Мумиё

самого совесть мучила: он же говорил, что не пьет, когда мумиё собирает, а тут попросил водку принести…  Я не выдержал, плюнул на всё, домой поехал. И вот еду в грузотакси и думаю: что же я делаю? Я ведь человека на смерть обрекаю. Так ясно представил, что если сейчас ничего не предприму – до конца жизни винить себя буду. Слез, пошел назад. Решил: освобожу того в любом случае. Лишь бы успеть, думаю. Стас же его крики с трудом переносил, все грозился в пещеру спуститься и шею тому свернуть. Он-то рассчитывал, что криков слышно не будет, что сутулый без воды тихо сам помрет. А тот отверстие расковырял и в него кричал. Оно прямо в отвесной скале, никак не закроешь. .. Я так спешил, что на том камне поскользнулся…  У Хайдара все сомневался: говорить ему или нет? Сказать  – значит Стаса предать. Решил: сам пойду. Но не получалось, на ногах еле стоял. Голова кружилась. Только сегодня нормально себя почувствовал. Бутылку взял, думал, что тот, если Стас его еще не прикончил, от жажды умирает…

Маша искоса поглядела на него долгим глубоким взглядом. Несколько метров они прошли молча.

– А я на экзаменах провалилась, – со вздохом сказала она. – И знаешь, кто мне двойку поставил? Папа твой! – Немного помолчав, она добавила с затаенной обидой: – По-моему, Иннокентий Илларионович с меня даже строже спрашивал, чем с других.

– Строже? Не может такого быть. Беспристрастно  – да. Отец и мне поблажек не давал, все пять курсов. Готовиться тебе надо было, а ты в горы напросилась. Я же говорил…

Он опять погрузился в свои мысли. Они прошли мимо сложенных рядами у самой дороги мешков с эфедрой. Мешки лежали и на осыпи. Маша вздохнула снова.

– Кирюша, никому ничего не скажем. Ладно?

– Само собой.

– Никогда я больше сюда не приеду. И тебя не пущу.

– Я и сам не поеду.  – Он усмехнулся. – Я же им обещал, что мумиё здесь собирать не буду. А слово надо держать. Меня….

– Тебя родители так воспитали? – Она нежно посмотрела на него. – Вот за это я тебя и люблю!

2007 г.