Глава 2
Эмилия стойко терпела все тяготы пути, связанные с непривычным положением, седло впивалось в ребра, кружилась голова, ее тошнило и подбрасывало на каждой кочке. Рука дикаря то и дело придерживала ее за спину, чтобы она не вывалилась под копыта жеребца. Но вскоре все закончилось, они въехали в деревню. Послышались многочисленные голоса, детские крики, запахло костром, лошадиным навозом и свежескошенной травой.
Пленниц стащили с лошадей и привязали к столбам, расположенным по центру поселения. Эмилия с трудом могла вздохнуть, на теле наверняка останутся синяки, волосы лезли ей в лицо, кожа под веревками стерлась. Она с трудом повернула голову и увидела Камиллу. Сестра явно пребывала в шоковом состоянии, глаза расширены, бледная, дрожащая.
- Все будет хорошо, - шепнула Эмилия, - скоро мы будем на свободе!
Хотя она сама с трудом в это верила. Деревня пряталась за лесистыми рощами, ее надежно скрывали кустарники и деревья. Наверняка, она так же хорошо охраняется дикарями. Да и не справится их мужчинам с таким многочисленным отрядом вооруженных до зубов команчей, тем более на их же территории. Эмилия чувствовала себя виноватой в том, что втянула в это сестру, это все из-за ее беспечности, бесшабашной глупости и жажды приключений и авантюр. Камилла здесь долго не продержится. Нужно срочно что-то придумать, найти выход.
"Давай, Эмми, думай, думай быстрее" – от отчаянья хотелось заплакать, но она не доставит этим дикарям такого удовольствия.
Краснокожие женщины и мужчины, а так же чумазые ребятишки, столпились возле пленниц. Их лица были суровыми, они смотрели на девушек с презрением. Некоторые из детей швыряли в их сторону камни и строили им гримасы. Эмми видела, что Камилла близка к помешательству, ее глаза расширились еще больше, а губы посинели.
– Милая не волнуйся, они не посмеют причинить нам вред. Эти люди хоть и варвары, но должны понимать, что мы не простолюдинки за которых некому заступиться. Неприятности индейцам не нужны, им и так не весело живется. К тому же не забывай о мирном договоре, они не станут нарушать его из-за такого пустяка. Тот великан, в которого ты стреляла жив-здоров, твоя пуля лишь слегка его задела. Поверь мне на слово, они просто пытаются нас запугать…
– Запугать? – всхлипнула Камилла, глядя во все глаза на заметное оживление, на явную угрозу, исходящую от этих людей, – должна признать, что у них это, неплохо выходит, сейчас нас забросают камнями или сожгут…
– Да прекрати, Камилла, команчи достаточно цивилизованное племя, –утверждала Эмилия, совершенно не уверенная в своей правоте, надеясь, что ее доводы успокоят сестру, – и, в конце концов, иногда нужно доверять своей интуиции, поверь, очень скоро нам удастся выбраться отсюда.
Люди внезапно затихли и расступились. Эмилия напряглась в готовности к любым испытаниям, но когда поняла, что именно так испугало Камиллу, облегчённо вздохнула.
– Послушай милая, я тебя прошу, не строй больше таких гримас, иначе меня когда-нибудь хватит удар!
– Это он? Это, его? – бессвязно прошептала та, не отрывая взгляда от воина, который вышел вперед, и зловеще застыл неподалеку от пленниц.
Эмми его узнала, несмотря на то, что теперь его лицо не скрывал боевой раскрас. Это был тот самый краснокожий, которого ранила Камилла. Сейчас он казался еще огромней и опасней. Он отличался от своих соплеменников. В его черных как смоль волосах, очень длинных и блестящих, красовалось ярко красное перо, тогда как у других перья были белыми. Кожа индейца отливала бронзой. Он смотрел на пленниц, слегка нахмурившись, взгляд тяжелый, словно свинец, проникал прямо в душу и обжигал ее ледяным ужасом. В таких как он нет жалости, скорей всего их обеих ожидает жестокая расправа. Но Эмили не позволила панике овладеть ею, она повернулась к сестре:
– Если ты имеешь ввиду того типа в которого стреляла, то да. Видишь, на голове повязка, и как я уже говорила, он цел и невредим, – невозмутимо ответила Эмилия, словно была только зрителем театрального представления.
Но Камилла уже ничего не слышала, она ошеломлённо глядела во все глаза на представшее перед ней диво природы.
Эмили и сама никогда не видела ничего подобного. Рядом с этим дикарем, Геркулес мог показаться худосочным мальчиком. Но, несмотря на столь гигантские размеры, он напоминал ей затаившегося перед прыжком грациозного хищника.
«О Боже!» – мысленно взмолилась она, чувствуя, как сердце сжимается, то ли от восторга, то ли от ужаса. Рядом раздался тихий стон, и Эмили резко обернулась к сестре.
Легкая дрожь пробежала по телу Камиллы, внезапная слабость подкосила ноги, и окончательно обессилив, она повисла на верёвках.
Послышалась барабанная дробь. Старейшины племени присели полукругом на отведенные им места. В наступившей тишине самый старший воин, привстав со своего почётного места заговорил, обращаясь к пленнице на своем гортанном языке. Его голос звучал, хрипло и грозно.
– Чья рука подняла оружие на вождя племени команчей? – перевел один из молодых дикарей и посмотрел на женщин с такой яростью, что у Эмми быстрее забилось сердце. Хоть и говорил он с акцентом, страшно коверкая слова, Эмми поняла, что он имел ввиду. Теперь она уже не сомневалась, что им прийдется туго. Тот здоровенный индеец, которого ранила Камилла – вождь этих варваров. Наверняка за такое преступление полагается самая жестокая кара.
Она бросила взгляд на бесчувственную сестру, затем перевела взгляд на вождя. "Интересно он помнит, кто в него стрелял?"
Эмилия, судорожно глотнула воздух, понимая, что от ее тона в какой-то мере зависит их участь, и с почтением, стараясь, говорить медленно и внятно произнесла:
– О, великий воин! Это моя пуля послужила причиной вашего волнения. Но, к нашему всеобщему счастью, вождь жив и мне, остаётся только принести свои извинения, за этот нелепый, досадный инцидент. Поверьте, у меня и в мыслях не было, нарушать подписанный с вами мирный договор и устраивать незаконную охоту на индейских воинов.
Старейшина выслушал своего переводчика, а потом бросил на девушку взгляд полный сомнения.
– Ты все сказала бледнолицая?
– Мы не виновны, то, что произошло просто случайность. Глупая, нелепая случайность, – сказала Эмилия, и гордо вскинув голову, устремила свой взор на вождя. Тот невозмутимо смотрел на девушку, слегка прищурив глаза.
– Совет Старейшин решит, виновны вы или нет. А пока что молись своему Богу, бледнолицая, потому что очень скоро ты пред ним предстанешь.
***
Воины племени собрались вокруг костра, полыхающего в просторном вигваме. Вся внутренняя поверхность шкур, за их спинами и над головами, была покрыта мастерски выполненными изображениями величайших сражений, победа в которых была одержана благодаря хитрости и доблести славных воинов. Дым костра мягко обволакивал деревянный шест посередине вигвама, и исчезал в маленьком отверстии на крыше.
Только что закончил свой рассказ, Острый Коготь, верный друг Раскатистого Грома. Все остальные воины поочередно высказали своё мнение касательно того, наказать или помиловать пленниц. Вскоре разговоры перешли в яростный спор. Голоса становились громче. И, в конце концов, старейшины постановили
– Виновна!– и обратили свои взоры к вождю.
Раскатистый Гром, вождь племени команчей в свои двадцать пять лет был необычайно высокого роста и, ещё более необычайного крепкого телосложения. Ярко выраженная мускулатура под бархатной кожей, не то что бы говорила, она кричала об огромной физической силе. Это, и выделяло его среди воинов своего племени, вызывало страх, повиновение и уважение. Неторопливо покуривая трубку и задумчиво глядя на причудливо поднимающийся дым, он заговорил, его голос зазвучал твёрдо и звонко, словно раскат грома.
– Братья, вы устали от того что бледнолицые постоянно нарушают подписанный нами мирный договор. Они безжалостно убивают наших воинов, женщин и детей, а американские власти смотрят на это сквозь пальцы. На моем месте мог оказаться другой, и возможно эта пуля его бы сразила. Но этого не произошло. Женщину вы не казните. Я так решил.
Он спокойно обвел взглядом своих собратьев и снова затянулся терпким дымом из трубки. Острый Коготь в ярости отбросил свою трубку в сторону.
– Как можно оправдать бледнолицую? Если она слабая женщина, то почему берётся за оружие? – заговорил один из старейшин, люто-ненавидевший белых, по их вине он потерял всю свою семью, – Сегодня мы могли потерять тебя, а завтра бледнолицые сожгут деревню, убив нас всех! Женщина должна быть наказана! – настаивал он. Многие воины его поддержали. Речь Острого Когтя подлила масла в огонь и повлекла значительный перевес в пользу тех, кто настаивал на расправе с белокожей девушкой.
– Мирный договор, какой с него прок, если он выполняется, лишь одной стороной. Белые, как убивали наших братьев, так и убивают, оправдывая себя тем, что краснокожие совершают набеги на обозы переселенцев и крадут скот у фермеров. Не далее чем несколько дней назад, по такой же нелепой случайности погиб один их наших воинов. Белые жестоко расправились с ним, приняв его за воина кайова, угнавшего у них табун лошадей. Они не утруждают себя поисками истины, и мстят первому же индейцу, попавшемуся на глаза, будь то команчи, будь то кайова, для белых мы все на одно лицо. Страшно подумать, братья мои, неужто наступили те времена, когда даже белые женщины могут безнаказанно охотиться на нас как на диких зайцев, что же тогда ждать от их мужчин?
Воины оживлено загалдели, выкрикивая:– Виновна! Виновна!
Раскатистый Гром рывком поднялся со шкур. Его чёрные брови стремительно сошлись на переносице. Большие темные глаза сверкнули в гневе. Красивое мужественное лицо стало жестким и непреклонным. Обведя взглядом лица воинов, он задержался поочерёдно на каждом, затем заговорил, тем же громовым голосом.
– По законам нашего племени эта бледнолицая моя пленница, и я могу делать с ней всё что захочу! Вы не тронете их обеих, пока я не решу, ясно?
Он быстро вышел из вигвама, а Острый Коготь бросился за ним, догнал и дернул за плечо:
– Как понимать твое решение, брат? В вожде команчей, в конце концов, проснулась и заговорила кровь бледнолицых?
Его слова Раскатистый гром принял спокойно и невозмутимо. Безусловно, он обладал властью, как титулованный лорд, и именно эта власть, данная ему соплеменниками, не позволяла с пренебрежением относиться к своим воинам, тем более к Острому Когтю.
– Острый Коготь, ты же воин, а не хитрая подлая лиса, как Кайовы, будь честен с самим собой. Я вижу в твоих глазах ненависть к женщине с серебряными волосами, но, ты, же знаешь, не хуже меня, выстрелила не она, а та другая.
Острый Коготь, видимо, не зная, что возразить, опустил голову. Вождь был прав, эта женщина не стреляла! Но неприязнь, даже ненависть, поразила его словно молния, почему-то именно к ней. Это чувство не подавалось логическому анализу. Подобное мужество и самообладание присущее ей, казалось бы, должно было вызывать уважение, но нет, он ненавидел ее, ненавидел всем сердцем, сам не зная почему.
– Приведи её ко мне, я должен поговорить с бледнолицей, – бросил
