасность забываешь. Это как страсть, как болезнь. Я оттемна дотемна готов был искать. Зато когда много находил – вот радость-то была! Ни с чем не сравнить.

Граница между освещенной частью горы и тенью приближалась: она опускалась к ним, они поднимались к ней.

– Как я один раз пещеру с мумиё обнаружил! – Он все больше оживлялся. – Я тогда в Шахристане эфедру собирал. По договору с Лекраспромом.  Есть такая контора во Фрунзе. Я сам оттуда. Раньше  Лекраспром и в Таджикистане эфедру заготавливал. Потом таджики сами за это взялись. Я вот пенджикентскому лесхозу сдаю. А перерабатывающая фабрика в Казахстане, в Чимкенте… Ну и вот, весь день я мумиё искал, ничего не нашел.  Стал домой спускаться. Вдруг что-то меня насторожило. А что – не пойму. Постоял, подумал. И сообразил. Только что под моей пяткой земля слишком уж податливой оказалась. Я вернулся, начал разгребать. Под травой, под слоем земли камни показались. Между ними – дыра. На нее-то я и наступил. Расшатал камни, отворотил. Смотрю: вход в пещеру! Сколько я там мумиё нашел! Ни до, ни после так много не находил…. В этом деле чутье необходимо, интуиция.

Они вышли из тени. И сразу под лучами солнца идти стало тяжелее.

– В семидесятые годы был настоящий мумииный бум. Мумиё считалось лекарством чуть ли не от всех болезней. Сейчас ажиотаж поубавился. Конечно, мумиё не панацея, но во многих случаях действительно помогает. А при переломах так лучше средства и нет. На себе проверил. Валерия Брумеля мумиё вылечило. У него же после аварии ни одной целой кости не оставалось.  Потом снова прыгать стал…  Грамм тогда десять рублей стоил! Все бросились мумиё искать. Геологи, альпинисты, чабаны…  Многие обогатились. Да и я жил безбедно. Вот только продавать я его не любил.  Смотрят на тебя недоверчиво, недоброжелательно.  Как на шарлатана смотрят. В России – а я и туда возил продавать  –  милиция меня несколько раз задерживала. Думали – наркотик. Мумиё на опиум похоже. Приходилось объяснять, доказывать. Однажды за спекуляцию хотели привлечь. Была такая статья. А я же сам его добывал – какая спекуляция!..  И обворовывали меня, и грабили. Одним словом в тягость это все мне стало. До отвращения. Начал я подумывать бросить это дело. Последней капли не хватало. И вот два года назад полез я в одну пещеру. В нее узкий лаз вел, метра два длиною, почти горизонтальный. Он мне сразу не понравился: камни как-то нехорошо нависали, угрожающе. Но я всегда, когда мумие собирал, в какой-то эйфории находился. Все мне было нипочем. Полез. Иногда спиною верхние камни задевал, и они как будто шевелились. Но ничего, пролез. Мумие в пещере было, особенно в одном углу. Отбивать решил тихо, легонько. И только молотком по стамеске ударил – сзади грохот. Лаз засыпало! Полностью.  Никому не пожелаю того, что я тогда испытал. Сознавать, что ты заживо замурован! Страшнее ничего не может быть…

Маша взволнованно слушала, глядя испуганными глазами то  себе под ноги, то на затылок Дмитрия.

– Пришел немного в себя. Стал разбирать завал. Медленно, осторожно. На каждый камень у меня уйма времени уходила. Резкое движение сделаю – все камни в движение приходят. Я уж не верил, что выберусь. Нет, вылез! Повезло как всегда. Смотрю: уже сумерки. Это я полдня вылезал. Сел на камень. Руки, ноги трясутся. Пот градом. Решил: все, с мумиё завязываю. Иначе добром это не кончится! С тех пор я мумиём не занимаюсь.

Теперь тропинка шла в основном по левому травянистому склону. Дно ущелья загромождали глыбы, скатившиеся с крутого и скалистого правого склона.